Бег

 
немым
 
мир состоит из прямых.
начиная с контура горизонта
кончая тростью слепого
обреченного никогда не увидеть
рассвет и ярко-красные горы.
мир трусоват. он прямой.
повезло если город где
вынужден жить – однополосный.
в противном случае автобана стрела
делает жизнь несносной.
по перилам скользит рука
в себе оставляя занозу.
мир несгибаем как прут
из каленой до белого стали.
я люблю рисовать. красок нет.
карандаши достали.
может стоит залезть
на нелепый крыши конек
и прыгнуть в асфальт
поцелуи спрятав в трубе…
не волнуйся. я просто тоскую мой друг.
я тоскую мой друг о тебе.
2006
 
часовой механизм
 
серенады печальных песен моих
превращаются в горсти песка.
зеркало дробью вьется во мне
танцует бездомный канкан.
и отчаяньем мажу и мажу себя
от голени до головы.
город голодный улицы жрет
вздыхают усталые львы.
любить себя невозможно.
все – блеф на кончике острия!
кончено! думала смерть обо мне.
толпились угрюмо друзья.
и я холодела шершаво касаясь
могильного шелка у рта.
хотелось чаю. но вместо него
слюной текла пустота.
и левый каблук опротивел
в ключицы впирая статику дна.
отрадно что в крематорий со мной
сегодня пришла весна
а время застыло – убогий банкрот –
в секундной и часовой.
и стало понятно что созданный мир
придуман был вовсе не мной.
но здесь как-то мертво и стыло лежать
по-прежнему мерзнет душа
и хочется выть и царапать крышку
каленой сталью ножа.
планы сбежать провалились –
мне плохо и здесь как было всегда.
одно преимущество – больше не надо
смеяться и рвать провода.
и взвесив все это не то чтоб на вес
мальчишечьим тая пушком –
прошу вас поверить в необходимость
по венам пустить молоко.
2006
 
немым
 
тоскую тобой тоскую!
пеленаю свой сон тобою!
влюбившись в тебя рискую
навеки проститься с любовью
и гордостью. как перед смертью
богатые трут мениски
о землю. я сожалею
о том что мы были капризны
и раны как хлеб смаковали
и нервы тянули капроном.
я буду стеречь в тебе тайну…
в немыслимо сладкий хронос
лечу поднимая руки.
фаланги непобедимы.
приснись мне чтоб стало не страшно
приснись мне чтоб стали едины.
2006
 
горелову
 
в шахматах просто:
если мат – то мигрень.
лбы уронившие гроссы
не дают океаны взаймы.
и не замечают лоска
черно-белой тюрьмы.
а ты…
а ты – чудо-остров.
тебя обидеть что
ким ки дука заставить
встать на колени.
я цепенею от тайны в тебе
хрупкой тревожной загадки.
ты будешь таким дооолго.
и после меня будешь таким.
в шахматах бреют души.
и гамлет не столь резонен
сколь в феврале в аризоне
партия без туры.
а ты…
а ты свободен и дышишь!
три кошки в уютном доме
весну встречать наготове
как африканские львы.
в шахматах пот не принят.
линии режут линии
пересеченья отныне
зовутся глаголом «съел».
а ты…
а ты влюбляешься в дроби
и в барабанном ознобе
ликуешь диктуя сердцу
единственно нужный ритм.
и я наблюдаю это.
и чувствую – скоро лето.
но не изменится почерк
девятого дня весны.
и вот еще что:
о платьях сестер
грезят младшие братья
и будто бы ищут защиты
у бесконечной длины.
2006
 
окопное
 
война:
за тузами черви крадутся.
ты спи не храпи
хоронись за редутом
воздухом легких беги
в калибре свинца.
из мертвых капралов
одетых в мундиры
стекают сердца
в города-побратимы
и братским салютом
куражится сын за отца.
мне нет возвращенья
как нету привала
на венах людских
той что кровь смаковала
скрываясь под пыльной
вуалью
губернского дна.
и вера не здесь
и увы не в пшенице.
отчизна как мать
никогда мне не снится.
но я не ропщу:
на крыс
амуницию
вшивость бинтов
ржавые дула
предателей слева
союзников справа
беременность жен
пусть им просто надуло –
раз надо поверить – поверю
и в веру и в надю
пусть только в окопах
купается солнце
в любви перископах.
чтоб поваром пулю на завтрак
и сытым
как в детстве сладко уснуть.
так я не ропщу.
повторяю для умных
обычно с глазами крота
и младенца.
так я не ропщу.
и пар выпускаю
из нежного мертвого рта.
2006