Ночная птица
– Она пыталась забраться на Оклендский мост. У нее не получилось.
– Что?
Во всех подробностях описывая ситуацию, Истон наблюдал за ее реакцией. И видел только замешательство.
– Ужасно, – сказала врач, когда он замолчал. – Загадка…
– Я надеялся, что вы дадите мне разгадку, – сказал Фрост. – Как-никак вы ее психиатр.
– Даже если б могла, я все равно не имела бы права что-то вам рассказывать. Врачебная тайна не заканчивается автоматически со смертью пациента.
– Я предполагал, что вы это скажете, – признался Фрост, доставая из кармана куртки сложенный лист бумаги и разворачивая его. – И поэтому попросил родителей Бринн подписать разрешение на обнародование. После ее смерти все полномочия переходят к ним.
Штейн прочитала документ.
– Что ж, справедливо. Я рада помочь, если смогу. К сожалению, в данном случае у меня нет ничего, что было бы вам полезно. Я не виделась с Бринн несколько недель. Лечение, через которое она прошла, имело отношение к очень незначительной проблеме. Ей даже было неловко говорить о ней.
– Боязнь кошек, – подсказал Фрост.
– Да, именно так.
– И вы помогли ей забыть о ней? – спросил он. – Ведь именно так работает ваш метод?
Всю вторую половину рабочего дня полицейский штудировал методику Франчески Штейн. Сейчас он пытался избежать скептических интонаций в голосе, но получалось плохо. Прочитанное убедило его в правоте Люси. Внешне красивая, эта женщина действительно немного напоминала доктора Франкенштейна.
– Примерно в этом, если говорить простым языком, – согласилась Штейн. – Процесс называется реконсолидацией памяти.
– Как конкретно вы этого достигаете?
Врач достала из сумки телефон. Он был подсоединен к портативному аккумулятору. Нажав какие-то кнопки, она протянула телефон Фросту.
– Вот это видео я показываю людям на собеседовании. Взгляните. Продолжительность несколько секунд.
Фрост нажал кнопку «воспроизведение» на экране. Он ожидал увидеть, как в аудитории читают сухую академическую лекцию, но вместо этого перед ним появилась обычная улица где-то в Сан-Франциско. По обеим сторонам были припаркованы машины, тянулись вереницы магазинов, группами шли пешеходы. Неожиданно для озадаченного Фроста в кадре возникла темная машина. Не останавливаясь, она выскочила на перекресток и под прямым углом с громким стуком врезалась в другую машину. Из-под капота повалил пар. Раздались крики. И видео оборвалось.
– Ничего не понял, – произнес Истон.
– Давайте представим, что вы свидетель этой аварии, – сказала Штейн, забирая телефон. – Что эти десять секунд были вашей реальностью. Вы не можете снова пережить ее, снова увидеть случившееся. Вы можете только помнить.
– Верно.
– Другими словами, реальность случается только один раз, а воспоминания повторяются снова и снова, – продолжала рассказывать Штейн. – Каждый раз, когда я прошу вас рассказать о синей машине, что, несмотря на знак «Стоп», выскочила на перекресток и попала в аварию, ваш мозг вытаскивает наружу воспоминание, как папку из шкафа. Однако воспоминания – в отличие от реальности – не являются постоянными. Вспоминая какое-то событие, мы каждый раз придаем новую форму увиденному. На наше воспоминание о событии влияет то, какой нам хочется видеть ситуацию, как мы очерчиваем нашу роль в ней, что нам рассказывают люди и даже что мы услышали или прочитали о происшествии. Через некоторое время наш мозг уже не может отличить реальность от нашей реконструкции реальности.
– На очевидцев полагаться нельзя, – сказал Фрост. – Это я уяснил.
– Именно так. Они не просто ненадежны, они еще и упорствуют. Очень часто очевидцы на сто процентов уверены в фактах, несмотря на то что они ошибаются. А психологическая травма может все усугубить. Вы ведь никогда не подумали бы, что жертва изнасилования может неверно опознать насильника, да? Однако такое случается. Из-за этого ни в чем не повинные мужчины попадают в тюрьму.
– Как я говорил, люди запоминают неправильно. Но какое отношение это имеет к тому, чем вы занимаетесь?
