Нечестивый союз

Губы канцлера искривились от отвращения.
— Возможно, вы правы, — проронил он. — Но до тех пор, пока вы не увидите тело, ничего нельзя утверждать с уверенностью. Поэтому я по-прежнему настаиваю на осмотре. Это чрезвычайно важно, — с пылом произнес он, умоляюще глядя на Бартоломью. — Возможно, Николас был убит именно потому, что выполнял мое распоряжение по составлению университетской летописи.
Бартоломью взглянул канцлеру прямо в глаза.
— Мастер де Ветерсет, вам наверняка доводилось слышать предположения, согласно которым причиной черной смерти послужили разверстые могилы, — произнес он. — Извлекая труп из могилы, мы идем на серьезный риск.
— Чушь! — нетерпеливо перебил канцлер. — Уж конечно, доктор, сами вы не верите в россказни о разверстых могилах. Я тоже не падок на подобные глупости. Слава богу, чумное поветрие кончилось. Чума более не вернется!
— Откуда вы знаете? — осведомился Бартоломью, раздосадованный уверенным тоном канцлера. — Быть может, в этот самый момент кто-нибудь из приехавших на ярмарку умирает от чумы.
— Чумное поветрие кончилось, — недовольно возвысив голос, повторил де Ветерсет. — Черная смерть ушла на север.
— А на ярмарку прибыло множество людей из северных частей страны, — не унимался Бартоломью, раздражение которого возрастало. — Откуда вы знаете, что они не привезли с собой чуму? Возможно, их одежда насквозь пропитана этим страшным недугом. Как и товары, которые они намерены продать в нашем городе.
— Вы противоречите сами себе, доктор! — торжествующе изрек де Ветерсет, обнаруживший изъян в доводах Бартоломью. — То вы говорите, что чума выходит из разверстых могил, то утверждаете, что живые люди переносят ее на дальние расстояния. По-моему, вам стоит склониться к какому-то одному мнению.
— Именно этого я и не могу сделать, — выпалил Бартоломью, не обращая внимания на предостерегающие взгляды Майкла. — Причина возникновения чумы пока не известна никому. Подумайте, оправдан ли риск, на который мы пойдем, извлекая из могилы тело вашего клерка. Возможно, тем самым мы вновь навлечем смертельную опасность на жителей Кембриджа, а то и всей Англии.
— Это пустые опасения, доктор! — нетерпеливо перебил де Ветерсет. — Николас умер от летней лихорадки, а вовсе не от чумы. Я видел его в гробу и могу утверждать это с уверенностью. Чудачества, связанные с чистотой и необходимостью купания, делают вас излишне осторожным. Так или иначе, как только я получу надлежащее разрешение, вы извлечете тело из могилы и произведете необходимый осмотр. А теперь вернемся к тому злополучному монаху. Можете вы узнать что-либо еще о нем самом и об обстоятельствах его смерти?
Бартоломью, не удостоив канцлера ответом, лишь махнул рукой и отвернулся к окну, дабы скрыть охватившую его досаду. Брат Майкл, поглаживая щетину, покрывавшую его отвислые щеки, погрузился в задумчивость.
— Думаю, нам стоит исследовать замок, — обратился он к Бартоломью. — Надо убедиться, действительно ли он отравлен.
Бартоломью метнул на Майкла недовольный взгляд и тяжело вздохнул.
— Возможно, замком займется кто-нибудь из ваших служителей? — обратился он к де Ветерсету.
— А что с ним надо сделать? — спросил канцлер, скользнув по замку опасливым взглядом.
— Проверить его действие на птице или крысе. Если яд, проникший сквозь крошечный порез, оказался достаточно силен, чтобы убить взрослого мужчину, с бедным животным он справится еще быстрее. Ведь птица или крыса намного меньше монаха.
Говоря это, Бартоломью ощутил приступ отчаянной ненависти к монаху, чья смерть стала источником стольких неприятностей. И зачем только этого олуха понесло в башню? Наверняка он хотел что-нибудь украсть или разузнать секретные сведения.
После того как де Ветерсет приказал Гилберту испытать замок на крысе, Бартоломью сделал Майклу знак уходить.
— Погодите! — приказал канцлер, преграждая им путь к дверям. — Прежде чем вы уйдете, я должен вас предупредить: все, что относится к этому делу, необходимо хранить в строжайшей тайне. Разумеется, мы не сможем скрыть того, что в одной из церквей обнаружен труп неизвестного монаха. Но никто не должен знать об университетской летописи, которая хранилась в сундуке.
