Диана де Пуатье
Перемирие было подписано в Монсоне 17 ноября. Все разногласия будут забыты, чтобы христианский мир смог начать преобразования, положить конец расколу, остановить распространение восточных религий на Западе.
Монморанси и кардинал Лотарингский встретились в Лёкате с представителями императора. Безуспешно. Нанесенные раны еще не затянулись. Единственным результатом встречи стало продление перемирия до первого июня, то есть до тех пор, пока папа не скажет своего веского слова.
После встречи с королем у Монморанси появился повод для радости. Подобно игроку, который внезапно изменяет свою ставку, Франциск теперь целиком и полностью доверился ему. Сторонники политики единства христианского мира праздновали победу, а Карл Пятый благополучно избежал последствий своих военных неудач.
* * *В начале февраля 1538 года король собрал всех придворных в Мулене. Десятого числа, в конце торжественной церемонии, одной из самых пышных за весь период его правления, он провозгласил Монморанси «вечную славу, одобрение и вознаграждение» и вручил ему шпагу коннетабля.
История знает очень мало случаев, когда обычный дворянин доходил до подобного пика могущества, ведь Монморанси, вслед за Дю Гекленом, Ришмоном, Бурбоном, не только стал главнокомандующим армии, не только остался главным распорядителем, но, кроме того, ему было поручено «управление всеми делами».
Еще недавно, выразив такое доверие человеку, государь поставил бы под угрозу собственную власть, но Франциск I так хорошо позаботился об укреплении своего авторитета, что мог себе позволить сделать кого-то визирем. Первый христианский барон не был ни принцем, ни знатным феодалом: наделенный такой властью, он попадал в полную зависимость от своего короля. Лишь только какая-нибудь необыкновенная слабость господина могла бы однажды позволить семье этого слуги также взбунтоваться против короны.
Но в 1538 году до этого было еще далеко, кроме того, происходившие тогда события намекали на плачевное будущее. Уверенный в короле, Монморанси не побоялся выполнить наказ вдовы Великого Сенешаля и публично порвал отношения с королевой Маргаритой и с госпожой д'Этамп. Возбуждение дела против адмирала де Бриона, обвиняемого в жульнических махинациях, стало настоящим вызовом фаворитке. Как гром среди ясного неба, произошедшее открыло глаза наименее осведомленным людям на очевидный рост влияния Дианы. Каждый знал, что коннетабль так вызывающе ведет себя с любовницей короля, чтобы услужить подруге дофина.
Иностранные союзники хотели мира и объединения с императором. Франциск поддался на уговоры и отправился в Ниццу, чтобы встретиться с папой. Король выслушал увещевания Павла III, пообещал положить конец расколу христианского мира, но в мыслях он надеялся получить Милан, используя новый способ.
Надежда была весьма зыбкой, и он попытался вырваться из сети, в которую его поймали, потребовав невозможного, а именно передачи ему Франш-Конте. Понтифик понял, что может лишиться всего, и предложил заключить перемирие на десять лет, в течение которых произойдут Реформация и объединение Церкви. В ожидании этого обе стороны будут оставаться на своих позициях, Савойя перейдет в сторону интересов Франции. Король уступил, но нельзя сказать, что его не мучила совесть из-за того, что султан и лютеране Германии вновь остались не у дел. Он поспешно покинул Ниццу, избегая встречи с Карлом Пятым.
Это вовсе не устраивало пылких участников объединения благонамеренных граждан. Целый месяц после этого Франциска изводили с неуловимым, изощренным упорством, которое является отличительным признаком женского характера. Он никогда не был способен противостоять такого рода натиску и снова уступил. Четырнадцатого июля в душной, нездоровой обстановке местечка Эг-Морт он встретился с императором, которого не видел до этого целых двенадцать лет.
