Шестой этаж пятиэтажного дома
Лицо у Мухтара было выразительным, даже красивым, но каким-то изможденным. Это не было усталостью одного перенасыщенного работой дня, скорее печатью частых и привычных разочарований. Разочарований не столько острых, сколько неизбежных.
Мухтар Магеррамов, очевидно, принадлежал к тому типу людей, которых ничем не удивишь, — и если, к сожалению, ничем не обрадуешь, то, к счастью, ничем по-настоящему не огорчишь. Люди седеют по-разному: бывает седина как первый снег, бывает и как плесень. Седина Мухтара была пепельной, и, казалось, пепел покрывал не только его волосы, но и лицо с темными кругами под глазами, с глубокими морщинами на лбу и у рта. У него была тонкая линия темных усов, которые очень шли к его белозубой улыбке — получались две параллельно-контрастные линии белого и черного.
Тахмина еще раз, а потом еще раз бегло взглянула в сторону Заура и даже ухитрилась улыбнуться ему, но продолжала стоять в той группе, будто и не думая прощаться. В фойе входили люди, сразу начинавшие протирать запотевшие стекла очков, вносившие на шапках и пальто тонкую пелену холода — морозное дыхание осенней улицы. Они показывали удостоверения и проходили туда, где стояла Тахмина и ее компания и куда не имел доступа Заур. «Тракт, монитор, ПТС, Феллини, Хуциев, Хессин, Главный», — то и дело слышал Заур и терпеливо ждал, когда Тахмина отделится от этого чужого ему мира, который так быстро освоила, подойдет к нему и они опять пойдут по улицам Москвы, по первому снегу, вместе со своим огромным чувством, принадлежащим только им двоим и не доступным никому другому, какие бы удостоверения кто ни предъявлял.
Наконец Тахмина, видимо, решилась. Она стала прощаться, и мужчины поцеловали ей руку, потом обнялась и расцеловалась с белокурой дикторшей и, помахав им, пошла к выходу. Вместе с ней, попрощавшись с москвичами, шел Мухтар.
Они шли к нему, и Заур растерялся от этого непредвиденного и неизбежного знакомства.
— Познакомьтесь, — сказала Тахмина, — Заур, Мухтар. Я каждому из вас столько наговорила друг о друге, что особенно представлять вас, по-моему, не стоит.
— Очень рад, — сдержанно сказал Мухтар, протягивая руку Зауру.
— Я тоже рад, — учтиво ответил Заур.
— Пойдем, — сказала Тахмина и, когда они вышли на площадь, оказалась между ними и обоих взяла под руки.
— Ну, какие у нас планы, куда путь держим? Неизвестно, кому из двоих предназначался вопрос, но первым ответил Мухтар:
— Куда пожелаешь.
— Заур, — сказала Тахмина, и Заур мысленно отметил, что она назвала его полным именем, а не ласкательным, как обычно, — Мухтар приглашает нас на ужин. Ты против этого похвального намерения ничего не имеешь?
Заур что-то буркнул, с трудом скрывая раздражение. Ему так хотелось повторить вчерашний вечер — пошататься по Москве вдвоем. Но это, по-видимому, исключалось, и последний вечер в Москве он должен терпеть присутствие человека, скорее неприятного ему, чем безразличного, да к тому же Тахмина от его имени приглашает Заура ужинать, хотя он сам и молчит об этом. Впрочем, Мухтар сразу же отозвался:
— Да, если у вас никаких дел нет, Заур, давайте посидим где-нибудь.
Что за странная постановка вопроса «если у вас нет никаких дел»?! Какие у него могут быть здесь дела, кроме Тахмины? Неужели Мухтар не знает и не догадывается об их с Тахминой отношениях? Неужели Тахмина ему ничем не намекнула, когда говорила с ним о Зауре? А может, и он, Заур, не знает и не догадывается об их — Мухтара и Тахмины — истинных отношениях?
Но при этом Заур злился не на Мухтара, а на Тахмину, и у него возникло желание сослаться на занятость и уйти. Но смутный страх, что Тахмина может запросто отпустить его, чтобы проучить либо самоутвердиться в глазах Мухтара, сковал его, и он ответил:
— Нет, я не занят.
— Прекрасно, — сказал Мухтар. — Тогда поедем в Дом кино.
Они сели в такси: Мухтар рядом с водителем, а Тахмина и Заур сзади.
