Опьянение (СИ)
Гнев мгновенно отразился на лице девушки. Что? Ему плохо? А каково ей, после всего, что произошло? Он знал, что она невинна. Знал, но сознательно причинял как можно больше боли. Марфа, как умудренная опытом женщина, все поняла без слов.
— Не знаю, должна ли говорить. Но Хозяин приютил тебя в память о покойной сестре. Ходит много слухов о том, что же случилось. Единственная верная история — одна, — женщина понизила голос и склонилась почти к самому уху девушки. Очевидно, это был секрет, который не положено знать людям за пределами дома. — Когда ей было тринадцать, а ему пятнадцать в дом пришла Свора. Не такая, как сейчас. Сегодня они хоть кому-то подчиняются, а раньше банды собирались как попало и бесчинствовали. Убивали, грабили, насиловали. У них не было цели — только удовольствие от страха в глазах людей, денег и плотских утех. Именно такая Свора ворвалась в жизнь его семьи.
Эми забыла как дышать, предчувствуя страшное. Девочке было столько же, сколько и ей, когда Ворон спас её и привез сюда. Замена сестры. Марфа продолжала рассказывать:
— В тот день Свора решила порезвиться. Убив отца-одиночку, они добрались до детей. Дальше никаких подробностей, но слухи говорят, что Ворона заставили обесчестить собственную сестру. Пообещав сделать это жестоко, если он откажется. Они обещали сохранить им жизнь и сдержали слово. Но бедная Виктория не прожила и месяца. Таким сильным оказалось потрясение.
Слезы медленно катились по щекам. Уходя, вместе с обидой, унижением и злостью за причиненную боль. «Ты могла получить нормальную жизнь, но выбрала это», — звучали в голове слова Ворона.
Да, она разочаровала его своим напором. Своим желанием и, не зная что делать, он наказал её. Как умел и как любил. Дал то, что она хочет, но сделал это невыносимым. Поселив в душе страх.
— Помоги встать, — Марфа помогла хрупкой блондинке подняться на ноги. Девушка опасно пошатнулась, но успела схватиться за плечо женщины. Постояв так несколько минут, Эми убедилась, что мир больше не вращается, и направилась в кабинет. Босая, обернутая в одно полотенце, блондинка не чувствовала холода, ступая голыми пятками по кроваво-красной ковровой дорожке.
Ворон стоял спиной к приоткрытой двери и разглядывал что-то в книге. В голове Эми при взгляде на стол всплыли воспоминания о боли. Тело тоже вспомнило о них, неприятно ноя. У неё есть несколько секунд до того момента, как её заметят. Хозяин всегда чувствует других людей в помещении, словно кожей ощущает взгляд. Эми драгоценные секунды не потеряла. Подкравшись к Ворону сзади, она крепко обняла мужчину со спины. Тот вздрогнул, но не вырвался.
— Что ты здесь делаешь? — прозвучал низкий голос. Странно низкий. Неестественно. — Ты должна рыдать в своей комнате и ненавидеть меня.
— Я сама попросила, — выдохнула девушка ему в спину, — помните? Не вините себя.
— Марфа проболталась? Про мою сестру? — странно спокойный голос. Словно разговор об этом уже выжег его до тла и теперь на залитом водой пепелище огня чувства не развести. Хоть кто-то и упорно чиркает спичкой.
— Да. Я предала твои ожидания?
— Я просто надеялся, что после пережитого в детстве ты не захочешь иметь дела с бандитами. Будешь жить спокойной жизнью с честным и хорошим парнем.
— А я выбрала тебя. Из всех честных и хороших, — она медленно провела рукой по его напрягшейся спине, — потому что ты и есть такой.
Она не знала, когда успела полюбить его. Простить ему равнодушие, боль и причиненные страдания. Простить шлюх из логова. Простить любовь, зародившуюся в нем к другой женщине. Ворон мог отрицать сколько угодно, но та, кому он позволил рисовать на его теле, коснулась его сердца. Нашла его. Забитое, скрюченное, зачерствевшее и заставила биться снова. Эми лишь догадывалась о ней, но была благодарна за этот подарок.
* * *— Входи, — Ворон сидел на кушетке и ласкал пальцами сигару, медленно обжигая бумагу по кромке.
Она тлела вместе с ней, упиваясь привычным запахом. — Перчатки.
