Голодная бездна. Дети Крылатого Змея
…деньги в банке. Минди больше всего боялась, что ее обманут с деньгами.
…перевести на другой счет. Выбить ключ. Привязка на крови – самая надежная. И серый человек, который должен поработать с памятью Минди – она ведь понимает, что эта память не должна сохранить лишнего, – не пугает ее так, как возможность остаться нищей.
Глаза человека…
…пустота.
И тошнота.
И все-таки разрыв, болезненный для обеих. Тельме удается устоять на ногах, хотя и с трудом. Она опирается на стол, и осколки фарфора под ногами – свидетельство, что опирается давно. Аманда же сидит на полу. Из ее носа и ушей идет кровь, которую Аманда пытается вытереть рукавом.
– Вы… – голос к ней возвращается быстро. – Да как вы посмели! Это незаконно!
– Да неужели?
Тельме хочется и плакать, и смеяться.
Незаконно? Ей ли, благообразной особе, руки которой по локоть в крови, говорить о законе?
– Я… я буду жаловаться.
– Попробуй, – Тельма все-таки сползает на пол, потому что сил не осталось. И Мэйнфорда, который поделился бы, рядом нет.
Хорошо, что его рядом нет.
И все-таки не хватает.
– Думаете, вам все можно… я знаю свои права… – Аманда дотянулась до полотенца и прижала к лицу. – Срок давности по тому делу прошел…
– Это если расценивать его как непредумышленное убийство, – поправила Тельма. – Вашему отцу предъявили именно такое обвинение. Но в вашем случае о непредумышленности речи не идет. Вас наняли именно для того, чтобы убить… Элизу.
В последний миг она спохватилась, назвав маму по имени.
Так будет лучше.
Правильней.
– Это убийство первой степени. А по нему срок данности – двадцать пять лет.
Тельма потрогала переносицу. Сухо. Сердце колотится на пределе. А перед глазами плывет все, качается… и что делать?
Она нашла убийцу.
– Вы… вы… это незаконно, – Аманда быстро пришла в себя. – Ваша информация незаконна. Вам не позволят ее использовать и…
Наверное.
Нет, если попробовать… любое дело можно достать из архива на основании новых данных. Но позволят ли Тельме? Стоит тронуть серую папку, не пролистать, не прочесть, а попытаться вытащить из пыльного угла, и все изменится.
Очнется Гаррет.
И Мэйнфорд, каким бы ласковым он ни был в последние дни, покажет истинного себя. Нет, пока рано… и пусть теперь Тельма знает правду, но она понятия не имеет, что с этой правдой делать.
– Почему он признался? Ваш отец?
– Вы не отстанете, – не голос – шипение, и сама она, женщина с растрепанными волосами, в измаранном кровью клетчатом платье, на змею похожа.
– Не отстану, – согласилась Тельма. – Сейчас у тебя есть шанс. Расскажи, как все было, и я уйду.
Правда.
– Забуду о твоем существовании.
Ложь. Но женщине так хочется верить, что от Тельмы легко отделаться. Ей ведь даже не деньги нужны, а всего-навсего слова.
Слова ничего не стоят.
– А если нет? – но эта женщина не привыкла сдаваться просто так. Она многое повидала. И многое пережила. Она выжила.
Выбралась. И не собирается поддаваться на шантаж.
– В полицию пойдете? – с вызовом поинтересовалась она. – Я буду настаивать, что именно вы внушили мне эти воспоминания. Конечно, вы потребуете экспертизы, и быть может, в судебном порядке добьетесь моего согласия на нее. Но не думаю, что это будет просто.
Ну да.
Незаконное проникновение. Незаконное считывание. Незаконное… смешно, что закон сейчас на стороне убийцы.
– Я пойду к твоему мужу, – Тельма все никак не могла справиться с головокружением. – И покажу ему то, что увидела. Он ведь не в курсе, верно? Как думаете, будет впечатлен?
– Вы…
О, а теперь милая Минди злилась. Конечно, она ведь любит мужа, точнее любит собственную жизнь, которую выстраивала по дням и неделям. И брак ее – не удача, а результат тщательного планирования и долгой охоты.
– Для этого мне ордер не нужен… как и разрешение… так все-таки почему твой отец признался? Или, дай угадаю… он понял, что ты сделала. И решил защитить.
– Он сам виноват.
И верит?
Верит. За годы успела себя убедить, что иного выхода у нее не было и быть не могло.
