Спящие красавицы

– Чего вы от нас хотите?
– Ты ослепла, заключенная?
Нет, не ослепла. Она видела ведро для мойки пола и прислоненную к нему швабру, а на одном из столов – второе пластмассовое ведро. С тряпками и чистящими средствами вместо чашек пудинга.
– У нас обеденный перерыв. – Ри пыталась изобразить негодование, но дрожь в голосе испортила впечатление. – И потом, у нас уже есть работа.
Питерс наклонился к ней, его губы растянулись, обнажив неровные зубы, и Ри прижалась к Джанетт.
– Можешь записать это в свой лист жалоб и позже передать капеллану. А сейчас заходи и не спорь со мной, если не хочешь, чтобы я подал рапорт о твоем плохом поведении. У меня дерьмовый день, я в крайне дерьмовом настроении, так что проходи, или сама окажешься вся в дерьме.
А потом, сдвинувшись вправо, чтобы не попасть на камеру, он схватил блузу Ри со спины, сунув пальцы под эластичную бретельку ее спортивного бюстгальтера, и толкнул Ри в комнату отдыха. Ри споткнулась, но успела опереться рукой о торговый автомат.
– Хорошо, хорошо!
– Хорошо кто?
– Хорошо, дежурный Питерс.
– Вы не должны нас толкать, – заявила Джанетт. – Это неправильно.
Дон Питерс закатил глаза.
– Прибереги это для тех, кому интересно. Завтра День посещений, а тут настоящий свинарник.
Джанетт так не казалось. На ее взгляд, все было в порядке. Но ее мнение значения не имело. Если человек в форме говорил, что комната похожа на свинарник, значит, так оно и было. По таким правилам жили исправительные заведения в маленьком округе Дулинге – и, вероятно, во всем мире.
– Вы двое вымоете здесь все от стены до стены, от пола до потолка, а я проверю, хорошо ли вы справились с порученным делом. – Он указал на ведро с чистящими средствами. – Это твое, Дампстер. А мисс Неправильно возьмется за швабру, и пол должен стать таким чистым, чтобы я мог с него есть.
Я бы с удовольствием скормила тебе твой обед с пола, подумала Джанетт, но пошла к ведру на колесиках. Рапорт о плохом поведении ей был совершенно ни к чему. Если Питерс его напишет, она вряд ли окажется в этой комнате в ближайшие выходные, когда в тюрьму приедет сестра с ее сыном. Им предстояла долгая дорога на автобусе, и как же она любила Бобби за то, что он никогда не жаловался. Но головная боль только усиливалась, и больше всего на свете Джанетт хотелось выпить пару таблеток аспирина и поспать.
Ри обследовала содержимое пластмассового ведра, выбрала баллончик со спреем и тряпку.
– Хочешь нюхнуть «Пледжа», Дампстер? Пустить струю в нос и словить кайф?
– Нет.
– Ты ведь хотела бы словить кайф?
– Нет.
– Нет кто?
– Нет, дежурный Питерс.
Ри начала полировать стол. Джанетт наполнила ведро из раковины в углу, смочила швабру, отжала и принялась мыть пол. Через сетчатый забор, огораживавший территорию тюрьмы, она видела Уэст-Лейвин, по которой мчались в обе стороны автомобили со свободными людьми. Они ехали куда хотели: на работу, домой, на ланч в «Денниз», куда глаза глядят.
– Подойди сюда, Сорли, – приказал Питерс. Он стоял между торговыми автоматами с закусками и газировкой, в слепой зоне видеокамер, где заключенные иной раз обменивались таблетками или сигаретами и целовались.
Она покачала головой и продолжила мыть пол. Длинные влажные полосы на линолеуме быстро высыхали.
– Подойди сюда, если хочешь увидеть своего сына в его следующий приезд сюда.
Я должна сказать нет, подумала она. Должна сказать: оставь меня в покое, а не то я заявлю на тебя. Но он так долго выходил сухим из воды. Все знают насчет Питерса. Коутс тоже должна знать, но, несмотря на все ее разговоры о недопустимости сексуального насилия, ничего не меняется.
Джанетт вошла в маленькую нишу между автоматами и встала перед Питерсом, опустив голову, со шваброй в руке.
– Давай! Спиной к стене! Швабра тебе не нужна, оставь ее.
– Я не хочу, дежурный. – Боль в голове нарастала, пульсировала и пульсировала. Камера Б-7 находилась чуть дальше по коридору, с аспирином на полочке.
– Иди сюда, не то получишь отметку о плохом поведении и потеряешь право на свидание с родственниками. А потом я позабочусь, чтобы ты получила вторую отметку, и тогда – пуф – никакого примерного поведения.
А значит, никаких шансов на условно-досрочное освобождение в следующем году, подумала Джанетт. Никакого примерного поведения, никакого условно-досрочного, полный срок, дело закрыто.
Она протиснулась мимо Питерса, и он вжался в нее бедрами, чтобы она почувствовала его торчащий член. Джанетт встала спиной к стене. Питерс подступил к ней вплотную. Она чувствовала запахи его пота, лосьона после бритья, укрепляющего бальзама для волос. Ростом она была повыше и поверх его плеча видела соседку по камере. Ри перестала полировать стол. Ее глаза наполняли страх, смятение и, возможно, злость. Она крепко сжимала баллончик «Пледжа» и медленно поднимала его. Джанетт чуть качнула головой. Питерс ничего не заметил: он расстегивал ширинку.
Ри опустила баллончик и вновь принялась полировать стол, который и так был хорошо отполирован.
– А теперь бери мой конец. Мне нужно снять напряжение. Ты знаешь, чего бы я хотел? Чтобы на твоем месте была Коутси. Хотел бы я прижать ее тощий зад к стене. Будь она на твоем месте, дрочкой бы не обошлось.
Он ахнул, когда Джанетт ухватила его за член. Такой жалкий. Не длиннее трех дюймов – нечем похвастать перед мужиками, – но твердый. И она знала, что делать. Большинство женщин знали. У парня пистолет. Ты его разряжаешь. Он идет по своим делам.
– Полегче, Господи! – прошипел он. У него изо рта воняло, чувствовался привкус чего-то острого, «Слим-джим» или пеперони. – Погоди, дай мне руку. – Она дала, и он плюнул ей на ладонь. – Теперь продолжай. И немного пощекочи яйца.
Она сделала, как велено, а пока делала, смотрела в окно над его плечом. Этой технике она начала учиться в одиннадцать лет с отчимом – и довела ее до совершенства с ныне покойным мужем. Если ты находила, на что смотреть, на чем сосредоточиться, тебе почти удавалось выйти из тела, притвориться, будто тело само по себе, а ты совсем в другом месте, неожиданно вызвавшем у тебя большой интерес.
К тюрьме подъехал автомобиль шерифа округа, и Джанетт наблюдала, как он миновал наружные ворота, постоял в шлюзе, вкатился во двор, когда открылись внутренние. Начальник Коутс, доктор Норкросс и дежурная Лэмпли вышли из главного корпуса, чтобы встретить шерифа. Джанетт забыла о дежурном Питерсе, тяжело дышавшем ей в ухо. Двое копов вылезли из патрульного автомобиля. Женщина – с водительской стороны, мужчина – с пассажирской. Оба достали пистолеты. Следовательно, они привезли опасную преступницу, путь которой лежал в крыло В. Женщина-коп открыла заднюю дверцу, и появилась еще одна женщина. Джанетт она опасной не показалась. Красавица, несмотря на синяки на лице. Черные волосы падали на спину. Формы приковывали взгляд, и даже в мешковатой полицейской форме выглядела она круто. Что-то кружило над ее головой. Большой комар? Мотылек? Джанетт попыталась разглядеть, но точно сказать так и не смогла. Ахи Питерса перешли в сладострастные хрипы.
Мужчина-коп взял черноволосую женщину за плечо и повел к входу, где ждали Норкросс и Коутс. Когда они войдут внутрь, начнется процедура. Женщина взмахом руки отогнала кружившего над головой летуна, при этом открыв широкий рот и подняв лицо к небу. Джанетт увидела, что она смеется, увидела сверкающие идеальные зубы.
Питерс начал биться об нее, его сперма выплеснулась ей в руку.
Он отступил на шаг. Его щеки пылали. Маленькое толстое лицо расплылось в улыбке, он застегнул ширинку.
– Вытри руку о заднюю стенку автомата с колой, Сорли, а потом домой этот гребаный пол.
Джанетт вытерла ладонь от его спермы, потом покатила ведро с водой к раковине, чтобы вымыть руку. Когда вернулась, Питерс сидел на одном из столов и пил колу.
– Ты в порядке? – прошептала Ри.
– Да, – шепотом ответила Джанетт. Все будет хорошо, как только она примет аспирин, который снимет головную боль. Последних четырех минут просто не было. Она наблюдала, как женщина вылезает из патрульного автомобиля, ничего больше. Не нужно думать о последних четырех минутах. Главное для нее – увидеть Бобби, когда он приедет в следующий раз.