Майкл кивнул в знак согласия, поклонился и вышел прочь. Бартоломью уныло следовал за ним. Уже во второй раз врач вынужден был окунуться в темный омут интриг. Он прекрасно понимал, сколько трудностей повлечет за собой этот новый поворот в его судьбе.
Оказавшись на лестнице, сияющий Майкл потер руки от удовольствия.
— Ну, с чего начнем? — обратился он к Бартоломью.
Поручение канцлера, столь тягостное для Бартоломью, несомненно, пришлось по душе тучному монаху. Майкл был в курсе всех кембриджских слухов. Хитросплетения заговоров и козней, являвшиеся неотъемлемой частью жизни любого колледжа, возбуждали у него живейший интерес. Заметив мрачное выражение на лице Бартоломью, Майкл хлопнул друга по плечу.
— Не вешай нос, Мэтт! — заявил он бодрым тоном. — Ведь это дело совсем не то, что прежнее. Тут нет угрозы для тех, кого мы любим. Твоя ненаглядная Филиппа, слава богу, уехала погостить к брату в Лондон, так что за нее волноваться не приходится. И вообще, по моему разумению, смерть несчастного монаха не имеет никакого отношения к Майкл-хаузу. Скорее всего, это часть некоего мелкого заговора, который сорвался в самом начале.
Однако рассуждения Майкла не помогли Бартоломью воспрянуть духом.
— Зря я не уехал вместе с Филиппой, — с горечью пробормотал он. — Надо было в свое время последовать совету ее брата. Я жил бы сейчас в Лондоне, вдали от этой выгребной ямы, доверху набитой хитростью, ложью и предательством.
— Уверен, жизнь в Лондоне не пришлась бы тебе по вкусу, — со смехом возразил Майкл. — Уж если Кембридж тебе кажется грязным, в Лондоне ты бы и вовсе свихнулся. Отбросов на лондонских улицах раз в десять больше, чем здесь. А что касается Темзы, она по праву считается самой грязной рекой в Европе. Ты бы там просто свихнулся, — повторил он, выходя из полумрака церкви на залитый ярким солнечным светом двор.
Кинрик ждал их у ворот.
Они двинулись по Хай-стрит к Кингз-холлу, где проживал мастер Бакли, вице-канцлер университета. На улицах царило оживление, обычное для ярмарочных дней. Дома, прежде стоявшие пустыми, так как их хозяев унесла чума, теперь были до отказу набиты приезжими. По улице прошел пекарь с подносом, полным свежих булочек и пирожков. Двое нищих проводили его голодными глазами.
Майкл шагал рядом с Бартоломью и излагал все ставшие известными обстоятельства смерти монаха, дабы ознакомить с ними Кинрика. Бартоломью, сделав над собой усилие, прислушивался к его словам. Внезапно громкие рыдания заставили их остановиться. По улице со всех ног бежала женщина, ее длинные светлые волосы развевались за спиной. Бартоломью сразу узнал в ней Сибиллу, дочь землекопа, одну из городских проституток. Ее мать, сестер и братьев унесла черная смерть, а отцу было безразлично, что дочь его оставила стезю добродетели. Сам он находил утешение в вине, которое покупал на заработанные Сибиллой деньги. Когда девушка поравнялась с Бартоломью, тот схватил ее за рукав.
— Что случилось? — спросил он, с тревогой вглядевшись в ее залитое слезами лицо и обезумевшие от страха глаза.
— Исобель! — всхлипнула Сибилла. — Исобель!
— Где она? — спросил Бартоломью, окидывая взглядом улицу. — И что с ней произошло? Она ранена?
Сказав это, он многозначительно переглянулся с Майклом. Обоим было известно, что за последние несколько недель в городе убиты две гулящие женщины. Бартоломью видел труп одной из них, и сейчас перед его мысленным взором возникли потухшие, устремленные в небо глаза несчастной и ее перерезанное горло.
Но Сибилла лишь дрожала и всхлипывала, не в состоянии говорить. Наконец Бартоломью выпустил ее, и она вновь понеслась по улице; люди, привлеченные ее воплями, оборачивались и выглядывали из окон. Бартоломью и Майкл, обеспокоенные участью Исобель, взглянули в ту сторону, откуда появилась Сибилла, и увидели, что во дворе церкви Святого Ботолфа собралась толпа.