Всего лишь папа (СИ)

— Ну, этот факт уже известен, — философски заметил Дамиано.
Я вынула из духовки pasticcio и передала Дамиано. Тот, оставляя за собой умопомрачительный ароматный шлейф, прошествовал в столовую, а я вытащила из шкафа стопку чистых тарелок. Бросив подозрительный взгляд на свою сестру, я отправилась вслед за мужем. Мне в самом деле казалась крайне подозрительным такое беспокойство на пустом месте. Хотя, наверное, Каролина просто накрутила себя и придумала свое развитие событий. Как сказал папа, мы, женщины, в этом профессионалы.
Мы уже все расставили на столе, а отец с Джорджо не возвращались. Каролина сидела, будто на ее стуле была намазана горчица, которая жгла ей пятую точку: она ерзала, перекладывала ногу на ногу, крутилась и что-то жевала. Ума не приложу, как с привычкой вечно что-то жевать, она оставалась такой худышкой?
Наконец стеклянная дверь, ведущая на террасу, отворилась, впуская в теплую столовую вечернюю свежесть, и заставила нас моментально замолчать. Сначала вошел Джорджо, за ним следом — отец. Мы все трое молча воззрились на них. Но оба, как ни в чем не бывало, прошествовали к своим местам. В доме играла музыка, может, поэтому они не заметили, что воздух от напряженного молчания потрескивал.
— О, мое любимое pasticcio, — потирая руки, изрек папа. — Могу накладывать?
— Да-да! — спохватилась я и взяла лопатку для накладывания. Потом снова посмотрела на отца. Вид у него был совершенно непроницаемым. Джорджо тоже не сильно изменился, только во взгляде появилась легкая задумчивость.
  
Глава 10
 
Когда мы с Джорджо вышли на террасу, нас тут же окутал свежий аромат весеннего вечера. Город уже укрылся темно-синим сумеречным одеялом, позолоченным желтыми фонарями. Где-то вдали сверкала бледная луна, поливая своим серебряным холодным светом холмы, раскинувшиеся вокруг Орвието.
Стояла тишина, и лишь с пробегающей мимо дороги доносился редкий шум мотора. Наш городок очень маленький, живет своей тихой размеренной жизнью, и ажиотаж создают исключительно туристы: те ценители нашей страны, которые интересуются культурой и старинной архитектурой. Но туристы бродят по мощеным улочкам исторического центра, а за его пределами тихо-тихо. Прохладным весенним вечером жители сидят в своих уютных домах, ужинают, смотрят телевизор, читают книгу или зависают в соцсетях. Мы обитаем на самой окраине Орвието и любуемся оливковыми садами наших соседей и умбрийскими холмами. Правда в тот час они потонули в ночной мгле, убаюканные умиротворяющим покоем, и стали невидимыми.
Я плотно затворил за собой дверь, чтобы исключить из беседы любопытные уши, и надеялся, что Дамиано отлично понял мою молчаливую просьбу не позволить Каролине подслушивать. Джорджо глубоко втянул носом бодрящий воздух. Наверное, хотел набраться сил, чувствуя, что не красоту природы я собрался с ним обсуждать.
— В городе живешь? — осведомился я.
— В самом сердце Перуджи.
— Наверное, у вас там не так тихо и темно? — предположил я с улыбкой.
— Да, там жизнь кипит допоздна. Такая тишина, как у вас, завораживает… — проговорил он, вздыхая.
Какой романтик! Вообще, человек, способный оценить красоту окружающего мира, даже если мир этот погружен в благоговейную тишину и непроглядную темень, уже вызывал мою симпатию. Романтики, по моим наблюдениям, имеют тонкую и чувствительную душу, не способную плести коварные замыслы. Они не причиняют боль другому умышленно, а только если невольно. Хотя, разумеется, меня не устраивало, чтобы кто-то причинил боль моей девочке, даже невольно.
— На самом деле, я не курю и курение не одобряю, — проговорил я вполне дружелюбно. — Но если тебе очень надо, кури, только на меня не дыми.
— Я тоже курю редко, по обстоятельствам, — отрывисто ответил Джорджо.
— Плюс в твою копилку, — хмыкнул я. — Я хотел задать тебе пару вопросов.
— Представляю… — проговорил Джорджо флегматично, засовывая в карманы руки и так и не достав никакой сигареты. Может, он вовсе и не имел их с собой и курить не собирался, а решил выйти на улицу, чтобы перевести дух? — Хочешь узнать, какие игры я затеял с твоей дочерью, — произнес он утвердительно, без тени сомнения.
 