В машине он молчал. Говорили Тахмина и Мухтар. Говорили о только что прошедшей передаче, которая прошла, по их словам, весьма успешно, и вообще их программа получила здесь отличную оценку. И Заур с завистью думал о том, что связывало этих двоих дело, которое они вместе готовили и вместе осуществили, а теперь вот едут отмечать свой успех. И в какой-то миг Заур почувствовал себя совершенно лишним, но голова Тахмины лежала на его плече, и ее волосы щекотали его лицо, и ее неповторимый запах обволакивал и дурманил, и Заур знал, что не сможет остаться без нее, каких бы унижений это ему ни стоило.
Но Зауру снова стало неприятно, когда Мухтар расплачивался с водителем, хотя он и понимал, что сейчас ему, Зауру, лезть с платой за такси просто смешно. А расплатиться за ужин, даже скромный, у него не было никакой возможности.
Мухтар показал в дверях свой членский билет и добавил: «Мои гости», — и они втроем вошли в Дом кино.
Уже на лестнице Мухтар встретил каких-то знакомых. Он обнимался, целовался и о чем-то долго болтал с ними, не представив Тахмину и Заура. Тахмина прошла к большому зеркалу и поправляла волосы, а Заур не знал, куда себя деть, и боялся закурить, ибо не знал, можно ли курить именно здесь, в фойе, а вдруг нет, ему не хотелось попасть впросак, и он переминался с ноги на ногу.
О нем как будто забыли: Мухтар — в беседе еще с какими-то знакомыми, которые шумно подошли к нему, а Тахмина — сосредоточенно прихорашиваясь перед зеркалом.
Странно, Заур всех проходящих по фойе людей видел впервые, и в то же время многие из них казались ему знакомыми. Он знал их по экрану, но оттого, что эхо были не самые известные киноартисты, а актеры и актрисы менее известные, но все же снявшиеся во многих фильмах, он теперь узнавал их, но не мог припомнить, где же их видел, однако угадывал, что вот эту модно одетую женщину он видел в облике простой русской крестьянки, а вон того парня в клетчатом пиджаке — в мундире немецкого офицера.
— Ты что, Зауричек, скучаешь? — сказала, подойдя к нему, Тахмина, и Заур отметил, что в отсутствие, Мухтара она снова назвала его ласкательно. — Или разглядываешь кинозвезд?
— Извините, друзья, — сказал Мухтар, подходя, но тут же увидел еще кого-то, спешащего к нему с распростертыми объятиями. — Привет, старина, сколько лет, сколько зим? — И, снова извинившись, он отошел.
— Удивительный человек, — сказала Тахмина. — Вот и на телевидении то же самое. Все его просто обожают. Ты что такой мрачный, Зауричек?
— Ничего, — сказал Заур и с внезапным страхом, чувствуя себя заброшенным и несчастным, спросил: — Ты меня не разлюбила?
Она улыбнулась.
— Нет, нет, не разлюбила. Я скучала по тебе целый день, — тихо сказала она. — А ты что делал?
Заур не успел ответить, вернулся Мухтар, и Тахмина обратилась уже к нему:
— Мухтар, а кто вон та женщина с веером? Мухтар назвал.
— А это ее муж рядом?
— Бывший муж. А тот, который подходит к ним с чашечкой кофе, ее теперешний муж. Ну что, пошли ужинать?
Они вошли в ресторан, который, к удивлению Заура, был почти пуст. Судя по оживленному фойе, он думал, что и в ресторане не найдется свободного места, но в большом зале было занято всего три-четыре столика. Они сели в углу, у окна: Тахмина и Заур рядом, а Мухтар напротив, и тут же к ним подошел официант с красочно и забавно оформленным меню. Он раскрыл меню перед Тахминой; Заур краем глаза пробежал названия блюд, и ему показалось, что меню вкусно пахнет. Только тут он сообразил, что почти ничего не ел последние двое суток.
— Понятия не имею, — сказала Тахмина, передавая меню Мухтару. — Выбирай сам.
Официант, записав заказ, удалился. Прежде чем наступило бы тягостное молчание, Мухтар сказал:
— Вы обратили внимание, какие у него печальные глаза? У официанта…
Заур удивился его словам, потому что сам только что подумал так о глазах Мухтара.
— Я заметил, — продолжал Мухтар, — что у многих официантов печальные глаза. Печальные и мудрые. Видимо, это что-то сугубо профессиональное. Они печальны и мудры, как бог, — улыбнулся он.