Шёлковая тишина (ЛП)
Мне кажется, я слышу скрежет его зубов, но не могу понять точно, будучи сосредоточенной на том, чтобы держаться спокойно ещё хотя бы пару минут. Пока он стоит напротив и смотрит.
— Извини, — сдавлено говорит Макс. — И… и перед Тимом за меня извинись.
Он резко сбрасывает вызов, садится в машину и, взвизгнув колёсами, срывается с места.
— А как же мои коньки? — расстроено замечает Тим, провожая взглядом пикап, и я чертыхаюсь про себя.
— Когда у тебя тренировка? — спрашиваю я, надеясь, что не скоро.
— Послезавтра.
— Я заберу коньки у Макса к этому времени, — обещаю я и прошу. — Но ты мне завтра ещё об этом напомни. Ладно?
Тим кивает и, помолчав, тихо спрашивает:
— Почему Макс уехал?
— Не знаю, милый. Наверное, что-то срочное, — отвечаю я и обнимаю сына. — Он просил передать тебе извинения.
Тимур грустно вздыхает, но быстро отвлекается, увидев, что нам принесли пиццу и коктейли. Он легко забывает об уехавшем Максе и с удовольствием поглощает еду, тогда как я не могу оторвать взгляд от третьего коктейля, который стоит одиноко напротив нас. Я чувствую себя ровно так же — одинокой и ненужной мужчине. Опять.
Глава 9
Я стою на парковке ледового дворца и нервно прокручиваю в руках телефон. Тимур убежал уже внутрь, а я всё жду Макса, который должен привезти спортивную сумку Тима.
Я набралась смелости позвонить своему соавтору вчера вечером. Он отвечал как-то слишком отстранённо, голос его будто подернулся коркой льда, и, что ни слово, то мне чудился тонкий треск. Я в ответ тоже с заботливой мягкости перешла на нервную грубость. Мы условились, что встретимся на парковке перед тренировкой Тима, и оба бросили трубки. Почему-то мне кажется, что мы в разводе, и напряжение распадающейся семьи острыми иглами ранит сердце. Я заставляю себя смотреть на ситуацию спокойнее — ведь не девчонка уже давно и влюблялась не раз — но даже техника глубокого дыхания (вдох на четыре счета и выдох на два) меня не спасает.
А ещё это автокресло. Я не могла приехать сюда с Тимом без кресла на своей машине, и потому мы приехали на такси. А значит автокресло останется в пикапе и нужно будет снова где-то встречаться с Максом, чтобы забрать его. Ну настоящий делёж имущества, честно!
Я поправляю ремешок сумки, в очередной раз соскользнувший с плеча по шёлковой ткани платья и застываю на месте, разглядев, наконец, пикап. Макс едет быстро и крутит рулем резко. Я закусываю губу, издалека чувствуя его раздражение. Он с визгом останавливается в считанных сантиметрах от меня и сразу выходит из машины. Макс хлопает дверьми, доставая с заднего сидения спортивную сумку, и широкими шагами идёт ко мне, наконец пересекаясь со мной взглядами. Если бы у грозы было человеческое лицо, то оно было бы именно таким, как сейчас у Макса — хмурый лоб, сжатые в тонкую полоску губы, глаза, со сверкающими в них молниями ярости.
Я сглатываю слюну. Я ощущаю себя полевым цветочком, на который прет огромный железный танк — и он сметёт цветок в два счета.
— Опоздал? — вместо приветствия кидает мне Макс таким тоном, что мне хочется извиниться перед ним неизвестно за что.
— Нет, — слишком тихо отвечаю я, испытывая дурацкое смятение, и протягиваю руку к сумке.
— Я сам, — качает головой Макс и бросает, проходя мимо. — Жди здесь.
Я нерешительно смотрю ему в спину и вздыхаю. Макс был зол, но почему? Я оторвала его от важных дел, наверное. Возможно, он хотел заняться чем-то более интересным, чем доставка спортивной сумки. Ну, так ведь это не моя вина, не так ли?
Я хмуро прохаживаюсь вдоль чистого бока пикапа и поддавшись необъяснимому порыву пару раз пинаю туфлей его колесо. Машине плевать, а я освобождаюсь от липкой паутины подчинения Максу и наконец чувствую нарастающую злость. Я улыбаюсь самой холодной улыбкой из своего арсенала и настраиваюсь на глупую перепалку, которая — у меня нет в этом сомнений — вскоре произойдёт между мной и Максом. Я готовлю пару дерзких и колких фраз и ловлю своё отражение в окне пикапа.
