Капризы неба (СИ)
Мозг пациента стойко отреагировал на информационный поток. По крайней мере, внешне. С наигранным спокойствием Глен даже позволил бросить в лицо доктору:
- Ну, дальше.
Орехов приготовил второй лошадиный шприц.
- Мы предупредили вас о рисках, но они вас не остановили. Для вас погружение в прошлую жизнь не являлось исключительно забавой, вы преследовали вполне конкретную цель - написать книгу о том своём воплощении. В этой жизни вы многого добились, стали успешным писателем, и вас беспокоил вполне резонный вопрос - чего вы смогли добиться тогда, в ином теле в ином времени? Глен тоже был писателем, весьма перспективным и самобытным. По вашему собственному признанию, вы даже посчитали его талантливее себя. Но он не обладал тем, чем обладали вы - временем. Как вы сейчас понимаете, судьбе было угодно забрать его в молодом возрасте, поэтому он не успел раскрыть свой потенциал. Самым опасным подводным камнем в сплит-погружениях является гибель предшественника. Чем она ужаснее, тем глубже потрясения испытывает погружающийся человек. И именно глубокие потрясения зачастую вызывают побочные эффекты. В вашем случае побочным эффектом стали периодические провалы в прошлое, а именно - в день гибели Глена. Раз за разом вы переживаете те события, причём, в новых и всё более невероятных интерпретациях. Банальное, хоть и трагичное, кораблекрушение со временем стало для вас лишь звеном в цепочке мистических событий. И все они - плод комбинированной фантазии двух писателей-фантастов. По правде сказать, наш персонал уже начал с особым интересом следить за вашим сериалом. На этом проекторе я могу воспроизвести вам любую серию из него. Ведь каждый наш диалог записывается, этот в том числе. А ещё есть записи вашего обращения к самому себе. Как раз на случаи подобных провалов. - Орехов дал соответствующую голосовую команду экрану. Вместо лаборатории тут же появилась комфортабельная одноместная палата, где на кровати сидел дряхлый старик.
Глен не сразу сообразил, что это и есть он сам в своём новом обличии. Их взгляды встретились. Со стороны даже нельзя было понять, какая комната реальна, а какая - лишь проекция.
- Я представляю твои чувства, Глен, - начал старик. - Нежелание принимать объективную реальность вполне естественно для твоего состояния. Ощущение, будто у тебя украли целую жизнь. Я прав? Но на самом деле, это ты крадёшь чужую жизнь. Мою. Потому что твоя закончилась ещё до моего рождения, но тебя никто об этом, разумеется, не известил. Ты вовсе не виноват в случившемся, вина скорее на мне. Ведь это я забрался на твою территорию ворошить опавшие листья. Теперь ты, сам того не ведая, забрался на мою... - Старик тяжело вздохнул. - Я не буду нагружать тебя технической стороной вопроса, оставим это прерогативой доктора Орехова, я лишь хочу, чтобы эта запись помогла тебе смириться с реальностью и увидеть настоящий мир моими глазами, а не взглядом из прошлого. А перед этим ты должен принять участие в нашем общем деле.
Старик замолчал, с явным усилием поднялся с кровати и подошёл к окну, оказавшись спиной к кабинету главврача. Затем он заговорил, не оборачиваясь:
- Жизнь кажется несправедливой, только если смотреть на неё одной парой глаз. Однако диапазон взглядов бесконечно широк. Потому что наши с тобой жизни - всего лишь два пазла в общей картине существования одной бессмертной души. Нашей души. Ты не умер, умерло прошлое тело, но ты получил новое, в котором реализовал всё то, что не сумел реализовать в старом. А память...Это всего лишь расходный материал, привязывающий душу к телесной оболочке. Когда-нибудь мы найдём ту библиотеку, где хранятся книги обо всех наших пришествиях в этот мир. Когда-нибудь мы вспомним всё и сможем проследить свой путь целиком. Это обязательно случится. Поэтому я и не боюсь смерти. Её нет, есть завершение очередного этапа.
- Выключение, - скомандовал доктор. - Думаю, философские излияния Георгия Аркадьевича излишни. Главное - это донесённая им суть проблемы. Надеюсь, теперь вы её уловили сполна?
