Сердце мертвого мира (СИ)
Чем больше Миэ говорила, тем яснее открывалась суть червоточины, что прогрызла Артум.
- Жизнь Фьёрна может возвеличить ее. Сам посуди, кем она была все это время? Прислужница грубому мужику? Рхельки горды, спесивы и злопамятны. Теперь же она станет вести торг за то, чтоб ее сыну нашли достойное место при дасирийском дворце. Сария не так глупа, чтоб не понимать, что захоти большего - припрет рхельцев к стенке, а даже мышь, загнанная в угол, становиться храброй от страха. Пусть Рхель не спешит мараться кровью, но, когда иного выбора не останется...
Миэ сделал многозначительную паузу, предлагая Арэну остальное додумать самому.
- Ошибкой будет думать, что на кону стоят Северные земли, - добавила волшебница. - Им достается, но я пока не знаю от кого и за что. Но то, что разруха в Артуме рхельцам на руку - у меня нет сомнений. Однако же пристрелить кабана и освежевать его - это вовсе не одно и тоже. Потому мы ничего не скажем Берну.
- Как только я получу ответы на письма - я ни дня не стану торчать в Северных землях, - предупредил дасириец. - Мы будто бы взяли уговор, что уедем как можно скорее.
- Все так, - согласилась таремка. - Давай поглядим, что будет на церемонии. Рхельцы догадываются о твоих намерениях, Арэн, и как только фергайры опояшут голову Берна серебряный обручем Конунга, им не останется иного, кроме как торопиться скорее уладить свои делишки. Тот, кто спешит - спотыкается, а тот, кто выжидает в засаде - всегда на шаг впереди.
- А кто тогжа сидит в засаде за нашими спинами? - догнал ее в спину вопрос Арэна, но таремка покинула комнату без ответа.
Несколько следующих часов ушло на то, чтобы привести себя в порядок. Вдова Торхейма оказалась женщиной суровой и прямолинейной. Едва зайдя в их с Бьёри комнату, она дала понять, что делает это не по доброй воле, а по настойчивой просьбе Торхейма. Но ее прямота только позабавила Миэ - на фоне происходящего вокруг, таремка вдвое больше ценила честность.
Женщину звали Олха. Следом за нею явились прислужницы с чистыми одеждами, которые Олха принесла в дар гостям Берна. Платья были почти одинаковы и мало чем отличались от наряда вдовы Торхейма. Оба из толстой, но мягкой шерсти, по вороту подбитые мехом серой лисицы. Миэ в который раз пожалела о своих пропавших нарядах. Ее заклинаний хватило, чтоб так-сяк подогнать платье по своей фигуре, Бьёри же ее наряд пришелся впору. К тому времени, как Арэн пришел поторопить их, они обе были одеты и причесаны.
- Ты что-то задумала, - шепнул ей на ухо дасириец, пока они мерили шагами ступени.
- Возможно, - уклончиво ответила таремка. Северное пойло так же быстро выветривалось из головы, как и разгорячило кровь, и Миэ чувствовала себя будто с похмелья. Ее донимал голод и злость. - Одно могу тебе сказать: Дюран или воспользуется общим гуляньем, чтобы сбежать, или останется без своих сторожей. Конечно же, если он до сих пор в городе, - поспешила уточнить она.
Внизу их ждала порядком поредевшая группа вождей, во главе которых стоял Фьёрн. По случаю возвышения отца, молодой северянин избавился от доспехов, заменив их на домотканую рубаху, украшенную скудной вышивкой по вороту, и штаны из искусно выделанной бараньей кожи. Часть его лица опухла и побагровела, но борода была в ладу, а губы - в приветливой улыбке гостям. Миэ так и не смогла заставить себя думать о нем как о возможном правителе Дасирийской империи. Фьёрн был воином, не менее справным, чем Арэн, но он так же был и варваром, человеком, который не создан для того, чтоб провести остаток дней за составлением указов, выслушиванием вереницы прошений. И уж наверняка Фьёрн ничего не смыслил в тонком искусстве интриги. А чтобы удержать золотой трон одной только силой, надобно быть Гирамом Великим. Хотя, даже он не брезговал подкупами и шантажом, а злые языки утверждали, будто не единожды просил помощи у братьев Послесвета.