– Он должен был избавить меня от всего этого… а струсил. Всегда был трусом, – Аманда подползла на четвереньках и протянула руку. – На. Смотри.
Узкое запястье.
Пластиковый браслет. И кровь почти не видна. Красное на красном попробуй разгляди. Тельма пробует. Глядит. И страшно нырять за грань чужих воспоминаний, но как иначе она узнает?
…комната.
…запах жареной капусты и шкварок. Вновь орет безумная старуха, когда ж уже она сдохнет? Сегодня старуха раздражает Минди сильней обычного, пожалуй, сильней даже собственного папаши, который сидит на диване, держится за голову и раскачивается.
Влево-вправо.
Вправо-влево. И вид такой несчастный…
– Не молчи, – Минди встала напротив. – Скажи уже, что ненавидишь меня.
– Как ты могла? – этот вопрос он задал, когда по радио сообщили о смерти Элизы Деррингер. А Минди впервые узнала имя той, которую убила. Последнее было совершенно лишним. Минди и без имени жилось неплохо. – Как ты…
Надо было отрицать.
И плакать.
Минди пробовала, но отец в кои-то веки слезам не поверил. Пощечину отвесил, и такую, что зубы клацнули. Сама дура… татуировку банковскую следовало спрятать получше.
Хотя как ты ее спрячешь?
И так бинтом руку замотала…
– Как я могла? – Минди устала притворяться несчастной. – Обыкновенно, папочка. Так, как должен был ты смочь.
– Ты убила человека…
Сколько пафоса.
– Почему, Минди?
И наивности.
– Ты и вправду не понимаешь? – она поморщилась. Все-таки иногда отцовская бесхребетность ее поражала. – Ты умрешь. Завтра. Послезавтра. Через неделю. Но умрешь. И что будет со мной, ты подумал?
– Ты умная девочка…
– Я нищая девочка! – Минди не боялась говорить громко. Здесь, если кто и услышит, то не придаст значения. В старом доме привыкли к воплям. – Я девочка, которая окажется на улице. Или ты надеешься, что кто-нибудь из твоих старых пациентов проникнется моей историей?
– Я писал письма…
– Засунь их себе в задницу! – рявкнула Минди. – Свои рекомендации… да плевать здесь всем на то, что было когда-то! Максимум, что мне перепадет, – десяток талеров от благотворительного фонда. А потом что? Я хочу в колледж, но моего дара не хватит на стипендию, ты сам это говорил. Мне придется платить за учебу.
– Кредит…
– И чем я его отдавать стану? Даже если вдруг случится чудо, и банк выдаст кредит девчонке без работы и жилья. Папочка, включи голову! Подумай наконец не о своих драгоценных пациентах, а о дочери родной!
Он думал. Абстрактно думал.
Наивно.
Мол, найдется кто-то, кто позаботится о Минди. Или она сама. Она ведь сильная девочка. А когда дошло до дела, когда выяснилось, что силы у нее и вправду хватает, он тут в ужас пришел.
Никакой логики.
– Моя дочь…
– Именно, что твоя дочь. И обо мне ты должен заботиться. Но почему-то тебе всегда было на меня наплевать!
– Да я все…
– Не надо, папуля. Ты все делал именно так, как было удобно тебе. Возиться со шлюхами выше твоего достоинства? Делать аборты незаконно, о стреляных ранах ты обязан доложить… ты хотел остаться чистеньким? Поздравляю, тебе удалось. Только обо мне ты если и вспоминал, то в последнюю очередь!
– А если тебя найдут?
Об этом Минди старалась не думать.
Кто будет искать ее? Тот господин, чье лицо исчезло из ее памяти, не дурак. И если уж пригласил менталиста поработать с памятью Минди, то и место подчистить додумается. Да и… Нью-Арк большой, и целителей, которые в нем подрабатывают абортами, много. Минди ведь даже не целитель.
Она так…
И только отец непостижимым образом сумел сопоставить визит господина, ее исчезновение и смерть Элизы Деррингер…
– Не найдут, – уверенно произнесла Минди.
– И тебе совсем не жаль эту женщину?
Жаль? Минди было жаль себя. Искренне и от души. А Деррингер… она неплохо жила. Богато. Вон какой дом огроменный отгрохала, и не где-нибудь, а на Острове, где клочок земли безумных денег стоит. И в доме этом вещички отнюдь не дешевые были.