Обручальное кольцо

А эти кровавые бойни! Что может быть бесчеловечнее? В прошлом году, в мае, они вступили в бой с французами у берегов Вест-Индии. Росс выбросил за борт столько ампутированных рук и ног, что ими можно было бы накормить целую стаю акул. Ему надоело видеть, как на лица здоровых, крепких парней ложится печать смерти. Он устал от сознания, что жизнь скоротечна, а борьба бесплодна. Как ничтожно человеческое существование перед неизбежностью конца!
Да. Он принял верное решение. И не откажется от него. Срок его службы истекает в этом году. И, несмотря на беспорядки, которые устраивают французы, война еще не объявлена. Когда корабль придет в Колонии, он подаст в отставку, покинет цивилизованный мир и проведет остаток своих дней отшельником, затерявшись где-нибудь в дебрях виргинских лесов. От наследства матери еще кое-что сохранилось – этого вполне хватит для дикой, первобытной жизни в Новом Свете. Может, там он наконец обретет желанный внутренний покой, наслаждаясь светлыми воспоминаниями о Марте?.. И тогда мучительные угрызения совести, пожирающие его, как раковая опухоль, утихнут.
«О Боже! – подумал Росс, утирая выступившие на глаза слезы. – Помоги мне обрести мир в одиночестве».
А если нет – тогда пузырек с ядом прервет эти страдания.
 
Глава 3
Близился полдень. Лучи солнца вдруг потускнели, и облака приобрели угрожающий стальной оттенок. Плохое начало для плавания. Росс, еще не успевший прийти в себя после встречи с Хэкеттом, направился к люку и стал спускаться вниз, на бак. С каждым шагом лестница все сильнее погружалась в полумрак. Он хотел было зажечь один из фонарей, висевших в нишах, но вспомнил, что оставил коробочку с трутом в своей каюте. И вдруг Мэннинг замер, уставившись в темный провал лестницы. Потом присел на корточки. Нет, он не ошибся!..
Алое пятно, привлекшее его внимание, оказалось длинной лентой. Наверняка ее обронила какая-нибудь шлюха, торопясь сойти на берег. Росс уже хотел поднять ленту, но заметил еще одну вещицу. Потом третью… четвертую… Целая россыпь мелких предметов валялась на ступеньках: коробочки с чаем, свечка, несколько плиток прессованного табака. След вел вниз, к подножию лестницы. Добравшись до нижней, батарейной палубы, Росс обнаружил там покореженную корзину, лежавшую среди пушечных ядер.
А потом раздался какой-то шорох. Он доносился оттуда, где стояли пушки. Господи! Неужели на корабле уже сейчас зреют заговоры среди недовольных? Напрягая зрение, Росс всматривался в полумрак, который не мог рассеять даже свет, падающий из амбразур.
Наконец он углядел какую-то странную груду тряпок, наполовину скрытую стволом пушки. Росс с удивлением уставился на нее. И вдруг лохмотья зашевелились. Может, кто-нибудь из моряков от скуки притащил сюда кошку или собаку? Но неведомое существо издало звук, очень похожий на человеческий стон.
Мэннинг ринулся вперед и спустя несколько секунд уже стоял на коленях возле женщины, распростертой на полу. Судя по спутанным седым волосам, торчавшим из-под шляпки, это была древняя старуха. Наверное, одна из торговок, на свою беду упавшая с трапа как раз перед отплытием корабля. Или старухе вдруг стало плохо – неудивительно в таком-то возрасте! – она уронила свою корзину, а затем из последних сил приползла в этот угол.
Понимая, что несчастная женщина могла сильно покалечиться, Мэннинг перевернул ее очень бережно. Лицо старухи почти сплошь было покрыто грязью и кровью. Мэннинг шепотом выругался. Здесь слишком темно, чтобы как следует разглядеть жертву, не говоря уже о ее ранах. А они явно серьезные, учитывая, сколько часов старуха провела без сознания. Да, она наверняка в тяжелом состоянии.
Возможно, Росс и не сумеет помочь ей, несмотря на все свое искусство врача.
