Сергей (СИ)

Annotation
Его просто недолюбили в детстве. Откуда ему знать, как это — любить? А жизнь раз за разом дарила потери и разочарования. Поэтому больная и странная получилась у него любовь. Кто осудит его за нее? Кто покажет как надо любить?
Ксюша Литт
Пролог
Часть 1 «Кис-Брысь-Мяу»
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
 Глава 8
Часть 2
Глава 1
 Глава 2
Глава 3
Часть 3
Глава 1
 Глава 2
Глава 3
 Глава 4
Глава 5
Глава 6
 Глава 7
 Глава 8
 Глава 9
 Глава 10
Эпилог
P.S. Как это было
 Ксюша Литт 
 Недетские игры и прочие мультфильмы. Сергей 
 
 Пролог 
 
Мать принесла Сергея в подоле. Спросите об этом любую бабку у подъезда, они вам все расскажут.…
Маринка с детства была «оторви да брось». С мальчиками гулять начала рано. То с одним пройдет, то с другим между этажами целуется. Все в коротких юбчонках бегала. Однако в институт поступила, и вот, на втором курсе и «принесла». Поговаривали, что она и сама-то не знала, кто был отцом ребенка. Никто из студентов не решился признать пацана, так и остался Сережка безотцовщиной.
Мальчишка получился у Маринки смазливый и сообразительный, но шебутной и пакостник. Не одна соседка притаскивала его за шкирку к нему домой с претензиями о его воспитании. Там всех недовольных встречала бабка — мать Маринкина — вставала горой за внука и посылала каждого известным далеким маршрутом, чтоб не трогали и не обижали их ребятенка.
Маринка же продолжала крутить прелестями в попытках устроить личную жизнь, и, когда Сереге было уже одиннадцать лет, привела она ему наконец-то нового папу.
У обоих — и у «отца», и у «сына» — ожидания в отношении друг друга не оправдались, взаимопонимания не случилось, дружба не сложилась. Отчим терпел присутствие гаденыша, Сергей терпел тычки папаши. Появление через год братишки, с одной стороны, еще более усугубило его положение — все меньше места и внимания ему оставалось в семье. С другой — открывались пути полные свободы в этот огромный и разноликий мир.
 Часть 1 «Кис-Брысь-Мяу» 
 
 Глава 1 
 
Дети — это наше отражение. Они копируют и воспроизводят все в буквальном смысле, что видят и слышат. О чем мечтали дети «девяностых», и кто был их кумиром? Вряд ли будет много вариантов. Витька Малеев и Тимур со своей командой их уже не вдохновляли. Нынешние ровесники героев названных книг вряд ли вообще были знакомы с этими произведениями.
В один из дней трое таких подростков, как обычно, проводили время вместе. Они были знакомы и дружны очень давно. На удивление неразлучная компания — два пацана и одна девчонка. Кстати, никто из них не считал ее девчонкой — она всю жизнь была «свой в доску парень». Спрятавшись в своем укромном месте, ребята до побледнения и посинения смолили где-то с трудом добытые сигареты. В целях экономии они передавали одну штуку по кругу, при этом смачно, к месту и не совсем, матерились и вели взрослые разговоры.
— Бандитом быть классно — у них власть, у них деньги, — рассуждал Ромка. — Круто.
— Ага, тачки крутые, — поддакнула Олеська. — К Ленке из тридцать второй такой ездит. Видели? Цепь толщиной в палец. В рестораны водит ее постоянно. Бабла немеряно.
— Да у Ленки — это разве “крутяк”? Это ж “шестерка”! — со знанием дела презрительно перебил ее Ромка, брызгая слюной, — большие дела совсем на другом уровне делаются. Там братки ого-го! Вы вообще знаете, кто город держит?
Друзья с ним не спорили. Ромка действительно в этом деле знал гораздо больше их. У него был старший брат, который являлся несомненным авторитетом для собравшихся. Он очень взрослый. Уже почти год, как вернулся из армии, где побывал на войне, много видел, много испытал и теперь сам крутился, как мог, пытаясь интересней устроиться в жизни менявшейся на глазах страны.
 
