Девушка, которая застряла в паутине
Бальдер испугался. До конца он не понимал, но это явно имело какое-то отношение к мужчине на рисунке. У того были блестящие и жестокие глаза; челюсти напряжены, а губы на удивление узкие, едва заметные, хотя последняя деталь едва ли могла говорить против него. Тем не менее чем дольше Франс его разглядывал, тем более пугающим он казался, и внезапно Бальдера охватил леденящий страх, как будто он столкнулся с неким предзнаменованием.
– Я люблю тебя, сынок, – пробормотал он, едва сознавая, что говорит, и, вероятно, повторил фразу несколько раз, поскольку эти слова стали казаться ему все более чужеродными.
Франс с какой-то новой болью сообразил, что никогда прежде не произносил их, а когда пришел в себя от первого шока, его осенило, что в этом есть нечто глубоко постыдное. Неужели для того, чтобы он полюбил собственного ребенка, потребовался исключительный талант? В таком случае это чересчур типично. Ведь он всю жизнь был так судорожно нацелен на результат.
Не являвшееся новаторским или в высшей степени талантливым его не волновало, и, покидая Швецию ради Силиконовой долины, Франс едва ли даже вспоминал об Августе. Сын был, по большому счету, лишь источником раздражения, мешавшим эпохальным открытиям, которыми занимался Бельдер.
Но теперь все изменится, пообещал он себе. Он забудет научную работу и все то, что терзало и мучило его в последние месяцы, – и полностью посвятит себя сыну.
Он станет новым человеком, несмотря ни на что.
Глава 5
20 ноября
Как Габриэлла Гране попала в СЭПО, не понимал никто, и меньше всех она сама. Она принадлежала к типу девушек, которым все предрекали блестящее будущее. То, что ей уже исполнилось тридцать три, а она не стала известной или состоятельной и даже не вышла замуж – за богатого или вообще, – очень тревожило ее старых подруг из Юшхольма [24].
– Что с тобой произошло, Габриэлла? Неужели ты собираешься всю жизнь быть полицейским?
Чаще всего у нее не хватало сил отругиваться или объяснять, что она вовсе не полицейский, а отобрана как лучший аналитик и пишет теперь гораздо более квалифицированные тексты, чем когда служила в МИДе или подрабатывала летом в качестве автора передовиц в газете «Свенска дагбладет». Кроме того, она все равно почти ни о чем не имела права рассказывать. Тогда уж лучше молчать, не обращая внимания на нелепую зацикленность подруг на престиже, и просто смириться с тем, что работа в Службе безопасности рассматривается как полное фиаско – и друзьями из высшего общества, и приятелями-интеллектуалами.
В их глазах СЭПО представляло собой сборище недотеп с правым уклоном, которые, по негласным расистским соображениям, гоняются за курдами и арабами и не гнушаются тяжких преступлений и правонарушений, чтобы защищать бывших советских шпионов высшего ранга, – и временами она, конечно, бывала с ними согласна. В организации действительно имели место некомпетентность и сомнительные оценки, и большим позорным пятном оставалось дело Залаченко. Но ведь этим все не исчерпывалось. Интересная и важная работа здесь тоже шла, особенно теперь, после проведенных чисток, и Габриэлле иногда казалось, что именно в Службе безопасности высказываются интересные мысли – или, во всяком случае, здесь, а не в университетских аудиториях или из передовиц лучше понимаешь произошедший в мире переворот. Правда, она часто задавалась вопросом: «Как я сюда попала и почему не ухожу?»
Определенную роль, вероятно, сыграло то, что ей польстили. С нею связался не кто-нибудь, а новый руководитель СЭПО Хелена Крафт, сказавшая, что после всех катастроф и уничижительных статей Служба безопасности должна начать набирать людей по-новому. Нам надо брать пример с британцев, сказала она, и «привлекать настоящие таланты из университетов, и, честно говоря, Габриэлла, лучше тебя нам не найти», – а большего и не требовалось.
Габриэллу приняли на работу аналитиком в отдел контрразведки, а затем перевели в отдел промышленной безопасности, и хотя она не слишком подходила для своей должности в том плане, что была молодой, да еще и женщиной, причем красивой, с аристократическим налетом, но во всех остальных отношениях она им подходила. Ее называли «папенькиной дочкой» и «гламурной девицей», что создавало кое-какие ненужные помехи. Но в целом ее считали отличным приобретением – сотрудником быстрым, восприимчивым, способным мыслить нешаблонно. Кроме того, она знала русский язык.
