Другая жизнь (СИ)
Самые умные с криком «А-а-а, на помощь!» бросались наутёк. Напрасно. От этой черты уже никто не убегал. От входа в арку ещё можно, но изнутри, увы и ах, никак. И криков никто не захочет услышать. «Так какой же вариант выберет Серёжа?»
— Эрик! — а вот это что-то новенькое!
Маму на помощь звали многие, но не Эрика. Эрика ненавидели, хотя он всегда оставался в стороне и только наблюдал. На правах главного он лишь командовал, как скоро и чем закончится экзекуция. Не просто сказать «довольно», а найти ту тонкую грань, когда несчастный будет напуган достаточно, чтобы никогда и ни за что не отправиться писать заявление в полицию, но и повреждён окажется не настолько серьёзно, чтобы загреметь в реанимацию — травмпункт, максимум.
И вдруг это «Эрик!» — внештатный случай, почти форс-мажор, жертва обратилась напрямую к главарю, да ещё едва ли не в приказном тоне.
«Умён, подлец!» — Эрик задумался, шайка опустила кулаки и затихла, выжидая.
Скомандовать пацанам «Бей педика!», как и обещал давеча на кухне?
Покончить уже с этой ненавистью, что, подобно маньяку, крадётся по пятам, не отступая, ни на шаг? Он знал точно, таких, как Серёжа, не отпускают. Да сможет ли он, Эрик, остановить экзекуцию, если захочет? Да ненавидит ли Эрик в действительности этого наивного идеалиста настолько, чтобы желать ему боли, увечий, смерти?
«Нет, определённо, нет».
Будь на месте Серёжи кто-то другой, Эрик давно бы скомандовал проучить нахала с пристрастием, но навредить единственному человеку за последние семь лет, которому были не безразличны, пусть даже из брезгливости, его в кровь расковырянные пальцы, который, пусть даже из эгоистичного желания спокойно спать по ночам, но предложил помощь? «Нелепую, совершенно не нужную помощь! Чем может помочь такая вот тамарочка? Разумеется, ничем! Ей бы свои проблемы решить! Сегодняшний вечер — тому доказательство!»
— Эрик! — нестройным хором окликнули ребята. — Что с ним делать-то? Знакомый, что ль? — Эрик сам не заметил, как «завис», причём довольно надолго. И он решился:
— Так Серёга это, сосед мой! — хмуро бросил Эрик.
— Так фиг ли ты тормозишь? — беспардонно вклинился коренастый качок и в мгновение ока заработал крепкую оплеуху.
— Ещё поговоришь у меня? — парень обиженно схватился за разбитую губу и медленно покачал головой. — Я не слышу ответа, умник! Тебе добавить? — Эрик замахнулся снова.
— Я всё понял, понял, — прошепелявил парень и всё равно заработал новую оплеуху.
— Тормозишь ты, Молоток! Потому что мыслишки у тебя в черепке бегают коротенькие-коротенькие, им и зацепиться не за что. А я — думаю. Думаю о том, что вы, уважаемые товарищи, Серёгин пакет порвали, и его ужин на краю лужи лежит…
— Так я это, мигом, метнусь за пакетиком? — угодливо засуетился тощий, долговязый подросток, который тоже заметно картавил, но не по причине увечий, а из-за непрожёванной горбушки во рту. — Могу даже два прихватить, уж чтобы наверняка!
— Валяй, Гвоздяра! Да про батон новый не забудь! Нашёлся тут самый голодный! Чтобы одна нога здесь, другая — там!
Парень сорвался трусцой. Дивясь самому себе, Эрик отлепился от стены и, бросив ещё несколько витиеватых ругательств, подытожил:
— Чтобы продукты через пять минут у моего подъезда были. Увижу — не хватает чего — урою первого, кто под руку подвернется, — он подцепил носком ботинка обледенелый комок снега и умело пасовал его Сергею, за всё время так и не вымолвившему ни слова больше. — Пошли, Серёга, прогуляемся без сопливых!
Серёжа принял пас, и они молча пинали несчастную ледышку по направлению к дому, пока не расколотили в мелкие крошки.
— С хрена ли ты попёрся в эту подворотню, дебил? — беззлобно буркнул Эрик, когда и второму импровизированному мячику пришёл конец. — Я же предупреждал, что вляпаешься!
— Да я, в общем-то, всегда вляпываюсь рано или поздно, тоже говорил, между прочим.
— Ну и какого кляпа ты решил сделать это рано? Повод переехать искал?
