Земля Без Короля

  
Эд Гринвуд
 
«Земля Без Короля»
 
 
Посвящается Брайану, разделившему мои грезы, верному другу, изумительному редактору, собрату по фэнтези.
 
 
 
Всех, кем мы можем хвалиться,
 
Всех, кем мы можем гордиться,
 
Привозят домой в крови.
 
Жизнь их, ты расплескалась
 
По дальним полям сражений,
 
Где они одержали победу —
 
Победу ради всех нас.
 
Давайте же почитать их
 
И вспоминать имена их,
 
Ибо в тревожное время,
 
Средь зарева многих пожаров
 
Снова мы к ним взываем,
 
Просим выйти на бой.
 
Ведь никогда не бывает
 
Слишком много героев.
 
 
 
Особенно в наше время,
 
Особенно в нашей земле.
 
 
Скорбная песнь Кугриммона
 
мастера-барда из Аглирты,
 
жившего в те древние годы,
 
когда там еще был Король
 
  
Пролог
 
По таверне снова пронесся протяжный стон.
Флаерос, сидевший в дальнем углу душной комнаты, нахмурился. За спиной у него из ярко начищенных бронзовых светильников вздымались трепещущие язычки пламени, но они освещали лишь малое пространство; в обеденном зале царил полумрак. Мужчины с пышными бакенбардами посасывали трубки и прикладывались к кружкам с таким беззаботным видом, будто никто из них не слышал этого жалобного вопля, кроме приплывшего из-за моря юноши, который мечтал стать бардом.
Прихлебывая вино, он тайком старался оглядеться, чтобы отыскать источник жуткого звука, от которого все внутри у него холодело. Казалось, стенающий невидимка постепенно перемещался влево. Взглянув туда, Флаерос встретился глазами с пышноволосым стариком, сидевшим через два стола от него. Во взгляде ястребино-желтых глаз странного незнакомца угадывалась насмешка.
— Привыкнешь, — произнес старик, задумчиво почесав нос большим пальцем. — Это уж точно.
Флаерос Делкампер глубоко вздохнул. Изогнув бровь в неудачной попытке казаться беззаботным, он осведомился со всем доступным ему спокойствием:
— Это что, п-п-призрак?
Старик захихикал.
— Ты, кажется, вошел со стороны гавани, через заднюю дверь, не так ли?
Щеки Флаероса вспыхнули.
— Я из Рагалара, — отрывисто произнес он и тут же, вспомнив о правилах вежливости, добавил: — Приехал на Сбор. Только что сошел с «Буревестника».
Старик вздернул густые брови.
— Такой скорый переезд стоит жемчужину, а то и две.
Флаерос заметил, как взгляд золотистых глаз бесцеремонно обежал его с головы до ног, словно прощупывающий оборону противника клинок в руках опытного фехтовальщика. Юноша заерзал на стуле, внезапно почувствовав, что смутился от этого исследования так, как с ним не случалось с детства.
А обладатель золотистых глаз продолжал рассматривать взволнованного молодого человека, пожалуй слишком разгоряченного вином. Судя по одежде, юноша принадлежал к богатой рагаларской семье и теперь, впервые оказавшись вдали от родного дома, восторгался миром, открывшимся перед ним и столь непохожим на унылый, бесцветный Рагалар. Возбужденный голос, набитый монетами кошелек — все выдавало в чужестранце романтика, мечтающего стать знаменитым бардом. Вероятно, он прибыл сюда с благословения родителей, пришедших к выводу, что все их надежды на то, что отпрыск станет серьезным и почтенным человеком, — лишь несбыточные мечты.
Рассерженный этим изучающим взглядом, Флаерос открыл было рот, чтобы достойно срезать наглеца, но слова так и застряли у него в глотке, потому что старик (во всяком случае, таким этот человек казался Флаеросу), не говоря ни слова, поднялся со своего места и быстро, каким-то скользящим движением пересел к нему за столик.
— То, что ты слышал, — причина того, почему в этом заведении сейчас, перед Сбором, народу меньше, чем в других местах. — Сухие губы изогнулись в кривой усмешке. — Сюда приходят лишь те из горожан, которые не хотят сталкиваться с любителями баллад. Или просто щадят свои уши.
Суровая с виду хозяйка таверны, уже продолжительное время игнорировавшая призывы молодого Делкампера, вдруг по собственной инициативе возникла у него за спиной, подобно беззвучной тени, и водрузила на стол внушительное блюдо с ароматными горячими пирожками с дичью и графин с вином. Удивленно обернувшись, чтобы взглянуть на женщину, он увидел только, как покачивается сомкнувшаяся за ней гобеленовая занавесь. И все же он успел краем глаза заметить проблеск улыбки, которой она через плечо одарила старика. Кто же он такой?