Волосы лежат в легком беспорядке из-за ветра, синее шелковое платье осторожно касается моей кожи. Оно достаточно короткое, но вполне приличное, и я чувствую себя в нем уверенно. Вновь поправив ремешок сумки на плече, я замечаю боковым зрением Макса и резко поворачиваюсь к нему.
Он идёт стремительно и не моргая смотрит на меня. Я не замечаю в нем признаков раздражения, будто общение с Тимом успокоило его, но мне уже все равно. Я подогреваю в себе кастрюльку злости, не давая ей остыть.
— Привет, — Макс останавливается в шаге от меня и опирается рукой о капот машины.
— Привет, — с вызовом отвечаю я.
— Сумку Тимуру я отдал, у него уже началась тренировка.
Я киваю, не находя подходящих слов, и несколько враждебно смотрю на стоящего напротив мужчину. Макс разглядывает меня в упор, а затем выносит своё заключение:
— Обиделась.
Я презрительно фыркаю и ядовито произношу совсем не то, что он ожидает услышать, но то, что давно надо было сказать:
— Просто не нужно морочить мне голову, ясно? На двух стульях не усидишь. Разберись сначала с одним домом, — я угрожающе наставляю свой палец на Макса. — А потом уже лезь в другой.
— Серьезно? Вот как ты теперь заговорила? — мужчина недобро усмехается и придвигается ближе, от чего мой палец упирается ему в грудь, как пистолет. — Не ты ли совсем недавно умоляла меня не уходить? Не ты ли совсем недавно с жаром отвечала на мои поцелуи и сжимала мою руку в своей?
Он склоняется ближе ко мне, и я чувствую его запах — смесь туалетной воды и сигарет. Мне хочется притянуть мужчину ещё ближе к себе, хочется наполнить легкие и всю себя этим ароматом, но я заставляю себя просто стоять и лишь щурю глаза.
— Не ты ли сам совсем недавно жадно целовал меня и просил не сжигать нас обоих? Не ты ли разыгрывал друга семьи, а потом умчался с подружкой в закат? И не ты ли привёз эту чёртову спортивную сумку с таким раздражением, будто я как минимум выдернула тебя из постели с этой самой подружкой?
Я отчаянно сжимаю кулаки на последних словах, чтобы голос не дрогнул, чтобы не выдал меня уж слишком сильно — что мне больно только представлять их рядом, а уж если в постели, то хочется взвыть в голос от тоски и необоснованной ревности. Ведь Макс встречается с Майей, а я так, принесённый ветром листок — пусть красивый, но случайный и, по большому счету, ненужный ему.
— Выдернула меня из постели с ней? — саркастически повторяет Макс. — Да какая, к чертям, постель? Как я могу с ней, если перед глазами стоишь ты?! — он хватает руками мои плечи и сжимает их так сильно, что я пищу от боли. — Куда ни посмотри — везде ты! Твои глаза, твои волосы, твои губы! Твоё тепло, твой смех! Твои ладони, твоя кожа! Черт возьми, везде, Лиля, слышишь? Везде!
Он трясёт меня за плечи, прижимая спиной к пикапу и нависая сверху. Его лицо искажено гримасой боли, как если бы видеть меня везде было для него физически неприятно. Я цепляюсь своими руками за его запястья — чтобы удержаться самой и сдержать его. Мои глаза неотрывно следят за ним, запоминая, впитывая. Мне хочется ликовать от его слов и хочется броситься в реку от его интонаций. Меня настигает понимание — он не рад своим чувствам ко мне, он не готов к ним, но в то же время удержать весь этот снежный ком он уже не в состоянии.
— Лиля, Лиля, — шепчет вдруг он и ныряет руками за мою спину, обнимая и прижимая к себе.
Я утыкаюсь носом в его плечо и нежно обнимаю в ответ. Мы стоим в этой внезапной оглушающей тишине, которая, кажется, нас и породнила, и дышим в унисон. Близость Макса лечит меня, облегчая ту боль, что он сам и причинил. Мне кажется, я могу так простоять целую вечность, забывая свою злость, свою обиду, свой гнев. Они, как фейерверк, взорвались и распались, озаряя миг чем-то добрым и ласковым. И я наслаждаюсь этим маленьким кусочком счастья, находясь в объятьях дорогого мне человека.
Глава 10
Макс отстраняется от меня некоторое время спустя и достаёт из кармана пачку сигарет с зажигалкой. Он затягивается и прислоняется спиной к машине рядом со мной. Мы оба смотрим на Т-образный перекрёсток около ледового дворца, когда Макс начинает хрипло: