Всего лишь папа (СИ)

— Ему уже восемнадцать, он может и послать меня вместе с моим ультиматумом.
— Да, но ты содержишь его и оплачиваешь работу тренера, нет?
— В этом ты права, — согласился я, вздыхая с некоторым облегчением. — Прости, Эмма, но сегодня обед отменяется.
— Не страшно, беги! — лучезарно улыбнулась она и, приобняв, по-дружески чмокнула в щеку. — Если надо что-то сделать вместо тебя, говори.
— Ты работай над своей частью, а я задержусь вечером, если понадобится. Я в лицей и обратно. Надеюсь потратить на это только время обеда.
— Поняла! Мне придется позаботиться о твоем обеде. Я что-нибудь придумаю, — подмигнула Эмма хитро.
— Спасибо, tesoro [6]!
Я с благодарностью улыбнулся, махнул рукой и выскочил из офиса.
  
Глава 5
 
В Орвието все близко, и уже через пятнадцать минут я стоял возле окна в тихом коридоре лицея. Слева располагалась массивная дверь, обитая красно-коричневой кожей, с надписью «Biblioteca». Прямо напротив меня была еще одна дверь, обычная, деревянная, и из-за нее доносились голоса. Похоже, там шла лекция и живое обсуждение.
Несмотря на отвратительное настроение, я улыбнулся, вспомнив свои студенческие годы.
Я всегда учился хорошо и никогда не боялся, что могу оказаться за бортом экзаменов. Преподаватели нас заранее пугали последним годом, но, когда он настал, они не бросили нас на произвол судьбы и всячески помогали, хотя и продолжали стращать. Но я оставался спокойным и все свободное время гулял с друзьями, пока не подкрался первый экзамен: по итальянскому.
Я едва не завалил его! Набрал лишь проходной минимум. Второй экзамен, по математике, прошел лучше, благодаря тому, что я хорошо разбирался в точных науках. Тут мне не хватило одного балла до максимума. Сумма набранных баллов за последние три года была более чем достаточной, у меня уже был в кармане необходимый минимум для аттестата зрелости, но предстоял еще устный экзамен: защита курсовой работы на какую-то дурацкую тему, название которой я теперь даже не вспомню. Но я так увлеченно рассказал свою тему, что экзаменационная комиссия с чего-то решила, что я очень хорошо подготовлен по всем предметам. Они так и сказали: «После такого выступления вы, наверное, без запинки ответите на все наши вопросы». Я, вместо того, чтобы приободриться, впал в уныние.
Профессора по математике и физике были мировыми мужчинами и задали вопросы, относящиеся к моей курсовой работе. Профессоресса по философии тоже не стала меня мучить, а на английском я разговаривал свободно, так что и тут проблем не возникло. Зато профессоресса по итальянскому, которую мы всем лицеем ненавидели дружно и глубоко, со словами «Ну что ж, раз ты так хорошо готовишься по всем предметам и только мой недолюбливаешь, я задам тебе легкий вопрос» попросила рассказать о влиянии д’Аннунцио на творчество Гоццано.
Легкий вопрос?! В первые мгновения я даже не мог вспомнить, кто такой этот д’Аннунцио, что уж говорить о его влиянии? Но меня очень любили преподаватели точных наук и умудрились намеком направить мои мысли в нужную сторону. Профессоресса итальянского позеленела от негодования, но мой ответ приняла.
Сколько в итоге я набрал баллов? Девяносто четыре из ста.
Надеюсь, эта профессоресса по итальянскому и латыни у моих детей не такая же, как была у меня…
— Buongiorno!
Я сильно вздрогнул от неожиданно прозвучавшего приветствия, практически подпрыгнул на месте.
Передо мной стояла симпатичная женщина лет тридцати, белокурая, с темно-серыми глазами. Судя по тонким чертам лица и довольно светлой коже, она была северного происхождения. За счет невысокого роста и элегантного, сидящего точно по фигуре делового костюма она выглядела миниатюрной и изящной.
— Я Пьера Карафоли, — представилась женщина, так и не дождавшись от меня ответного приветствия. — Вы синьор Ланфранкони?
— Да-да. Buongiorno, синьора Карафоли! — наконец вернулся я в реальность и протянул руку для пожатия.
 
— Приятно познакомиться, — ответила она, вложив в мою ладонь свои тонкие пальцы.
— Мне тоже.
— Пройдемте в библиотеку, там нам никто не помешает. — Она сдержанно, но приветливо улыбнулась. Нда, эта профессоресса совершенно не напоминает мне мою… Эту наверняка все студенты обожают.
Мы вошли в просторную старинную залу с арочным потолком. Вдоль всех стен тянулись массивные деревянные стеллажи, уставленные книгами. Чтобы добраться до верхних полок, однозначно требовалось раздобыть лестницу, и я даже невольно начал искать ее глазами.
— Присаживайтесь, — предложила профессоресса, указав на ближайший круглый стол.
— Шикарная у вас тут библиотека, — оценил я с искренним восхищением.
— Да, я тоже в восторге. Я первый год работаю здесь и покорена этой библиотекой.
— Представляю, — хмыкнул я. — А студенты наверняка не ценят свое счастье.
— Кто как, — пожала она плечами.
— Мой сын один из тех, кто не ценит? — спросил я с ноткой горечи.
— Синьор Ланфранкони…
— Амато. Можно по имени. — Не знаю, что на меня нашло, родители с преподавателями обычно соблюдали все формальности. Но это официальное ко мне обращение я никогда не любил. Чувствовал себя как на Конгрессе в Брюсселе.
Мое предложение смутило профессорессу. Она, по всей видимости, никак не могла решиться сократить дистанцию.
— Я не хочу говорить, что ваш сын глупый или что-то в этом роде… Я хотела спросить, были ли у него раньше проблемы с моими дисциплинами?
— Нет. Свои шесть-семь баллов он всегда получал. Особо одаренным в учебе он никогда не был, но проблем тоже не имел, — выпалил я на одном дыхании. Меня мучило какое-то волнение в груди, и я усиленно пытался взять себя в руки.
— Значит, возможно, сейчас что-то мешает ему учиться? Возможно, он уделяет мало времени занятиям? Нормальное явление в этом возрасте, но текущий год очень важный, ведь ребят ждут экзамены. Каролина, его сестра, сказала, что он увлекается теннисом?
— Да, он спортсмен. — подтвердил я.
— Успешный?
— Достаточно. Он занимается теннисом с восьми лет. Но проблем с учебой Элио никогда не имел.
— Понимаю… Я не хотела бы жаловаться, но не могу скрывать от вас, что Элио практически не выполняет и не сдает домашних заданий, которые я даю. На лекциях он не работает и на мои вопросы отмалчивается, не знает, что ответить. За последние работы, которые я давала, он получил три балла.
Мысленно я схватился за голову. Аттестат зрелости моего сына начал приобретать размытые очертания.
— С такими результатами он не наберет необходимый минимум, чтобы быть допущенным до сдачи экзаменов. Я не могу ставить ему высокие баллы только за то, что он профессиональный спортсмен и занят делом. Образование первично, понимаете?
— Я полностью с вами согласен и обещаю найти рычаг влияния на Элио.
— Спасибо вам за содействие, — улыбнулась она открыто. Профессоресса и в целом разговаривала со мной очень дружелюбно, даже с некоторым сочувствием и явным желанием помочь. — Рада, что вы участвуете в судьбе сына и разделяете мое мнение.
— Думаю, это не такая уж и редкость, — прокомментировал я грустно.
— Ошибаетесь. У меня за плечами уже несколько лет практики преподавания в лицее, и существуют родители, которые полагают, что если у них растет великий футболист, то главное — чтобы он попал в какой-нибудь топ-клуб, а получение аттестата зрелости — дело второстепенное. Таких родителей я не поддерживаю, а, напротив, осуждаю. Хуже подобного подхода, наверное, только тотальное равнодушие к судьбе собственного ребенка и отсутствие в его жизни.
 
Я потупил взор. Эта тема была болезненной для меня.
— Скажите, вы или ваша жена могли бы помочь Элио с латынью? А также с итальянской литературой? Итальянский, как язык, у него вполне сносный. Но литературу он не изучает. И также не изучает латынь.
— Я попробую что-нибудь придумать, — сказал я сквозь зубы.