Дорога перемен

Он отвечал мне тем, что являлся моим самым верным другом. Он настолько верил в меня, что временами и я сама начинала верить в себя.
Ребекка сейчас в круглосуточном магазине, хочет купить что-нибудь поесть. Я велела ей быть поэкономнее, потому что денег у нас в обрез; пока Оливер не заблокировал счета, можно пользоваться его кредитными карточками. Телефонистка звонит в Стоу, штат Массачусетс, за счет вызываемого абонента, и трубку снимает некто по имени Хадли. У мужчины, который снял трубку, голос тягучий, как сироп.
– Джейн, – приветствует он, – Джоли рассказывал о вас.
– Да? – отвечаю я, не зная, как реагировать. – Отлично.
Он выходит позвать Джоли, который сейчас в поле. Я убираю трубку от уха и считаю дырочки в микрофоне.
– Джейн!
Это приветствие, эта неприкрытая радость. Я подношу трубку ближе.
– Привет, Джоли, – произношу я, и повисает гробовая тишина. Я паникую и начинаю жать на кнопки – один, девять, шесть. Неужели нас разъединили?
– Расскажи мне, что произошло, – говорит мой брат, и если бы это был не Джоли, я бы удивилась: откуда он узнал?
– Оливер… – начинаю я, потом качаю головой. – Нет, дело во мне. Я ушла от Оливера. Забрала Ребекку и ушла. Сейчас я в круглосуточном магазине в Ла-Хойя. И я понятия не имею, что делать и куда ехать.
За пять тысяч километров Джоли вздыхает.
– Почему ты ушла?
Я пытаюсь придумать, как отшутиться или сказать что-нибудь остроумное. «В том-то и вся соль», – думаю я и помимо воли улыбаюсь.
– Джоли, я ударила его. Я ударила Оливера.
– Ты ударила Оливера…
– Да, – шепчу я, стараясь его утихомирить, как будто нас могла услышать вся страна.
Джоли смеется.
– Наверное, он заслужил.
– Не в этом дело.
Я вижу, как к кассе подходит Ребекка с пачками шоколадных пирожных «Йодель».
– И от кого ты бежишь?
У меня начинают дрожать руки, поэтому прижимаю трубку плечом. Я молчу и надеюсь, что он сам за меня ответит.
– Нам нужно встретиться, – серьезно говорит Джоли. – Я должен тебя увидеть, чтобы помочь. Вы можете приехать в Массачусетс?
– Нет, наверное.
И я не шучу. Джоли объездил весь мир, пещеры, бушующие океаны, пересекал границы, но я никогда не покидала предместья Восточного или Западного побережья. Я жила в двух оторванных друг от друга регионах. Я понятия не имею, где находится Вайоминг или Айова, сколько дней или недель понадобится для того, чтобы пересечь страну из конца в конец. Когда дело доходит до подобных путешествий, я начисто лишена умения ориентироваться.
– Слушай меня. Поезжай по шоссе восемь на восток до Гила Бенд в Аризоне. Ребекка тебе поможет, она смышленая девочка. Утром зайдешь на местную почту и спросишь, нет ли для тебя письма. Я напишу тебе инструкции, куда ехать дальше. Не буду давать тебе сложных указаний – один шаг за раз. И, Джейн…
– Да?
– Я просто хотел удостовериться, что ты слушаешь. Все в порядке. – Его голос убаюкивает. – Я здесь. И я напишу тебе, как пересечь страну.
Ребекка появляется из магазина, подходит к таксофону и протягивает мне пирожные.
– Не знаю, Джоли. Не доверяю я американской почте.
– Я когда-нибудь тебя подводил?
Нет. И именно поэтому я начинаю плакать.
– Поговори со мной, – молю я.
И мой брат начинает вести разговор – бесконечный, восхитительный и абсолютно не связанный с происходящим.
– Ребекке здесь понравится. Настоящий сад, полсотни гектаров. И Сэм не против твоего приезда. Он тут хозяин, очень молодой для того, чтобы руководить фермой, но его родители вышли на пенсию и переехали во Флориду. Я многому у него научился.
Я делаю знак Ребекке, чтобы она подошла ближе, и держу трубку так, чтобы ей тоже было слышно.
– Мы выращиваем яблоки сорта «прери спай», «контлэнд», «империал», «лобо», «макинтош», «регент», «делишез», «эмпаир», «нозен спай», «прима», «присцилла», «желтый делишез», «вайнсеп». А вечерами, когда ложишься спать, слышно блеяние овец. По утрам, когда выглядываешь из окна, чувствуешь запах сидра и свежей травы.
Ребекка закрывает глаза и прислоняется к облепленной жвачками телефонной будке.
– Звучит изумительно, – произношу я и к собственному удивлению замечаю, что мой голос уже не дрожит. – Не могу дождаться нашей встречи.
– Не торопись. Я не стану прокладывать тебе маршрут по скоростным автострадам. Проведу тебя по тем местам, где необходимо побывать.
– А если…
– Оливер вас не найдет. Поверь мне.
Я слушаю, как на том конце провода дышит Джоли. В Ла-Хойя атмосфера меняется. Соль в воздухе превращается в молекулы, ветер меняет направление. Двое мальчишек на заднем сиденье джипа втягивают носом ночной воздух, словно ищейки.
– Я знаю, что тебе страшно, – говорит Джоли.
Он понимает. И при этих словах я чувствую, как медленно соскальзываю в заботливые руки брата.
– Значит, когда мы доберемся до Гила Бенд, – говорит Ребекка, – там нас встретит дядя Джоли?
Она пытается разобраться в деталях, она дотошная девочка. Приблизительно каждые восемьдесят километров, когда ей не удается настроить радио, она задает мне очередной закономерный вопрос.
– Нет, он пришлет нам письмо. Наверное, по дороге в Массачусетс мы должны осмотреть достопримечательности.
Ребекка снимает кроссовки и прижимает большие пальцы ног к лобовому стеклу. Вокруг ее мизинцев образуется изморозь.
– Это бессмысленно. Папа нас и там найдет.
– Папа будет обыскивать кратчайшее расстояние между двумя точками, тебе не кажется? Он не поедет в Гила Бенд, он отправится в Вегас.
Я сама себе удивилась: для меня Вегас – ткнуть пальцем в небо, но по лицу Ребекки я вижу, что дала ей более конкретные ориентиры.
– А если письма не будет? А если мы будем вечно скитаться? – Она съеживается на сиденье, так что шея превращается в несколько подбородков. – А если нас найдут через несколько недель, умирающих от дизентерии, вшей или сердечного гельминта на заднем сиденье «Шевроле-Универсал»?
– У людей не бывает сердечных гельминтов. Мне так кажется.
Я перехватываю взгляд Ребекки на свои запястья, которые лежат на большом рулевом колесе. На них расцвели синяки – желто-оранжевые и фиолетовые, напоминающие толстые браслеты, которые невозможно снять.
– Да уж, – негромко говорю я, – видела бы ты, как выглядит его щека.
Она пересаживается за сиденье позади водительского и вытягивает шею, чтобы разглядеть дорогу впереди.
– Надеюсь, не придется.
Она такая красавица в свои неполные пятнадцать! У Ребекки прямые волосы соломенного цвета, закрывающие плечи и ниспадающие на грудь; загорелая кожа цветом напоминает лесной орех. А ее глаза – результат самой странной комбинации голубых глаз Оливера и моих серых: они насыщенно зеленые, как оттенок на экране компьютера, прозрачные и тревожные. Она поехала со мной в поисках приключений. Она не подумала, что бросает отца, на какое-то время или навсегда. Ей кажется, что это кино – вспышка ярости, хлопанье дверью; шанс, который выпадает лишь раз в жизни, – возможность пережить сюжет подросткового романа. Не могу винить дочь – могла бы запретить ей ехать со мной. Но бросить Ребекку – этого я не переживу.
Я безумно ее люблю. С самого первого дня она зависит от меня, и, как ни удивительно, я еще никогда ее не подводила.
– Мама! – с досадой окликает Ребекка. – Мама, очнись!
Я улыбаюсь дочери.
– Прости.
– Мы можем где-нибудь остановиться? – Она смотрит на золотые швейцарские часы фирмы «Конкорд» на кожаном ремешке – подарок Оливера на Рождество несколько лет назад. – Сейчас половина десятого, мы доберемся туда только к полуночи, а я очень хочу писать.
Не знаю, как Ребекка определила, что мы будем на месте к полуночи, но она что-то высчитывала с линейкой на атласе дорог, который нашла на заднем сиденье автомобиля. «География, мама», – сказала она мне. Мы все изучаем в школе географию.
Мы останавливаемся на обочине, запираем машину. Я веду Ребекку в лес, чтобы она справила нужду, – я не намерена оставлять ее одну среди ночи на обочине дороги. Мы держимся за руки и стараемся не наступать на ядовитый плющ.