Нелюбимый (ЛП)

Не то чтобы я был близко знаком с запахом алкоголя, но дедушка время от времени баловался бурбоном, и я чувствую его сильный запах вокруг себя. Оглядываясь вокруг, я останавливаю взгляд на всё ещё бессознательном теле мужчины. Хмм. Если у него было достаточно спиртного, чтобы весь навес пропах, он, вероятно, будет без сознания некоторое время.
Возможно, мне следует оставить её здесь, спуститься с горы к телефону-автомату и позвонить на станцию рейнджеров Чимни Понд, чтобы они пришли и забрали её?
Я снова смотрю на нападавшего, чувствуя, как поднимается буря ярости. «Нет. Ты не можешь оставить её с ним. Что если он очнётся и попытается закончить начатое?»
«Ты мог бы связать его», — подсказывает мой мозг. Но я упрямо противлюсь этой идее. Если он очнётся раньше неё, у него может быть пара часов, чтобы освободиться и снова причинить ей боль, прежде чем я смогу найти телефон и позвонить.
Кроме того, что если я ошибаюсь на счёт тяжести ран Бринн? Что если одна из колотых ран смертельна?
Я чувствую вес её тела на своих коленях и знаю, что она весит немного. Я мог бы легко донести её до станции рейнджеров.
Но…
Оказавшись там, я должен буду назвать своё имя. Они могут даже предположить, что это я причинил ей боль. Что, если за то время, которое понадобится мне, чтобы доставить её в безопасное место, настоящий нападавший очнётся и убежит? Я сын осуждённого серийного убийцы. Никаких шансов, что они поверят, что я невиновен во всём этом.
Она тихо хнычет, и я спешно пытаюсь придумать другой план.
Я мог бы… ну, я мог бы отнести её немного вниз по тропе, поближе к Чимпи Понд, и потом прислонить её к дереву, надеясь, что кто-нибудь найдёт её.
Но я смотрю через открытый навес на тёмное небо, проливной дождь и пустую тропу. В конечном итоге, она может просидеть у этого дерева весь день и всю ночь. И если животное не доберётся до неё, привлечённое запахом крови, что если кто-то ещё — как человеческое животное, лежащее справа от меня — снова попытается причинить ей боль?
Мои руки напрягаются при мысли о том, что ей причинят ещё больше боли, и я прижимаю её ближе, вздрагивая от её слабого стона, когда касаюсь ее бедра. Ей больно. Даже в бессознательном состоянии, ей больно.
Я не могу оставить её. Я должен взять её с собой и доставить в безопасное место.
Порезы нужно будет зашить, как только я доставлю её домой, кроме того, там у меня есть мазь с антибиотиком и таблетки, плюс полный запас предметов первой помощи для ухода за ней. Дождь всё ещё льёт как из ведра, но я молод и силён, и я нужен ей. Я могу сделать это.
— Я спущу тебя отсюда, — говорю я, осматривая навес, придумывая, как её нести.
Мне придётся оставить её рюкзак здесь. Она, вероятно, весит чуть больше ста фунтов, и это уже замедлит ходьбу через лес.
«По крайней мере, мы спускаемся, а не поднимаемся», — думаю я, осторожно перекладывая её на пол.
Она тихонько всхлипывает и бормочет: «Помоги мне», — так тихо, что я мог бы почти выдумать это.
Я опускаюсь рядом с ней на колени, наклоняя голову достаточно близко, чтобы снова почувствовать запах сахарного печенья. Я наслаждаюсь сладостью запаха, когда шепчу:
— Я помогу тебе, Бринн, — в моем голосе больше надежды, чем уверенности. — Со мной ты в безопасности. Теперь ты в безопасности. Я не причиню тебе вреда. Я обещаю.
Её нахмуренные брови расслабляются, и я слышу её тихий вздох, который трогает моё трепещущее сердце. Хотя я бы с радостью смотрел на неё вечно, все же заставляю себя действовать. У меня есть дело.
Забравшись снова в её рюкзак, я нахожу десятифутовую верёвку и складываю её вдвое, завязывая надёжный узел на конце, чтобы создать большую двойную петлю. Я поднимаю её себе на спину, одна петля верёвки удерживает её на моей спине, а другая служит стропой для её попки. Я тянусь к её ногам и кладу руки ей под колени, чтобы нести её на спине.
