Шёлковая тишина (ЛП)

— Чем? Я сейчас покажу тебе, чем!
Я решительно хватаю Макса за руку и тяну его за собой в подъезд. Злость и ярость трясут мое тело, и я уверена, что Макс это чувствует, потому что его ладонь сжимает мою с такой силой, что я мысленно прощаюсь со своей кистью.
— Что ты делаешь?! — недовольство Макса можно разгребать лопатой, и я отвечаю ему, даже не поворачивая головы.
— То, что тебе необходимо, упрямый ты осел!
  
Глава 15
 
Мы вваливаемся в мою квартиру злые и всклокоченные. Я кидаю взгляд вперёд по коридору и вижу, что в комнате Тима темно, значит он спит. Из-под двери в комнату Киры льётся свет, но мне плевать, она уже большая девочка, перед ней негативные эмоции можно не скрывать.
Макс только успевает скинуть кроссовки и переступить через мои балетки, как я вновь с силой тащу его за собой на кухню.
— Угомонись, женщина, — рычит он мне в спину, выдергивая свою руку из моего захвата.
Я игнорирую этот выпад и заставляю его сесть за стол. На плите стоит позабытая мною паста, и я выкладываю ее всю на большую тарелку. Здесь хватит на двоих, и я решаю не церемониться. Тарелка приземляется на столе перед Максом, а следом за ней — две вилки.
— Ты серьезно?! — снова раздаётся его рык. — Ты серьезно считаешь, что сейчас самое время?..
— Молчи и ешь! — перебиваю я Макса, наставляя вилку на его грудь. — Сначала еда, потом разговор!
Макс смеряет меня испытующим взглядом, будто проверяет, не тронулась ли я умом, но внешних признаков у этой болезни нет, так что ему приходится схватить вилку и с ожесточением приняться за пасту. Своей быстрой едой он как будто пытается доказать мне, на сколько незначительна подобная помощь в его проблемах, и я с ним солидарна в этом вопросе.
Мой поступок разит глупостью за километр, но на задворках сознания маячит уверенность в своей правоте. Макс устал — и это его первоочередная проблема. Со всем остальным трудно справляться, когда нет сил. Нужно для начала поесть и поспать, и я полна решимости заставить его сделать как первое, так и второе.
Движения Макса замедляются по мере исчезновения пасты с тарелки. Теперь он жует сосредоточенно, думая о своём, и я не мешаю ему. Я и сама точно так же жую, переваривая всё то, что он выкрикнул во дворе. Значит, Майя решила не отпускать его просто так? Имела ли она право претендовать на статус гражданской жены? Я не знаю, я полный профан в юридических вопросах, хотя в одной из своих книг описывала героя-прокурора. Книги и жизнь имеют не так уж много общего — если в книге достаточно употребить слово «юрист», чтобы читатель моментально нарисовал себе нужную картинку, то в реальной жизни при столкновении с правовыми проблемами нужно погрузиться в них целиком, чтобы понимать что к чему.
Меня расстраивает предательство в рядах друзей Макса, но, возможно, не такими уж друзьями они были? Я смотрю на мужчину, вижу морщинки между сведённых бровей, и мне грустно от того, что я стала причиной таких серьезных изменений в его жизни. Друзья, женщина и, видимо, ещё и квартира — всё претерпевает невероятные изменения, и он со всем этим борется в одиночку.
Я вяло наматываю спагетти на вилку, отмечая вдруг, что тишина на кухне изменилась. Из злой и сердитой она превратилась в задумчивую и даже умиротворяющую. Я замечаю, как расслабились плечи Макса, как неспешно он орудует вилкой, как дышит глубже и спокойнее, — это и меня саму настраивает на другой лад. Я понимаю, что буря позади, и усмехаюсь, впервые отмечая про себя иронию в названии любимого кафе Макса — Штиль.
Мужчина поднимает на меня глаза, услышав мой смешок, и улыбается осторожно, будто боясь спугнуть мое хорошее настроение.
— Спасибо… за ужин, — тихо произносит он, откладывая вилку в сторону.
— На здоровье, — с кивком отвечаю я, принимая его слова как благодарность и за ужин, и за помощь, и за найденнное спокойствие.
Макс подходит к окну и рассеянно смотрит во двор, пока я подогреваю чайник с водой и разливаю горячий чай по кружкам. Мы поворачиваемся друг к другу одновременно, я — с намерением сказать, что чай готов, Макс — с намерением выслушать это сообщение. Но наши взгляды пересекаются, и горячий напиток на столе становится неважным.
 