Глен продолжал смотреть на стену. Здравый ум столкнулся с неожиданно сложной для него задачей. С одной стороны, разложенные по полкам объяснения доктора выглядели вполне убедительными, учитывая убедительность всех предыдущих невероятностей, начавшихся с исчезновения пассажиров лайнера. С другой, еле заметная тропа острова с той же самой убедительностью могла стать дорогой в его собственный рассказ. И если весь этот мир будущего с его технологиями астральных перемещений соткан лишь из строк писательской фантазии, Глен был готов проклинать своего внутреннего творца до окончания их общих дней. У всех сюжеты как сюжеты - незнакомцы, корабли, людоеды, а у него, как обычно, история, в которую сам автор вписывается не хуже всех прочих персонажей. Здесь явно требовались основательные размышления.
- Возможно, я потерял часть памяти, но здравый ум остался при мне. Суть вашей версии я уловил, об этом можете не беспокоиться. Но о каком общем деле шла речь?
- О нём я обязательно расскажу, но прежде замечу: коль здравый ум остался при вас, вы должны понимать, что нет никаких объективных причин не доверять нам. - Орехов вновь открыл ящик стола и извлёк оттуда толстую книгу тёмно-синего цвета. - Предлагаю вам ещё одно свидетельство нереальности вашего мира. Эту книгу вы писали в периоды ясного сознания так сказать. Под нашим чутким наблюдением и наблюдением вашего редактора. Вот экземпляр, выполненный в старомодном стиле - на бумаге. Специально по вашему требованию.
Книга в скольжении, как и папки до неё, направилась на противоположный край стола.
- Редактора? - Глен остановил книгу левой ладонью и напрягся. Затем взял её в руку и прочитал: «Георгий Джинин. Мёртвый штиль».
- Как я уже сказал, на сплит-погружение вы решились не забавы ради. Вы являетесь слишком осторожным и благоразумным человеком, чтобы совершать опасные действия без веских на то причин. С вашим многолетним партнёром-редактором вы разработали проект написания романа о вашей прошлой жизни. Главная цель заключалась в нахождении всякого рода связей между двумя жизнями, причин и следствий. Таким образом, роман стал комбинацией вашей автобиографии и знаний, полученных во время сплит-погружения.
Глен открыл книгу и пролистал до первой главы. Она называлась «Завтрак в Глазго». Текст изобиловал кучей сложных терминов. Беглый пробег по нему не привёл ни к какой ясности.
- Всё начинается с научного достижения, сделанного в Глазго в две тысячи восемьдесят терьем году, - пояснил Орехов, словно перед ним был монитор, транслирующий картинку глазами Глена. - Именно тогда астральные проекции перестали считаться областью оккультизма и получили вполне научное обоснование.
Глен открыл книгу где-то в середине на случайной странице. Его целью были имена. Знакомые имена. По телу пробежался холодок, когда он их обнаружил: дядя Юра, Максим Рябоконов. В последних главах ему удалось взглядом выцепить из текста и «Костю Ракова», и «Гену Хромова».
Доктор Орехов продолжил демонстрировать, что и Глен, и его мысли оставались для самого доктора такой же открытой книгой:
- Если вы прочитаете книгу сейчас, то половина её станет для вас своеобразным зеркалом, отражением взгляда Глена, а половина останется областью непознанной тьмы, научно-фантастическим романом, кем-то придуманным вместо вас. По большому счёту, сейчас вы в каком-то роде являетесь персонажем своей собственной книги-автобиографии, хронологически расположенным на пути между двумя его жизнями, двумя ипостасями. Этот опыт, получаемый вами благодаря побочным эффектам от сплит-погружения, может быть использован в написании дополнительных глав. - Доктор на секунду замолчал и сделал особый смысловой упор на следующей фразе: - Глав, которые скрыты между событиями кораблекрушения и перерождения в новом теле.
Сознание Глена поддалось лёгкой деформации от этого упора. На что, судя по всему, и рассчитывал главврач.
- Вы имеете в виду период существования души вне телесных оболочек?