Взяв старуху на руки, Мэннинг решил отнести ее в кубрик и спустился вниз еще на один пролет. За время службы на «Громе» он привык к морской качке и даже теперь, с тяжелой ношей, шел твердым, уверенным шагом. Осторожно уложив женщину на операционный стол, Росс сразу обратил внимание на ее худобу. Даже необъятных размеров юбки не могли скрыть этого. Возможно, она потеряла сознание от голода. У торговок, слоняющихся в доках, обычно большие семьи, которые надо чем-то кормить. Пенни, сэкономленный на куске сыра за завтраком, идет на ужин для детей. Мэннинг уже хотел было послать одного из своих помощников в камбуз за горячим мясным бульоном, но потом подумал, что с этим можно подождать. Сначала надо осмотреть бедняжку. Ведь он прежде всего врач.
Мэннинг налил в таз воды, принес бинты и губки. Потом раздраженно нахмурился: при таком тусклом освещении невозможно как следует заняться пациенткой. Надо зажечь еще несколько фонарей. Подвесив их к балкам, Мэннинг подошел к столу и опытным взглядом окинул тело старухи. Вывихов как будто нет, кровь только на лице, на руках и на краешке фартука. Дай Бог, чтобы не было закрытых переломов: лечить их – сплошная мука, учитывая, как пациенты вопят от боли. А с пожилой женщиной будет еще труднее.
Странно, подумал он, щупая ей пульс: сердце бьется ровно, сильно. Кожа на запачканных кровью руках гладкая; пальцы длинные, не скрюченные. Словом, незаметно никаких возрастных деформаций. Но сначала надо заняться самым важным. Мэннинг снял китель, закатал рукава и взял губку.
И вдруг лицо старухи исказилось, она стала судорожно хватать ртом воздух, издавая при этом тихие, болезненные крики. Неглубокие выдохи сопровождались стонами. Мэннинг отбросил губку и склонился над своей пациенткой. Раной на голове, пожалуй, стоит заняться попозже. Очевидно, падая, она сломала несколько ребер, а может быть, одно из них проткнуло легкое. Во всяком случае, что-то мешает ей дышать, а это создает дополнительные трудности.
Он сорвал с женщины большую шейную косынку и швырнул ее на пол. Мэннинг и не предполагал, что старуха окажется такой тощей. Ее грудь представляла собой едва заметные выпуклости. Взяв ножницы, он разрезал корсаж до самой талии. Еще одна странность! Нижнее белье было идеально чистым и новым, не то что ужасающие лохмотья, надетые сверху.
Старухе с каждой минутой становилось все хуже. Она мотала головой, задыхаясь от боли. Тут уж некогда было заботиться о женских нарядах. Мэннинг без всяких церемоний схватился за ворот рубашки обеими руками и резко потянул ее в разные стороны.
– Клянусь бородой Эскулапа! – пробормотал он. – Это еще что за маскарад?!
Бюст женщины был туго перевязан муслиновой лентой. Сверху и снизу виднелись полоски кожи – гладкой и розовой. Значит, ей мешает дышать эта лента, надо убрать ее как можно быстрее. Мэннинг снова потянулся за ножницами и одним махом разрезал повязку.
Его взору предстали великолепные пышные груди с маленькими розовыми сосками. Правда, они были варварски сдавлены плотной материей, оставившей на коже красные пятна, но их форма не стала от этого менее соблазнительной. Когда-то подобное зрелище могло привести Мэннинга в понятное волнение. Но теперь…
Женщина с облегчением раскинулась на столе, жадно втягивая в себя воздух. Росс смотрел на нее бесстрастным взглядом хирурга. Таинственная незнакомка еще не пришла в себя, но ее ровное дыхание доказывало, что с легкими все в порядке. Их «лечение» потребовало лишь одного-двух взмахов ножниц. Значит, пора заняться раной на голове.
– Ну, что же еще ты скрываешь, «старуха»? – насмешливо спросил Мэннинг, хотя незнакомка по-прежнему была без сознания. Во всяком случае, ее глаза оставались плотно закрытыми.
Мэннинг приподнял ее голову и снял бесформенную шляпку. Теперь он ясно видел, что седые космы – всего лишь парик. Росс сдернул его. На дощатый пол со стуком упал гребень, а ему на руки обрушилась волна густых шелковистых волос. Они были темно-рыжие, цвета осенних листьев.
– Будь я проклят!.. – пробормотал ошеломленный Мэннинг. – Ее лицо, залитое кровью, наверняка не менее прекрасно, чем тело и волосы. – Его обуревало желание рассмотреть незнакомку получше. И желание это не имело никакого отношения к обязанностям Росса Мэннинга – врача. – Интересно, какие у нее глаза? Как они сочетаются с такими роскошными волосами?