У Штейн на подбородке появилась маленькая ямочка. Каждое ее движение было преисполнено спокойствия и точности.
– Я утверждаю, что люди могут менять собственные воспоминания, даже не подозревая о том. Опасность – и благоприятная возможность – состоит в том, что воспоминания можно изменять намеренно. Вы, наверное, слышали, что в восьмидесятые обширную полемику вызвала методика, при которой психиатры помогали своим пациентам восстанавливать вытесненные в подсознание воспоминания. Бо́льшая часть этих восстановленных воспоминаний подвергалась сомнению, но для пациента они становились реальными. И не только психиатры виновны в манипуляциях подобного рода. Адвокаты делают то же самое, и полицейские тоже. Иногда случайно, иногда намеренно.
– Как это работает? – спросил Истон.
– Возьмите то видео, что я вам показала. Синяя машина проскакивает перекресток в нарушение знака «Стоп» и попадает в аварию. На заднем фоне было множество лавочек и магазинчиков. Какая кофейня была на той улице? Помните? Подумайте.
Фрост так и сделал. Наконец он сказал:
– Кажется, «Старбакс».
– Уверены?
– Нет, но мне так кажется.
– А не «Сиэтлз бест»?
– Думаю, нет. А что? Я ошибся? Это на самом деле была «Сиэтлз бест»?
– Между прочим, на той улице вообще не было кофейни, – ответила Штейн. – Но если б мы повторили все еще несколько раз, вы уже были бы готовы клясться в том, что это «Старбакс». Вы видели бы ее у себя в голове. Большинство кофеен – «Старбакс», поэтому, если кто высказывает предположение, что там была кофейня, люди спешат сделать вывод, что видели «Старбакс». Даже если ее там не было.
– Вот подстава…
– Нет, просто так работает память. Как вы думаете, с какой скоростью неслась синяя машина, когда она пролетела через стоп-линию? Рискнете догадаться?
Фрост пожал плечами.
– Я бы сказал, тридцать пять миль в час.
– А на самом деле двадцать. Моя контрольная группа обычно называет двадцать пять. Вы определили скорость как более высокую. Знаете, почему?
– Уверен, сейчас вы мне расскажете, – не без раздражения ответил Фрост.
– Описывая синюю машину, я несколько раз произнесла слова «проскочила», «пронеслась», «пролетела через стоп-линию». Мои характеристики влияют на ваше сознание. Вы ускоряете машину из-за того, что я именно в таком ключе описываю инцидент, а не потому, что вы так запомнили. – Подавшись вперед, Штейн добавила: – Кроме того, вы не поправили меня в отношении двух важных деталей, хотя я намеренно повторила ошибку несколько раз.
– А именно?
– Машина на видео было темно-зеленой, а не синей. И на перекрестке не было знака «Стоп». Там был знак «Уступи дорогу».
Истон мысленно прокрутил видео и, к своему смятению, понял, что не знает, говорит она ему правду или нет. Психиатр одарила его сдержанной улыбкой.
– Инспектор, я рассказываю вам все это не для того, чтобы вы почувствовали себя дураком. Это просто пример того, как нас подводит память. Если б адвокат или полицейский поступили точно так же с очевидцами происшествия, то те в следующий раз наверняка вспомнили бы синюю машину, вылетающую на перекресток в нарушение знака «Стоп». И ведь такое могло бы произойти в зале суда.
– Не хочу вас обидеть, доктор Штейн, но все эти ваши попытки лечить память вызывают у меня очень неприятные ощущения. Они кажутся мне очень опасными. Я читал, что некоторые из ваших коллег пытались с позором выгнать вас из профессии именно за то, чем вы занимаетесь.
– Вы правы, – не стала отрицать Штейн. – Менять воспоминания рискованно. Так как этот метод несет в себе определенную опасность, традиционная психиатрия придерживается мнения, что делать этого нельзя. Можно попытаться отделить эмоциональную реакцию от воспоминания, но нельзя стирать или заменять само воспоминание. Многие психиатры и ученые считают, что жизнь – это продукт нашего разнообразного опыта, плохого и хорошего, и что мы не должны вносить в него беспорядок.