Нечестивый союз
— Денек сегодня выдался на редкость тяжелый, — провозгласил Майкл, поднимаясь и потирая руки. — Думаю, нам стоит вознаградить себя за труды и тревоги и немного развлечься на ярмарке.
Барнуэлл-козуэй — дорога, ведущая из города в поля, где раскинулась ярмарка, — была буквально запружена народом. Булочники тащили подносы с пирогами и сдобой, водоносы — огромные оплетенные кувшины, из которых струйками стекала речная вода, оставляя на дороге влажные полосы. Вдоль обочины сидели нищие, выставившие на всеобщее обозрение жуткие раны и гнойные язвы. Некоторым из них довелось воевать под знаменами короля во Франции, однако ныне Англия успела забыть своих недавних героев. Сквозь толпу проталкивались люди шерифа, выискивая свидетелей недавнего убийства гончара.
Майкл отрицательно покачал головой, когда сержант спросил, не известно ли ему что-нибудь об этом печальном событии.
— Дороги вокруг города становятся все более опасными, — заметил монах, обращаясь к своим спутникам. — Особенно после захода солнца.
Сержант тем временем направился к шумной ватаге подмастерьев, намереваясь расспросить их.
— Конечно, в такой толпе нам ничто не угрожает, — изрек Майкл. — Но только круглый дурак будет разгуливать по дорогам ночью.
Кинрик сделал резкое движение, и какой-то человек в коричневом плаще отскочил в сторону, взвыв от боли.
— При ярком солнечном свете тоже надо быть начеку, — заявил валлиец, вручив Майклу его собственный кошелек, едва не ставший добычей карманника.
Незадачливый вор, потирая ушибленную руку, припустил наутек.
Майкл удивленно хмыкнул и поглубже спрятал кошелек в складки сутаны. Впрочем, неприятное происшествие не слишком испортило ему настроение. При виде разноцветных шатров ярмарки он просиял и остановился как вкопанный, чтобы как следует насладиться зрелищем. По узкой дорожке вдоль реки прохаживались скаковые лошади, чьи владельцы с гордостью демонстрировали их достоинства. На огромных кострах целиком жарились свиные и бараньи туши, и соблазнительные ароматы жареного мяса смешивались с запахом потных тел и навоза. Шум повсюду стоял оглушительный — животные блеяли и ржали, продавцы расхваливали свой товар, дети визжали и смеялись, а музыканты что есть мочи наяривали на своих инструментах.
Отмахнувшись от назойливого булочника с обсиженным мухами яблочным пирогом, Бартоломью вслед за Майклом и Кинриком устремился в гущу толпы. То и дело он улыбался знакомым, которых встречал здесь во множестве. Тут были и богатые, пышно разодетые купцы, и студенты в черных мантиях, и бедняки, с завистью глядевшие на окружающее изобилие. Рядом с прилавком, заваленным фруктами, Бартоломью увидал младшего проктора Эрлика Джонстана. Тот оживленно беседовал с двумя своими педелями.
Джонстан поприветствовал Бартоломью и приказал педелям разогнать шумную ораву студентов, что наблюдали за представлением бродячих актеров, отпуская насмешливые замечания. Потом он направился в тихий уголок ярмарки, сделав Майклу и Бартоломью знак следовать за собой. Опустившись на деревянную скамью, Джонстан приказал пивовару принести всем по кружке эля.
— Этот малый варит лучший в Англии эль, — сообщил младший проктор, когда кружки были поданы. Он сделал большой глоток, закрыв глаза от наслаждения. Пивовар, польщенный похвалой, расплылся в улыбке.
— Как проктор я, разумеется, не должен подавать Дурной пример, сидя в тенечке и потягивая эль, — вскинув руку, произнес Джонстан. — Но с самого раннего утра у меня не было ни минуты отдыха. А даже человек, всецело преданный своим обязанностям, порой нуждается в подкреплении сил.
— Превосходный эль, — одобрительно изрек Майкл и поднял свою опустевшую кружку, дабы хозяин наполнил ее вновь. — Думаю, все мы заслужили право немного отдохнуть, — добавил он, вытирая с губ пену. — Не все же нам возиться с этими шалопаями студентами.
— Полагаю, мастер Хэрлинг придерживается иного мнения, — с косой усмешкой возразил Джонстан. — Но скажите, брат Майкл, вам удалось разузнать что-нибудь о мертвом монахе?
