Не будем дружить (СИ)

Я заснула. И снилось мне, что я бреду в белом тумане, как ёжик из сказки Козлова, и ничего вокруг не видно, и только иногда вылетают из этого тумана очертания: Олег, целующийся с девушкой в машине, мама, гладящая мне руку, собака Гайка, с громким лаем выпрыгивающая из тумана, пугающая.
Потом туман рассеялся, и я увидела нас с Максом, только нам было лет двенадцать, и он тащил меня, я была без сознания, и моя рука, свисающая вниз, качалась одновременно смешно и страшно. Макс бежал, спотыкаясь, задыхаясь, испуганное лицо, тяжелое дыхание, испарина.
Я смотрела на него и думала: это было. Когда-то давно, словно в другой жизни…
Проснулась я, как от толчка. Открыв глаза, резко села на кровати. Девять утра. Черт, надо же на работу собираться! Вчерашний офисный костюм я оставила в кабинете, туда доеду в платье и переоденусь, не надо будет заходить домой.
Эта мысль вызвала облегчение. Я не была готова встретиться с Олегом сейчас. Интересно, а Макс где, почему не будит?
Спрыгнув с кровати, я выскочила в гостиную и застыла, встретившись взглядом с тетей Ирой, матерью Макса. Она как раз несла ко рту чашку с чаем, да так и замерла. Макс, обнаружившийся у стойки с чайником в руке, тоже замер. Первой отмерла тетя Ира. Отставив чашку, быстро встала.
— Что ж, мне пора.
— Мама, — начал, было, Макс, но она замахала руками, двигаясь к прихожей.
— Считайте, меня здесь не было, отдыхайте, детки. Я ничего не видела.
Сияла она при этом, как новенький самовар, и улыбку скрыть не могла.
— Мама, — снова начал Макс, но тети Иры и след простыл.
— Ты понимаешь, что она подумала? — спросила я, придя в себя вместе с закрывшейся дверью.
— Уж не дурак. Решила, мы тут сливаемся в объятиях.
— Немедленно позвони ей и скажи, чтобы ничего не говорила моим предкам, — я ринулась к Максу. Он послушно достал телефон, тетя Ира ответила почти сразу.
— Это не то, что ты подумала, — сказал Макс, я, встав на кресло, чтобы быть выше, и прижавшись с другой стороны трубки, слушала.
— Я вообще ничего не подумала, сынок.
Ага, конечно, знаем мы вас.
— Мам, только не рассказывай ничего Ельцовым. Пожалуйста.
— Хорошо. Наташа звонила вчера, говорила, Олег Надю искал, она ночевать не пришла… Наташа с Димой волнуются. Так что пусть Надюша им позвонит, как освободится.
Я мысленно простонала. Телефон я вчера выключила, Олег, видимо, искал меня и дошёл до родителей. Об этом я не подумала. Они теперь, наверняка, в панике. Максу, само собой, не догадались позвонить, зная наши отношения.
Пока я думала, тетя Ира, ещё что-то прощебетав, отключилась. Макс убрал телефон от уха, посмотрев на меня, я так и стояла в кресле, да ещё ведь в одной его футболке и трусиках. Резко отстранилась, продолжая на него смотреть. Макс окинул меня долгим взглядом сверху вниз, задержавшись на ногах, и я почувствовала себя абсолютно голой. Это ощущение вместе с неловкостью подарило возбуждение, глядя на Макса, я тяжело выдохнула и подумала: надо спасаться.
— На работу пора, — пискнула и хотела слезть с кресла, но, поскользнувшись, чуть не упала.
Макс подхватил меня под попу, я обняла его за голые плечи. Кожа у него была горячая, я невольно скользнула по ней ладонями и только потом перевела взгляд на Макса. Сейчас его глаза казались слишком темными, а взгляд заставлял кожу покрываться мурашками.
Мы так и стояли, глядя друг на друга, Макс, криво усмехнувшись, вдруг сказал:
— Это предложение или как вчера?
Наверное, я должна была смутиться, но вместо этого сделала то, что хотелось: поцеловала его.
Макс
Что у неё в голове — загадка. Вчера она просит себя целовать и отворачивается, сегодня целует сама. Что я должен думать? Нашла во мне орудие мести, отвечая мужу той же монетой? Ищет утешения? Я понимал одно: происходящее неправильно. Просто потому, что это я и Надька — уже два таких факта, которые перевешивают любые доводы. В довесок ещё ее муженёк, будь он неладен.