Его Габриэлла выучила параллельно с занятиями в Стокгольмском институте менеджмента, где, разумеется, была образцовой студенткой, правда, не особенно заинтересованной. Она мечтала о чем-то большем, чем жизнь в мире бизнеса, и по окончании школы попыталась поступить в МИД, куда ее, естественно, приняли. Однако работа там ее тоже не больно вдохновляла. Дипломаты казались ей слишком скучными и благовоспитанными. Но тут ей как раз позвонила Хелена Крафт – и сейчас она уже проработала в СЭПО пять лет, и ее талант постепенно оценили, хотя временами ей, конечно, приходилось нелегко.
Сегодня день тоже выдался нелегкий, не только из-за проклятой погоды. В кабинете Габриэллы возник начальник управления Рагнар Улофссон и с недовольным и серьезным видом указал ей на то, что, находясь на задании, нельзя, черт возьми, флиртовать.
– Флиртовать? – переспросила она.
– Сюда доставили цветы.
– Разве я в этом виновата?
– Да, думаю, ответственность лежит на тебе. При выполнении задания мы должны вести себя корректно и сдержанно. Мы представляем один из центральных органов власти.
– Отлично, дорогой Рагнар! У тебя всегда можно чему-нибудь научиться. Теперь я, наконец, понимаю, что виновата в том, что начальник научного отдела компании «Эрикссон» не умеет отличать обычное вежливое обхождение от флирта. Теперь мне ясно, что я несу ответственность за то, что некоторые мужчины настолько принимают желаемое за действительное, что видят в простой улыбке сексуальный подтекст.
– Не мели чепухи, – отрезал Рагнар и ушел.
Задним числом Габриэлла пожалела о своих словах. Подобные высказывания, как правило, ни к чему не ведут. С другой стороны, она слишком долго терпела всякую мерзость.
Настала пора постоять за себя, и она быстро расчистила письменный стол и достала представленный британским Центром правительственной связи анализ русского промышленного шпионажа против европейских компаний, занимающихся программным обеспечением, который еще не успела прочесть. Тут позвонил телефон. Это оказалась Хелена Крафт, и Габриэлла обрадовалась. Хелена еще ни разу не звонила, чтобы пожаловаться или обвинить, – напротив.
– Я перейду прямо к делу, – сказала Хелена. – Мне звонят из США – и, похоже, по довольно срочному вопросу. Ты можешь принять информацию по своему «Циско»-телефону? Мы организовали надежную линию.
– Естественно.
– Хорошо. Я хочу, чтобы ты перевела мне информацию и оценила степень ее важности. Звучит серьезно, но сообщающая сведения женщина ведет себя как-то странно. Кстати, она говорит, что знает тебя.
– Переключайте.
Звонила Алона Касалес из АНБ, из Мэриленда; правда, Габриэлла на мгновение засомневалась, действительно ли это она. Когда они в последний раз встречались на конференции в Вашингтоне, Алона, уверенная в себе и харизматичная, выступала с докладом о том, что она, прибегнув к некоторому эвфемизму, называла активной сигнальной разведкой, – то есть о работе хакеров, – а потом они с Габриэллой немного постояли вместе, потягивая напитки. Габриэлла, сама того не желая, подпала под ее очарование. Алона курила сигариллы и низким чувственным голосом отпускала крепкие остроты, часто с сексуальным подтекстом. Но сейчас, по телефону, она казалась совершенно растерянной и временами каким-то непостижимым образом теряла нить.
Алона никогда особенно не нервничала и обычно без проблем концентрировалась на нужной теме. Ей было сорок восемь лет, она была высокорослой, откровенной в своих высказываниях, с пышным бюстом и маленькими умными глазами, способными любого лишить уверенности. Она, казалось, часто видела людей насквозь и уж точно не отличалась особым почтением к начальству. Ей ничего не стоило выругать кого угодно – даже если к ним заезжал министр юстиции, – и это тоже служило одной из причин того, что Эд-Кастет отлично с нею ладил. Никто из них особенно не пекся о карьере. Их интересовал исключительно талант, и поэтому начальник службы безопасности в такой маленькой стране, как Швеция, был для Алоны лишь мелкой сошкой.