— Ты очень проницателен, — оценил я без иронии.
— Я ни во что не играю. Мне просто хорошо с ней, — ответил он с вызовом.
— Ах, хорошо… — протянул я, теперь уже с трудом сдерживая сарказм. Внутри меня начала подниматься волна негодования, когда я представил, что скрывается за этими словами…
— Нельзя заведомо считать человека stronzo [8] только потому, что он в сорок лет влюбился в столь молодую девушку, — сказал Джорджо с ноткой боли.
— Я и не считаю тебя stronzo. Я только не могу понять, что может быть общего у сорокалетнего мужчины и восемнадцатилетней девушки? Это две разные эпохи.
— Любовь не руководствуется подобными критериями.
— Любовь… — повторил я немного насмешливо. — Ты знаешь, что такое любовь?
В свете, льющемся из гостиной, я увидел, как Джорджо стиснул челюсти, а в глазах блеснул странный огонек, значение которого я не смог интерпретировать.
— Бесполезный вопрос, если ты заранее убежден, что я не знаю, что такое любовь, — произнес Джорджо холодно.
— Я убежден только в том, что меня зовут Амато. А спросил, потому что совсем тебя не знаю и лишь хочу услышать ответ.
Джорджо мне определенно нравился. Он не бросился убеждать меня в высоких чувствах и доказывать их вечность. Он не пытался разыграть передо мной сумасшедшую любовь к моей дочери. Он был таким, каким был.
— Да, я знаю, что такое любовь, — ответил он отрешенно.
По необъяснимым причинам я был готов поклясться, что он в самом деле знает. Но у меня создалось ощущение, что та любовь еще не кончена.
— Любовь закончилась?
— Да, закончилась! — подтвердил он слишком резко и поспешно и посмотрел мне прямо в глаза. — Это плохо, правда? Я так и вижу, как ты хочешь сказать, что и эта любовь тоже закончится?
Он напоминал раненого волка, который огрызается, чтобы увернуться от новых ранений.
— Понятия не имею. Невозможно делать прогнозы для любых отношений, — сказал я, искоса следя за его реакцией. Но он молчал, неподвижно застыв, плотно сжав губы и устремив взгляд в неведомую даль. — Ты любишь Карлину так сильно, что готов жениться?
— Жениться?! — испугался он. — О чем ты говоришь?! Мы с твоей дочерью познакомились месяца три назад. Никто не думает о свадьбе через три месяца!
В этом он был прав.
— Но и говорить о любви через три месяца тоже рано. Между влюбленностью и любовью целая пропасть.
— Что ты хочешь? Чтобы я оставил твою Каролину? — спросил он жестко.
Да, я хотел именно этого. Но я не смел вершить человеческие судьбы. Джорджо казался мне хорошим человеком, со своей драмой, возможно, но хорошим. Ведь в самом деле существуют пары с очень большой разницей в возрасте, которые находят свое огромное счастье в таком союзе. Я не имею права решать такие вопросы.
И потом, я прекрасно понимал, что требовать от Джорджо, чтобы он оставил мою дочь в покое, бессмысленно. Неизвестно, к чему это приведет. С Каролиной я должен действовать осторожно и тактично, чтобы не толкнуть ее в бездну необдуманных шагов, которые сломают ей жизнь. И нам всем, кто ее любит, кстати, тоже. Она совершеннолетняя и может идти, куда хочет, но если она уйдет в никуда, как сложится ее жизнь? И потом, я понятия не имел, как поведет себя Джорджо. Если я попрошу его бесследно исчезнуть из нашей жизни, он исчезнет? Или он расскажет все Каролине и исчезнет вместе с ней?
 
Мозг мой начинал вскипать, пока я смотрел в холодную весеннюю ночь.
— Если между вами любовь, конечно, я не хочу этого, — произнес я тихим и чужим голосом. Мне до сих пор претила мысль, что моя маленькая дочь может выйти замуж за мужчину моего возраста. — Проблема в том, что я вовсе не уверен, что это любовь, — признался я честно.