В последний раз взглянув на кусок человеческих экскрементов, который причинил ей боль, я выхожу из-под навеса на проливной дождь и начинаю спускаться по Катадин.
Я не знаю, правильно ли я поступаю.
Я надеюсь на Бога, молясь с каждым тяжёлым шагом, чтобы любое зло, жившее в моём отце, не жило во мне… но нет способа, чтобы убедиться наверняка.
Единственное, что я знаю с какой-либо долей уверенности это то, что я не мог её оставить.
Поэтому я несу её.
Семь миль с ней на спине.
Весь вечер и всю ночь. Дождь хлещет на меня со всех сторон. Ветер швыряет волосы мне в лицо, а мусор в глаза. Не раз я теряю равновесие и спотыкаюсь, моё отчаянное желание донести Бринн в безопасное место — единственное, что спасает наши тела перед дюжиной катастрофических падений.
Временами мне кажется, что моя спина сломается.
Ноги болят. Руки горят.
И всё же я несу её.
Всю дорогу домой.
Глава 11
Бринн
«Я не знаю, пооочему тебе никто не сказал…»
Красиво.
Так красиво.
Я пытаюсь открыть глаза, но веки тяжёлые и вялые, поэтому я прекращаю попытки, сосредоточившись на тихой музыке, доносящейся откуда-то поблизости. Чистый мужской голос напевает старую балладу «Битлз». Нежные звуки гитары настолько неземные, что я не знаю, бодрствую ли я или сплю.
Сплю, решаю я, погружаясь обратно в глубокий сон.
Я лишь сплю.
***
— Я не хочу причинять тебе боль, но мне нужно добавить немного больше мази, хорошо, Бринн?
«Ладно», — думаю я, скуля, когда чувствую, как палец проводит болезненную линию на моём бедре. Момент облегчения, а затем давление возобновляется в другом месте. Стону от боли и заставляю себя открыть глаза. Они не хотят фокусироваться, но мне кажется, что я лежу, уставившись в потолок из деревянных балок. Я зажмуриваюсь, когда давление возвращается, но горячие слёзы наполняют глаза и проливаются, выжигая следы на моих щеках.
— Я знаю, что это больно, — говорит он низким, наполненным сожалением, голосом. — Даю слово, что не сделал бы этого, если бы у меня был другой выбор.
Я закрываю глаза, погружаясь в его голос и одновременно цепляясь за него. Хотя голос мне хорошо знаком, я не могу найти в своём сознании лица, с которым можно было бы его идентифицировать. Если бы не шестое чувство, говорящее мне, что я нахожусь в безопасном месте… я бы запаниковала… потому что как его голос может быть знаком, когда я понятия не имею, как он выглядит?
— Теперь ты в порядке, — шепчет он мне на ухо, тепло в его голосе звучит как колыбельная. — Спи, Бринн. Исцеляйся. Я буду здесь, когда ты проснёшься.
Кто? Я хочу задать вопрос. Кто будет здесь, когда я проснусь? Кто ты?
Но сон уже затягивает меня.
И я не сопротивляюсь.
***
Открываю глаза в тускло освещённой комнате, слышу, как кто-то тихо поёт под гитару. Я знаю эту песню. Я слышала её раньше. Снова закрыв глаза, я на мгновение прислушиваюсь, облизывая губы — они сухие и болезненные.
— Вода? — удается мне прокаркать.
Гитара мгновенно смолкает.
Я открываю глаза и вижу, что кто-то идёт ко мне, фигура высокая, но словно в тумане. Фигура приближается и останавливается около кровати, на которой я лежу.
«Я тебя знаю? Откуда я тебя знаю?»
— Бринн? Ты что-то сказала?
Его голос знакомый — хорошо знакомый — хотя это не мой отец и не Джем.
— Ты сказала «вода»?
— Пожалуйста, — бормочу я, моё горло такое сухое и скрипучее, что одно слово причиняет боль.
Матрас под моим телом немного прогибается, когда он садится рядом со мной. Положив руку мне за голову, он поднимает её, и я ощущаю, как нижней губы касается прохладный стакан. Я жадно пью, пока незнакомец наклоняет стакан. Немного воды сочится по подбородку от того, что я жадно пью.