Майкл опустил кружку на стол и утер рукавом вспотевшее лицо.
— Откровенно говоря, мы не продвинулись ни на шаг, — со вздохом сообщил он. — Все свои соображения по этому поводу мы изложили канцлеру сегодня утром, мастер Джонстан. Но если вы целый день провели на ярмарке, вы, наверное, не знаете, что мастер Бакли бесследно исчез.
— То есть как исчез? — пробормотал изумленный Джонстан. — Сегодня вечером он собирался пообедать у меня дома. Моя матушка будет его ждать.
— Боюсь, ожидание ее окажется напрасным, — ухмыльнулся Майкл. — Но если мастер Бакли все же соизволит прийти, будьте любезны сообщить ему, что канцлер горит желанием его увидеть. А смотритель Кингз-холла не прочь получить назад свои столы и стулья.
И Майкл поведал, как они, придя к Бакли, обнаружили его комнату совершенно пустой. Джонстан слушал, удивленно покачивая головой.
— И с какого же конца вы начнете распутывать такое хитросплетение? — спросил он, переводя взгляд с Майкла на Бартоломью.
— Я бы предпочел вообще ничего не распутывать, — с досадой откликнулся Бартоломью. — Эти дознания не для меня. Работа доктора и преподавателя представляется мне куда более привлекательной.
— Я вас прекрасно понимаю, — сочувственно кивнул Джонстан. — Я тоже преподавал законоведение, но с тех пор, как я стал проктором, мне пришлось оставить занятия со студентами. Я переехал из колледжа, приобретя собственный дом в Сапожном ряду. Теперь матушка ведет хозяйство, а я могу всецело отдаться своим обязанностям. Мне бы очень хотелось способствовать вам в проведении дознания, но, увы, теперь, во время ярмарки, у меня, как и у Хэрлинга, слишком много хлопот. Жара и дешевый эль кружат головы студентам, и сейчас можно ждать любых бесчинств. Мы прилагаем все усилия, чтобы сохранить в городе мир и спокойствие.
Джонстан поднялся, увидев студента, который нетвердой поступью вышел из таверны под руку с рыжеволосой девицей. Встретившись взглядом с проктором, студент немедленно выпустил свою спутницу и устремился наутек. Хмель слетел с него так быстро, словно Джонстан опрокинул ему на голову ведро холодной воды. Девица растерянно озиралась по сторонам, не понимая, почему ее кавалер столь стремительно исчез. Джонстан с довольной улыбкой вновь опустился на скамью.
— Не всегда мне удается навести порядок с такой легкостью, — признался он.
— В городе убита еще одна проститутка, — сообщил Бартоломью.
— Я об этом слышал, — нахмурившись, кивнул Джонстан. — Вам не кажется, доктор, что после черной смерти непотребных девок в городе стало куда больше, чем прежде?
— Таково закономерное следствие опустошений, произведенных чумой, — произнес Бартоломью, глотнув холодного эля. — Многие женщины лишились семей и теперь вынуждены самостоятельно добывать себе средства к существованию.
— Но они могли избрать более достойный способ заработка, — сурово возразил Джонстан. — Например, заняться шитьем или стряпней.
— Возможно, — согласился Бартоломью, с интересом наблюдая, как жаркий спор между продавцом кроличьих шкурок и дородной матроной перерастает в драку. — Только швеям и стряпухам найти работу куда труднее, чем проституткам. К тому же услуги проституток лучше оплачиваются.
— Но продавать свое тело — великий грех, — с жаром заявил Джонстан, и голубые глаза его округлились. — Чума — это наказание, посланное Господом за наши бесчисленные прегрешения. Если мы не вернемся на стезю добродетели, нас ожидает еще более суровая кара. Но, судя по всему, люди глухи к предостережениям свыше. Вместо того чтобы исправиться, они еще глубже увязают в пучине греха и разврата.
Бартоломью не раз доводилось слышать подобные заявления. Многие считали, что чума — справедливое возмездие за грехи, в которых погрязли жители Англии. Список грехов был велик: воровство и мошенничество, война с Францией, работа по воскресеньям, нарушение поста в пятницу, богохульство, стяжательство, прелюбодеяние. Люди не сомневались, что опустошительная эпидемия — лишь первое предупреждение и вскоре новый, еще более страшный мор уничтожит всех, чьи души исполнены зла.