Тени леса

Кто есть танум вард? Глупости какие спрашиваете. Я у вас тут, что ли, первый бродячий музыкант?
Так уж и быть, поясню: то, что не сгнило, они из земли поднимают и воле своей подчиняют. Хозяевами костей их кличут. У каждой деревушки, при которой ллок’ар имеется, есть о них истории. Беспокоят и живых, и мертвых. А если попадется какой безумец, так и вовсе армию неживых по деревням пустит. Вот везучий засранец: за него всё обглодыши костяные делают, а он знай себе карманы забивает деньгами и украшениями.
И поначалу ведь паренька никто не заподозрил. Одет обычно, только лицо скрыто, а руки бледные-бледные. На шее тонкой — украшение металлическое с ладонь размером: оно на раскрытой груди висит, а под ним — след как от ожога. Врастает в плоть. Если не подохнет владелец, такая вещица ему может силу даровать.
После появления его в город стали мертвые наведываться. В дома стучатся, впустить просят, говорят голосами человеческими. Обычно они молчат. Только рот открывают, чавкают как Дио, когда рыбу ест, да булькают. А эти точно помнят, кем при жизни были. Но через двери не заходят. Да-да, им открывали. И не раз. А наутро глянь: лежит без куска шеи кто, на стол голову положив.
Танум вард хитер. Не просто так вперед себя нечисть всякую пускает. После него-то в домах и не остается ничего. Ни еды, ни денег. Дети тоже пропадают. Но кто их знает? Вдруг просто сбегают, увидев давно погибшего родственника?
Притом нет, чтобы сразу всю деревню выкосить, собрать, как колосья тонкие золотые. Так он решил, видать, что слишком скучно это, слишком просто. А потому накатывает, подобно волне, уносит с собой песчинки да камешки и отступает ненадолго, позволяет обмануться, выдохнуть. Сам же таится где-то, выжидает. У ллок’ар наверняка. Куда ж еще хозяину костей-то податься?
За дело это предлагают по пять су на нос. Неплохо. Всей деревней, видать, скидывались. Только им от нас нужно не просто парнишку тщедушного изгнать, а упокоить тех, кого он поднять успел. Неживые же без хозяина всё равно шастать продолжают. И вот тут встает один лишь вопрос:
— Среди нас есть кто-нибудь, кто мертвяков обратно загнать может?
Я задаю его, когда возвращаюсь к спутникам. Они уже успели устроиться у костерка близ одного из домов. Сидят, греют руки. А Дио — дурень серокожий — то и дело кидает в огонь что-то, отчего в стороны искры летят.
— Я когда-то читал о том, как это делается. Вот только ни разу не пробовал, — отзывается Гарольд.
Никто и не сомневается, что он знает. Порой кажется, что знает даже то, какого цвета у меня исподнее.
— Мне мать рецепт варенья из белоцвета как-то поведала, ага. Ты бы решился попробовать, если б я приготовила? — Сажусь рядом и подтягиваю колени к груди.
— А не отравишь? — Дио оживляется и скалит клыкастую пасть. — Я бы попробовал.
— Твой желудок переживет всё. — Удивляюсь тому, что встрял именно он. Пещерные-то мертвечину гнилую жрут. А Торре, хоть и говорит, дескать, не по этой части, не брезгует тухлой рыбой. Что ему мои неудачные попытки готовить? — А вот другим не советую. Белоцвет капризен. Но даже с ним легче, чем с поднятыми. Мало книжки умные читать, ага. Тут практика нужна.
В повисшем молчании слышно, как трещат поленца, которые огонь облизывает. Я уж ожидаю, что Сатори встанет и наконец удивит меня, но она пялится на рыжие всполохи и вырисовывает на земле палкой какие-то круги, похожие на бусины в ее волосах. Она вообще редко говорит. Двинулась, чую, после того как родители откинулись. На руках Сатори, по ее же вине. Уж кому как не ей знать, что без должного навыка лезть не стоит. Никогда и никуда.
— Допустим, я, — негромко говорит Зенки и тут же опускает голову, поняв, что все повернулись к нему, даже молчаливая Сатори.
— Ты? — Дио вскакивает и бьет ладонями по коленям.
— Ты шутишь, Зенки, — с нажимом произношу я, желая, чтобы он замолчал. Зенки красивый. Красивый и слабый. Да, хороший лучник. Да, неплохая кухарка. Но уж точно не тот, кто может упокоить целый ллок’ар.