К тому времени львиногривый собеседник чуть надтреснутым голосом сообщил Флаеросу, что заведение это называется «Вздыхающая горгулья». Ветер определенного направления и силы проходит через искусно вылепленные каменные уши и клыкастый рот горгульи, изваянной над дверью. Тогда и возникает тот самый испугавший юного путешественника звук, зачастую очень громкий и похожий на крик живого человека.
Флаерос кивнул и тут же вздрогнул, ощутив прикосновение чего-то теплого к своей руке. Старик пододвинул к нему нагретое жестяное блюдо. Юноша недоверчиво посмотрел на снедь, ощущая, как все вокруг заполняется восхитительным ароматом свежего теста и жареной дичи.
— Ешь, — просто сказал старик. — Иначе вино слишком подействует. К тому же такие пирожки, как у Майерши, трудно найти где-нибудь еще в Силптаре, я не преувеличиваю.
Флаерос внезапно ощутил такой голод, что рот его наполнился слюной. Не заставляя уговаривать себя, он впился зубами в пирожок и обнаружил, что вкус у него ничуть не уступает запаху.
Горячий соус потек по подбородку юноши, и старик усмехнулся. А младший из Делкамперов внезапно понял, что его нисколько это не беспокоит. Он улыбнулся в ответ, и старик сунул ему в руку еще один пирожок.
Флаерос прибыл в легендарный Сверкающий Город, чтобы присутствовать на Сборе бардов. Каждые два года они встречались в Силптаре, чтобы обменяться новостями, решить, какие города и графства следует объявить «запретными» — то есть отлучить на некоторое время от повествований о событиях в мире и от музыки, — а с каких можно снять запрет. Десятка два ночей они торговали музыкальными инструментами, пели перед толпами людей, не жалевших никаких денег за сомнительное удовольствие сидеть чуть ли не на головах друг у друга в душных тавернах, набирали себе учеников или обменивались ими, утверждали несколько человек в звании бардов… и изредка облачали заслужившего такой почести барда в темно-бордовую мантию мастера.
Флаеросу Делкамперу этой чести предстояло ждать еще годы и годы; несмотря на это, сейчас он испытывал неподдельную радость: ведь он находился в легендарном Силптаре, сидел в таверне, и со всех сторон его окружали чудеса. Заведение было небольшим, но куда более оживленным, чем лучшая таверна в Рагаларе. Здесь толпились люди, вернувшиеся из долгих плаваний, и держались они куда увереннее, чем суетливые торговцы из Рагалара. Да, конечно, он был один и находился далеко от дома, в городе, где жители, судя по рассказам, не разжимали пальцев, обхватывавших рукояти мечей. Говорили также, что воры здесь очень ловкие… но разве не был он практически неуязвимым, с Водалом на пальце?
Он скосил глаза и взглянул на грубое, неровное железное кольцо, измазанное черным смоляным лаком, — много лет назад его выковали из большого корабельного гвоздя. Любому несведущему человеку оно показалось бы никчемной безделушкой, чем и было до того, как самые лучшие маги, каких только смогли нанять жившие в старину Делкамперы, наложили на него множество заклятий. Так возник Водал. Флаерос тут же поспешил отвести взгляд, не желая даже случайно привлекать внимание к своему сокровищу. Оно сослужило Делкамперам немалую службу, и за него (как было сказано юноше весьма резким тоном) было бы не жалко отдать жизни десятка, а то и больше младших сыновей. Флаерос небрежно прикрыл кольцо рукой и почувствовал знакомое покалывание. Водал мог очень многое, но Флаероса научили пользоваться только одной из его сил: когда он смотрел на человека или вещь и твердо говорил себе, что хочет увидеть истинный облик находящегося перед ним, то взор его пронизывал любые волшебные личины. Не то чтобы он ожидал частых встреч с магами, придававшими себе колдовские обличья… но зачем еще стоило вверять поистине могущественную семейную реликвию своенравному сыну?