Под защитой кораблей, ощетинившихся пушками, два врага разыграли притворную сценку встречи родственников. Довольно много времени заняли ненужные излияния и бесполезные слова. Карл Пятый пообещал выдать замуж за герцога Орлеанского свою дочь или племянницу, в чье приданое входила Миланская область. Франциск обязался защищать земли императора, пока тот будет сражаться с Неверным. Ни один из них не собирался держать слово, но преимущество было на стороне Габсбурга, который заставил Валуа тешиться иллюзией и обязал его объявить вражду своим бывшим союзникам. Коннетабль в восторге заявил, что «оба они, император и король, могут отныне считать, что дела одного из них — это в то же время и дела другого». Члены кружка добронравных католиков поздравили себя с тем, что смогли «обратить в другую веру» Его Величество.
Мнение госпожи де Брезе, которую два года назад считали полностью посвятившей себя наставлению молодых женщин, оказалось теперь решающим на том куске шахматной доски, где играли судьбами империй.
Филиппа Дучи произвела на свет девочку и удалилась в один из монастырей. Дитя окрестили Дианой, что послужило основой для размышлений о том, не была ли ее настоящей матерью вдова Сенешаля. Брантом в это поверил. В действительности, госпожа де Брезе не имела никакого отношения к произошедшему, но, дав свое имя этой незаконнорожденной девочке, она в первый раз заявила о своих правах на все, что касалось дофина, и особенно на его детей.
Рождение ребенка было окружено тайной. Тем не менее об этом стало известно при дворе, и новость оказалась действительно ошеломительной. Отныне нельзя было отрицать, что род Валуа рисковал угаснуть. Вся ответственность за это ложилась на плечи Екатерины Медичи, которая вот уже пять лет оставалась бесплодной. Неужели кровь королей Франции будет принесена в жертву этой самозванке? Слухи, появившиеся после смерти дофина Франциска, набрали силу и вылились во всеобщее возмущение. Необходимо было изгнать флорентийку и найти принцу достойную жену. Клод де Гиз отважился предложить в этом качестве свою младшую дочь Луизу, признанную красавицу. Разве ее старшая сестра Мария не стала женой короля Шотландии? Коннетабль, который начинал завидовать лотарингцам и уж конечно не хотел, чтобы Генрих женился во второй раз, все же не осмелился подвергнуть опасности судьбу династии. Советники ратовали за развод, и Монморанси, по крайней мере, сделал вид, что согласен с таким решением.
Удар оказался силен как для Екатерины, так и для Дианы. Чего будет стоить любовница, которая годилась дофину в матери, рядом с красивой, плодовитой супругой благородного происхождения? Анна д'Этамп уже торжествовала.
Но она не учла мнения своего господина. Госпожа де Брезе прекрасно знала короля. Очень возможно, что она приободрила упавшую духом Екатерину и указала ей тактику поведения. Она также не забыла внушить девушке, какую благодарность нужно испытывать к подруге, которая пришла ей на помощь в такой беде и не дала Генриху нанести решающий удар. Ученица оказалась необыкновенно способной: она все поняла с полуслова.
Сотрясаясь от рыданий, госпожа дофина бросилась к ногам Его Величества: она знала, что обречена, и хотела избавить короля от необходимости произнести справедливый приговор. С этого момента она была готова уйти в монастырь или, если бы он посчитал это возможным, стать смиренной камеристкой новой принцессы. В ее сердце оставалась только гордость оттого, что однажды ее допустили в лоно королевской семьи.
Когда она обнимала колени своего шурина, потоки ее слез становились еще сильней. Сердце «галантного короля» дрогнуло. Франциск любил свою невестку, которая всегда была с ним предупредительна и умела ему польстить, разыскивая в уголках Тосканы редкие изысканные предметы, драгоценные манускрипты и делая ему приятные и неожиданные подарки. Этот великий знаток людей первым разглядел в ней недюжинный ум. И, конечно же, на его взгляд, особенно ценным в Екатерине было очарование Италии. С необычайной ловкостью она ухитрилась сохранить акцент и веяния моды своей страны. Ничто в латинской культуре не было ей чуждо. Рядом с ней триумфатор Мариньяно мог мечтать о счастливых днях в потерянном раю.