Посвящение Берна прошло поспехом, скомканное и торопливое. Всю ночь за окнами стояло марево погребальных костров, и таремка старалась не думать о том, откуда взялся тонкий слой пепла, укрывший все вокруг. То от вчерашнего пожара, успокаивала себя волшебница, стараясь держаться ближе к Арэну. Берн остался на крыльце Брайорона, остальные спустились вниз, к подножию ступеней. Пришли горожане, все, кто мог ходить, но даже их было слишком мало. Сколько их? Три, может быть, четыре тысячи, и большая часть - женщины и старики, почти нет детворы, а мужчины, способные оборонять город, измотанные минувшей битвой.
Впереди, в самых первых рядах, отгороженные от толпы немногими уцелевшими воинами Берна, стояла Сария, с нею рядом рхельсие послы. Миэ со злости скрипнула зубами и обменялась многозначительным взглядом с Арэном.
Все закончилось быстро. Фергайры по очереди клали на голову Берна серебряный венец и на северной речи благословляли его править мудро, по совести, охранять свой народ и попирать всякого, кто придет в Северные земли со злым умыслом. После в толпу горожан швырнули несколько пригоршни серебряных и золотых монет, пшеницы и воды, освященной служителем Снежного. С колен Берн поднялся уже Конунгом, Владыкой Северных земель.
Прислужники вынесли столы прямо во двор замка, где всякий желающий мог выпить за здравие нового правителя и преломить угощения, желая ему долгих лет, неомраченных напастями.
Пользуясь тем, что в общем натянутом празднестве никому и дела нет до них, чужестранцев, Миэ отыскала глазами Арэна и протиснулась к нему сквозь порядком набравшихся северян.
- Я видел рхельцев с Сарией, - сказал дасириец, предвидя ее вопрос. В его руке тоже был кубок, но Арэн, казалось, даже не притронулся к вину. - И Дюрана тоже не видал.
- Думаю, самое время наведаться в замок. - Миэ улыбнулась на его неодобрительный взгляд. Ну и пусть думает, что себе пожелает, после еще благодарить будет.
- Миэ, - окликнул ее дасириец, когда она собралась уходить. - Постарайся не натворить бед. И не забывай, что ты будешь нужна мне сегодняшним вечером.
Таремка кивнула, мысленно посмеявшись над Бьёри, которая жалась к Арэну: услыхав его последние слова, северянка не расплавилась с досады. Миэ пришлось потолкаться, чтобы высвободиться из толпы. К тому времени, как она улучила подходящий момент пробраться в Брайорон, большая часть северян уже успели порядком набраться хмелем: кто дремал, прикорнув прямо на скамьях, кто пытался ухватить за зад прислужницу. Где-то шумно разгоралась драка. Волшебница миновала столы, стараясь не попадаться на глаза Сарии: рхелька, будто почуяв неладное, подозрительно озиралась по сторонам, и не на шаг не отходила от Берна. О том, чтобы сунуться в замок через главные ворота не могло быть и речи: случись что, обязательно найдется пара северян, которые заприметят, чужестранку.
Но сейчас Миэ занимало только приземистое здание, плотно прилегающее к правой замковой башне. Через дверь в нем прислуга выносила блюда с горячими хлебами и соленьями. Попав внутрь, Миэ поняла, что ее расчет был верным - за дверями, дымя котлами и обливаясь потом, расположилась кухня. Кухарка, - седая, но крепкая баба, - мешала поварешкой в самом закопченном котле и даже не обратила внимания на гостью в ее царстве. Миэ тут же шагнула за стеллаж с бочонками, потрепала по голове мальчишку, который тащил впереди себя поднос с несколькими штофами темного пива, и устремилась к лестнице. Та тянулась бесконечно долго, будто ступеням вовсе не было конца. Таремка остановилась лишь раз, чтоб наложить на себя чары невидимости и, как оказалось, вовремя: лестница оборвалась в арке, которую сторожили сразу несколько воинов, все с медвежьими лапами на бронях. Миэ потихоньку сняла сапоги, прижала их к груди и, неуслышанной, проскочила через охрану. Коридор уводил ее дальше вперед. Еще несколько раз она натыкалась на воинов, что исправно несли дозор. Потом свернула направо, чтобы снова встретиться с лестницей.
Когда таремка начала думать, что заплутала, дорога привела ее в широкую галерею, всю увешанную трофейным оружием. Найдя знакомую лестницу, Миэ приободрилась и поспешила подняться ею. Найти комнаты рхельцев оказалось несложно, благо, что северянка, которая помогала ей соскребать с себя грязь, любила потрепать языком. Будь волшебница на месте Берна, она бы велела немедленно отрезать девчонке язык, но ее болтливость пришлась кстати.