Но вот она меня поцеловала, а я не смог оторваться, остановиться. Не смог и не захотел, сминал ее губы, стараясь сдерживаться, но понимая: нежностью не пахнет. Да какая к черту нежность? Я ее так хочу, что тело сводит, думать не могу. Руки сами скользнули по ее коже, чувствуя, как разбегаются мурашки, я прижал Надю к себе так, что, кажется, она сломается. И все-таки разорвал поцелуй, тяжело дыша, уставился в ее мутные блестящие глаза, опустил взгляд на губы: припухшие. Какие же они вкусные!
— Надь, — сказал хрипло, и она губу закусила, точно решила добить меня, — если это шутка, то пора заканчивать, потому что ещё чуть-чуть, и я не смогу остановиться.
Эти слова подействовали на неё неожиданно: она тяжело вздохнула, прижимаясь ко мне, обхватывая ногами ещё сильнее, вызывая волну возбуждения.
— Так не останавливайся, — шепнула мне на ухо, и это сорвало последние тормоза. Потом будем разбираться, как это случилось и что делать дальше. Сейчас есть только Надя и я.
Сам не помню, как мы оказались в моей комнате, как я стянул с неё футболку. Кажется, ее кожа горела от моих прикосновений. Надя притягивала меня, подаваясь навстречу, а я медлил, изучая губами ее тело, сводя этим с ума нас обоих. А потом она прошептала:
— Макс, пожалуйста… Я больше не могу.
И все, в висках застучало, импульсы понеслись по телу, и мы с Надькой соединились в единое целое, перестав существовать на какое-то время.
Но реальность это реальность. Когда все закончилось, и я отдышался, уткнувшись носом в ее ключицу… Нет, не так, когда надышался ей, уткнувшись носом в ее ключицу, поднял голову, встретив ее взгляд, сразу понял: легко не будет.
Будет дико неловко, потому что единое целое снова развалилось на Ельцову и меня, а мы ни фига не умеем сосуществовать вместе. Потому я просто встал и ушёл в душ, ну не голым же, лёжа на ней, вести разговоры.
Черт, вот если бы все было иначе. Надька была бы просто знакомой или незнакомой, и я бы наслаждался тем, как мне от неё крышу сносит. А сносило знатно: от ее поцелуев, желания, стонов. Что она там болтала тогда на даче про крики? А сама… От воспоминаний я снова возбудился. Представил, что Надька могла бы стоять сейчас рядом со мной, смешно втянув шею, когда я направлю на неё воду. Я бы нашёл, чем с ней заняться. Блин, все эти мысли совершенно не помогают!
Душ пришлось принять контрастный. Надьку в комнате я не обнаружил, но услышал, как она прошмыгнула в ванную. Посмотрел на часы: е-мое, рабочий день в самом разгаре. Мобильный оповестил, что Анька звонила двенадцать раз. Надеюсь, ничего не случилось.
— Вы где пропадаете? — спросила обеспокоенно. — Все в порядке?
— Да, в течение часа буду, — я говорил, прижав трубку к уху и доставая рубашку, — все нормально?
— В целом, да. Просто вас потеряли. Надежды Дмитриевны тоже нет, мобильный отключен.
— Надежда Дмитриевна тоже приедет в течение часа. Мы тут вместе были… на встрече.
— Поняла. Тогда ждём, всего доброго.
Когда я вышел из комнаты одетым, Надька стояла в гостиной, облаченная во вчерашнее платье.
— На работу надо, нас уже ищут, — буркнул я, окинув ее взглядом и отвернувшись. Надька молча кивнула.
Ехали мы тоже молча, молча разошлись по этажам. В общем, полная лажа. Когда-нибудь нам придётся проговорить. Я честно выждал пару часов, занимаясь делами. А потом пошёл к ней. Нужно просто расставить точки над и, иначе мы совсем не сможем общаться, а нам волей неволей приходится делать это.
Возле ее кабинета замешкался, но, собравшись с силами, постучался и открыл дверь. Что бы я ни рвался сказать, делать этого сейчас не стоило: Надька сидела в кабинете с мужем.
Я невольно окинул его взглядом и понял: она ему все высказала. Даже интересно, как он оправдывался?
Мой отец был уверен: этот парень женился не на Надьке, а на ее деньгах. Я вспомнил, как папа говорил это незадолго до свадьбы. Но Надька казалась счастливой, и я не придавал этим словам значения. А сейчас подумал: тихушник вроде него вполне мог. Ельцова ещё такая дура была, что считала себя некрасивой. Кто только вдолбил ей эту мысль?