Эми взяла со стола черные бархатные перчатки. Только так она могла прикасаться к нему, только так причинять удовольствие, а не боль. Такова её судьба — никогда не чувствовать под своими пальцами горячую кожу, только холодный бархат.
Наблюдатель вернулся в Ворона и не нашел другого выхода, кроме как просто уснуть. Их игры, страстные, но жестокие не были ему интересны. Эми делала всё, что он хотел, отдавала себя без остатка каждым прикосновением, но для её хозяина это не имело значения. Он хотел утолить голод, страшный, сжигающий изнутри голод по искренности и свету. Наблюдатель давно понял, что Ворон — тьма, которая ищет свет, неосознанно притягивается к нему. К Софии — последнему, оставшемуся в живых свету. Проваливаясь в дрему, Наблюдатель не мог предполагать, что именно принесет ему пробуждение…
Смерть
Обитателей дома разбудил рев моторов сотни мотоциклов. Он наполнил улицу, как вино на празднике наполняет бокал. Но чья-то рука забыла о том, что нужно вовремя закупорить его и бокал переполнился. Небольшая площадь рядом с домом за несколько секунд наводнилась людьми банд, шумом мотоциклов и криками, до краев.
Ворон наблюдал за ними из-за шторы, размышляя над тем, приехали они, чтобы убить его или дать власть. Такой переполох в бандах мог случиться лишь по одной причине — Головы больше нет. Два выстрела в воздух и громкий крик. Нужно выйти, чего бы они ни хотели, он встретится с ними лицом к лицу и убьет столько, сколько потребуется, сколько сможет, а сможет много.
— Что случилось? — он накинул плащ, уже вычищенный от крови заботливыми руками Эми. Теми руками, что в мягких черных перчатках прикасаются к нему, даря наслаждение, которое он не способен оценить. Спасают его от желаний, которые он не мог претворить в жизнь. Эми принимала на себя боль, которую никогда и ни при каких обстоятельствах не должна почувствовать другая девушка. Но он умел дарить лишь её.
— Голова мертв. Ты — его правая рука. Теперь ты лидер. Мы решили, что ты — вожак стаи, — мужчина спрыгнул с мотоцикла и упал на колени. Легким серым облачком взметнулась пыль. Ворон ждал.
— Правильный выбор, — рыкнул Ворон, стремясь задействовать каждую связку, заставить себя рычать на языке своры, столь внезапно выразившей ему свое почтение и уважение. Он же несколько минут назад рассчитывал на смерть. — Нам нужно в логово… Вернуть его и порвать на части тех, кто посмел убить Голову! Отомстим за вожака и восстановим порядок! — прокатилось над площадью.
Стая громогласно откликнулась, истошными воплями и сигналами мотоциклов. Ворон вошел в гараж и завел свой мотоцикл. Громко звякнули цепи на берцах. Сверкнули глаза, отражая блеклый свет фонарей. Спешить. Вместе со сворой туда, где свет неумолимо гаснет.
Наблюдатель не дышал. Просто забыл — нужно. Ворон раньше него понял, что грозит свету и спешил вперед. Разрывая тьму ночи, надругавшись над тишиной, он летел на своих черных крыльях к Логову. Наблюдатель напрягся и весь превратился во внимание.
* * *В логово все входили, скромно приоткрывая дверь. Сейчас же она была раскрыта настежь и скорбно висела на одной петле. Искусная резьба словно почернела от всей той крови, что проливались на её стенами, и безысходно темнела вдали, когда Ворон на всей скорости въехал внутрь. Прыжок, почти цирковой трюк, но он не думал о том, что делал. И вот, мягкое приземление на ноги. Пространство за спиной постепенно наполнялось силуэтами, мельтешащими во тьме и приближающимся ревом новых моторов.
Кваз сидел в кресле Головы. У его ног лежало обезглавленное, до боли знакомое тело, с татуировкой в виде паутины во все плечо.
— А вот и ты, — торжественно произнес Квазимодо, и медленно поднял за виски лысую голову с вытатуированным на ней пауком. Вязкая темно-бордовая субстанция медленно падала на пол. Голова. Его скальп знали все, от мала до велика. — Пришел принести мне присягу? — щуплый и нескладный, он картинно развалился в кресле, вытянув вперед ноги.