Макс вытягивает ко мне руки, я шагаю в его объятия — и не знаю, кто первый, кажется, что действуем мы одновременно. Он сжимает меня в своих объятиях, и я сжимаю его в ответ. Мы нужны друг другу сейчас, в этот момент настолько сильно, настолько срочно, что превращаемся в одно целое — существо с двумя головами, четырьмя руками и четырьмя ногами. Отстранённо я думаю о мифологии и о странных существах в ней — был ли среди них кто-то похожий? Но губы Макса заставляют меня откинуть эти мысли и ответить — со всем жаром — на его поцелуй. Его руки сжимают и давят мое тело, и я стону прямо в его рот от боли и удовольствия одновременно. Его сила такова, что он практически сминает меня, как бумажку. Я догадываюсь, что за этим скрывается напряжение, усталость от происходящего и, должно быть, боль от всех проблем разом, наехавших на его душу, как каток на новый асфальт. Мне хочется освободить Макса, исцелить его, ножом разрезать все удерживающие его путы, и я сильнее прижимаюсь к нему, ногтями царапаю его спину через футболку, а животом чувствую его ответную реакцию. Он что-то порыкивает в мои волосы, а я прикусываю мочку его уха, когда мы оба слышим:
— Ой!..
Я оборачиваюсь назад и вижу мнущуюся на пороге кухни Киру. Ее длинные волосы заплетены в домашнюю косичку, а в глазах застыло смущение, приправленное любопытством. Она смотрит поверх моей головы на Макса, и краска медленно заливает ее лицо.
— Вы же… вы… — бормочет она, неосознанно оттягивая край удлиненной футболки, которая открывает соблазнительный вид на ее стройные ноги.
— Кира, это Макс. Макс, это Кира, — представляю я их друг другу и подхожу к остывающему на столе чаю, пряча за этим движением раздосадованность прерванным поцелуем.
— Приятно познакомиться, — кивает моей двоюродной сестре Макс, и она становится пунцовой.
— Макс Романов? — недоверчиво шепчет Кира, переступая по полу босыми ногами.
— Он самый, — снова кивает мужчина и с улыбкой добавляет. — Автограф?
— А можно? — в глазах Киры, как калейдоскоп, мелькают восторг, обожание и восхищение. — Я сейчас, у меня все ваши книги!
Девушка пулей срывается с места и несётся по темному коридору в свою комнату. Макс с усмешкой поворачивается ко мне и забирает чай из моих рук.
— Я понятия не имела, — шепотом оправдываюсь я, глядя, как он делает большой глоток из моей кружки.
— Ты и обо мне понятия не имела, чем знатно подорвала мою самоуверенность, — хмыкает Макс, напоминая мне наш первый телефонный разговор.
— Я гораздо больше писатель, чем читатель, — оправдываюсь я и тянусь ко второй кружке, но Макс тут же отдаёт мне мою, уже наполовину пустую.
На кухню залетает Кира, успевшая натянуть джинсовые шорты и сменить косичку на высокий хвост. Я приглядываюсь к ней и с удивлением замечаю ещё и прозрачный блеск на ее губах. Похоже, Макс — ее кумир. Как это прошло мимо меня? Впрочем, — тут же напоминаю себе я — мимо меня вообще проходит много всего. Но для писателя это привычно.
Кира дрожащими руками протягивает Максу книгу, на обложке которой изображён брутальный мачо, судя по виду — чертовски наглый. Мои глаза скользят по названию, и я фыркаю от этих слов — «Сталь не горит».
— Это что, краткий обозреватель по сталелитейной промышленности страны? — не удерживаюсь я от комментария.
 
Макс усмехается в ответ, раскрывая книгу для автографа и склоняясь над ней, а Кира недовольно скрещивает руки на груди.
— Вообще-то, это очень сильная книга, — негодующе сообщает она. — Главного героя ничто не может задеть или заставить его вспыхнуть. Он, как ледокол, прет и прет по жизни к своим целям, не размениваясь на мелочи и чувства…
— Пока не встречает… дай угадаю, — перебиваю я Киру и задумчиво щелкаю пальцами. — Пока не сталкивается, ну, скажем, с отвязной байкершой, которая переворачивает весь его четкий мир с ног на голову.