— Не дождёшься! — заулыбался Тома. — Хотел правду о тебе узнать. Не то, что бабки у подъезда долдонят, а как на самом деле.
— Смело. И как?
— Тебе не место среди этих ребят. Всё закончится тем, что они натворят что-нибудь действительно плохое и утопят тебя без зазрения совести, когда дело запахнет керосином. Даже если будешь в это время в своей постели спать — не отмоешься.
— Знаю, — Эрик сдвинул брови и остановился, вглядываясь в грязно-серое небо ночной Москвы. — Знаю, да только по-другому уже не могу.
— Давай-ка не затягивай мне песню про «Не жди меня мама, хорошего сына…» Трясина тебя засасывает — факт. Но пока ещё есть шанс завязать.
— Нет у меня никаких шансов, Тамарка!
— Есть, Эрик!
— Ну и что ты мне предлагаешь? Сделаться отличником вдруг, поступить на бюджетное отделение в вуз, закончить его с красным дипломом, поступить в аспирантуру, защититься, встать в очередь на квартиру, жениться…
— Почему нет?
— Очнись, те беззаботные времена закончились лет двадцать назад! Посмотри на батю моего! Много ему радости от учёной степени и красного диплома? Перед тобой, наивным чухонцем, выпендриться — и всё? Горе ему от всей этой мишуры — от бумажек, от корочек. Загубленный труд, загубленное время и самооценка в подвальном этаже. Лучше бы пэтэушником жил. Единственное и пригодилось — трёхмесячные курсы вождения транспорта категории «СЕ». Ну так там особых мозгов не требуется, школьный аттестат проверять не станут. Управлюсь как-нибудь без университетов!
— Управишься, конечно, ты парень умный. Смотри только, раньше того в тюрьму не загреми.
— Переплюнь, идиот!
— Боишься, Эрька? И правильно боишься.
— И ты, Томка, бойся. По подворотням шляться. В третий раз предупреждения могут быть излишни.
— Перестанешь ты, перестану и я.
Гвоздяра и Молоток не подвели, пакет притащили в целости, и похоже, подкинули кое-чего от себя. По крайней мере, сгущёнки и «Сникерсов», любимых главарём, в жалкой кучке продуктов на асфальте ранее не наблюдалось.
— А теперь брысь отсюда, и чтобы без приключений!
— Отвечаем, — согласно кивнули ребята и растворились за углом.
— Сухомятку жрёшь, — Эрик с презрением вытащил из сумки батон и пачку сосисок.
— Нормально, у меня пельмени в морозилке есть. И макароны.
— Дебил ты, Тамарочка. Загремишь на больничную койку быстрее, чем я на нары. Не с отбитыми почками, так с гастритом, — не прощаясь, Эрик развернулся вокруг собственной оси на сто восемьдесят градусов и скрылся в подъезде. Желание гулять отпало. «Вот урод! Умудрился отравить собой даже мою подворотню!»
И действительно, на следующий же вечер, привычно обтирая кожаной косухой замызганную стену в ожидании нового «попаданца», Эрик не испытал ни удовольствия, ни даже прилива адреналина в предвкушении забавы — лишь скуку и желание уйти, желание говорить с нормальным человеком на понятные человеческие темы литературным русским языком. Мгновенное привыкание, наркотик: стоило почувствовать себя на десяток минут нормальным, и захотелось повторить ещё. Как будто нестерпимо захотелось лета среди зимы и солнца среди ночи. Эрику Рау стало жизненно необходимо снова сыграть в футбол комком смерзшегося снега. Он сам не понял, в какой момент это произошло, но стало неважно, что «нормальный человек» Серёжа по общепринятой мерке ни капельки не нормальный.
— Я домой! Задолбало тут мёрзнуть! — Эрик отбросил окурок и зашагал прочь из арки. — И Серёгу чтоб не задирали больше! Узнаю…
— Уроешь… — уныло протянули вмиг поскучневшие пацаны. По опыту предыдущих вечеров выходило, что с уходом Эрика тусовка сама собой прекращалась, и народ потихоньку разбредался — кто за пивом, пока алкогольный отдел не закрыли, кто к подругам под крыло, кто просто по домам.
«Да так ли я ненавижу Серёжу? Если подумать, какая разница, с кем он спит? — Эрик глянул на светящиеся окна четвертого этажа и с улыбкой пошёл к себе. — Сейчас котлет разогрею с пюре, а потом борщ варить стану… Может и домашку проглядеть стоит? Может, и правда, не всё упущено?»