— Не шучу, — голос становится еще тише. — Я никогда не имел дела с таким количеством мертвых, но попробовать стоит. Нам не заплатят, если мы не выполним требования.
— А мне нужны деньги, — произношу задумчиво и пинаю носом сапога вывалившуюся из костра ветку.
Выбор невелик: или поверить в способности Зенки, или отказаться, пока еще не поздно. Лично мне куда более приятен первый вариант. В любом случае, моих навыков хватит на то, чтобы в нужный момент свалить. Будет ли меня мучить совесть? Прошу! Если бы я переживала из-за каждого погибшего компаньона, то наверняка сидела бы и ковыряла землю палкой вместе с Сатори. А впрочем… были ли у меня компаньоны до этого? Не припомню.
— Выдвигаемся.
Есть у Гарольда одна черта, которая раздражает поболее остальных: он решает за нас всех. Именно он подписал соглашение с гильдией охотников за головами. Именно он получает деньги и распределяет их между нами. А еще, разорви лишар его и его семью, именно он додумался взять Сатори. Хотя чему я удивляюсь? На нее засматривается не только Лиат. Первоначально предложил ее взять добродушный Зенки, ее сосед. Пожалел, захотел помочь. И лишился половины денег, потому как ей отходит именно его доля. Наивный дурак. Голова, конечно, но, если брать отношения с людьми, то такой недоумок, каких еще поискать надобно.
— А чего так рано-то? Еще не до конца стемнело!
Заметив, что на него смотрят дети, Дио хватает из костра раскаленный уголек и большим пальцем подбрасывает в воздух. Он запрокидывает голову, ловит ртом обгоревшую деревяшку, острые зубы с щелчком смыкаются. Торре жить не может без внимания. Толстокожее отродье хочет, чтобы на него смотрели, и у него это получается. Даже я неотрывно наблюдаю за его действиями. И морщусь с отвращением, и глаз оторвать не могу. А про себя думаю: «Что ты, мать твою, такое?» Знаю ведь, что пещерные челюстями своими кости перегрызают, но всё равно привыкнуть сложно.
— Ты хочешь, чтобы это всё повылезало да по деревне разбрелось? — Гарольд отряхивает накидку и суёт ладони в рукава. Думает, видать, что так загадочнее выглядит.
— А откуда ты знаешь, что именно сегодня тонконогий паренек поведет в бой свою мертвую армию? — решаю поинтересоваться я.
— Слушай внимательнее, Ишет. — Лиат смотрит на меня, точно строгий родитель, и головою покачивает. — Что сказал старейшина?
— Что и до нас героев хватало. Что пришли, подохли, стали частью… ах, вот оно что!
— Мы — незваные гости на там, где правит хозяин костей.
— Так, хватит. — Я встаю и носом ботинка пинаю в костер одиноко лежащую ветку. — Идем-то мы идем. Другой вопрос: что делать будем?
— Чтобы отправить их обратно, нужны три знака. — На открытой ладони Зенки рисует что-то непонятное. Как по мне, так это похоже на голую бабенку. Судя по тому, с каким интересом смотрит Дио, ему тоже так кажется. — Но на это потребуется время.
— Значит, ты рисуешь сиськи, а мы работаем приманкой? — уточняет Торре.
— Это не сиськи, — вздыхает Зенки.
— А похоже. — Протягиваю ему руку.
— Главное, чтобы Зенки не съели, — подытоживает Гарольд. — Так что наша задача — его защитить от всего, что танум вард сумеет из мертвой плоти и костей создать. Так что, Дио, ты берешь на себя созданий побольше.
Всё время забываю о том, что Торре — тоже голова, но в несколько ином плане, нежели Зенки. Своим лбом эта тварь может пробить все; раскрошить череп усопшему для него — легче легкого. Оружием не пользуется, в доспехах не нуждается. И вовсе не потому, что сильный. Дио — тупой. Открытый, добродушный, но, видят духи, тупой, как кусок камня.
— Ишет, на тебе мертвяки поменьше.
Поднимаю ладонь. И без того понятно, что больше всякую мелочь держать некому. В то время как Зенки будет рисовать на земле то, что, с его слов, сиськами не является, Гарольд будет стоять в стороне, а Сатори… возможно, сдохнет. Возможно, от страха. Да только вот… как держать-то мертвяков этих?