Когда Ромка заводил разговор про власть в городе, вид у него всегда становился серьезным и загадочным. То была тайна за семью печатями, куда заглянуть можно было не каждому смертному. Конечно, любой слышал и знал некоторые имена людей, имеющих недосягаемую высоту положения. Они звучали громко, страшно, запретно. Однако что творилось в верхах, как и кем раздиралась на куски страна, естественно, не дано было знать ни Ромкиному брату, ни Ленкиному хахалю. Но пацан, тем не менее, затрагивая эту тему, постоянно напускал на себя большую важность и делал вид, что ведает о чем-то большем, чем «люди говорят». Ребятня же, по обыкновению, проникалась этой загадочностью и под сомнение авторитет Ромкиного брата ставить не пыталась.
— Да, круто, — задумчиво согласившись, ввязался в разговор третий, — но я в институт учиться пойду, — выдал Сергей.
— Тьфу, букварь, — презрительно отозвался Ромка и сплюнул.
Он не зря насмехался — Сергей, не смотря на свою шкодливость, учился в школе действительно очень даже неплохо. Но если разобраться, не был он на самом деле ни «букварем», ни «ботаником», кем время от времени с таким пренебрежением называл его друг. Никогда ничего он ни разу не зубрил. Учеба давалась ему легко сама собой без особых усилий. По гуманитарным предметам, особенно с иностранным языком — английским, были у него, конечно, кое-какие заминки, но все, что касалось точных наук — расчеты, доказательства, логические решения любых задач — тут не поспоришь, в этом он был ас. Отличные оценки на этих уроках, казалось, сами сыпались с неба в журнал успеваемости.
— Уж лучше так, чем получить пулю в лоб на каких-нибудь разборках, — логично и резонно заявил он.
— Ну и будешь инженером на заводе горбатиться, — предрек ему неприглядную, по его мнению, судьбу Ромка.
— Ну почему? Может я до директора дорасту, — со здравым смыслом Сергея сложно было спорить, его мозги всегда просчитывали ходы вперед.
— Ха! Директором! Чтоб директором стать, связи нужны.
— Но и «высшее» тоже нужно, — заметил Серега. — Можно подумать без связей у братков дальше “шестерки” вырвешься. Так же и будешь никем, только или сядешь, или убьют.
— Ай, — отмахнулся от него Ромка.
Неромантичная приземленность друга его раздражала. Убедить того поверить в фортуну было сложно. В ответ сразу выдавалось точное число вероятности выпадения такой удачи. Букварь он и есть букварь.
Сергей все время был осторожным и, не придя к выводу, что выбрал самый разумный вариант, ничего не делал. Прогорал исключительно только из-за своей излишней активности, присущей большинству детей. Как говорили бабки: «Шило в одном месте у него вертелось». В остальном же он поступал всегда очень продуманно.
С того времени прошло больше двух лет. И каким образом он влетел так глупо и так, в буквальном смысле, серьезно — Сергей понять не мог. А подумать об этом теперь как раз было время и место. Сидя вторую неделю в камере следственного изолятора, он только этим и занимался — думал. Думал о том, как и почему, и кто, и зачем, и снова — как. Прокручивал и прокручивал в мозгах все произошедшее, строил логические цепочки, делал выводы. В итоге разочарование и цинизм все больше и больше овладевали им. Детство и мечты остались там, за железной дверью.
Признавал ли он свою вину? Да, конечно признавал. В драке он участвовал, есть свидетели, и получается, это отрицать невозможно. Следователь ему все в очень доходчивой форме объяснил. Хотя, конечно же, Сергей поначалу юлил и пытался как-то вывернуться. И все же осталось непонятным, почему виноватым оказался только он, ведь их, затеявших бучу, было четверо. Где все остальные? Да, то, что при групповом нападении обстоятельства отягчаются, он, само собой, знал. И не секрет, что от торжества справедливости, если призвать к ответственности всех соучастников, проиграет в первую очередь он сам. Любому дураку понятно — тянуть всех за собой бессмысленно. Но тем не менее, почему за всех отвечать приходилось именно ему?