Портреты Пером (СИ)
– Разве что так же фальшиво.
Динамики отключились. Не так громко, как раньше, но характерный звук всё же был слышен.
Арсений покосился на камеру.
– Что-то будет, – сказал себе под нос. Забывшись, стукнул по щеке не рукоятью кисточки, а пропитанной чернилами опушью. Поморщился, но пятно оттирать не стал. Пусть Дженни потом накинет в своём воображении баллов его трудолюбию – глядишь, порция на ужине достанется побольше.
Едва у Джима выдалась свободная минутка к вечеру – хотел забежать в библиотеку, поискать медицинских журналов, как его снова побеспокоили. Джек, мрачнее грозовой тучи, «обрадовал» его новым больным.
– Арсень свалился.
– Чего? – Фразу брат пробубнил куда-то в пол, поэтому Джим ничего не понял.
– Сам не знаю, – отмахнулся тот, – пришёл на кухню, ужинать, а Дженни говорит, Арсень приходил, бледный, как кентервильское привидение, шатался. Ну она его и отправила.
– И не накормила? – брови дока поползли вверх, почти не советуясь с сознанием.
– Сказала тебе утащить ему ужин. У неё сейчас завал. Сам понимаешь.
– Понимаю…
Арсень действительно походил на привидение. Насчёт кентервильского Джим не был уверен, не хватало кандалов и рваного савана, но синева лица вполне соответствовала. Бедолага даже не расправил кровать – так упал, поверх одеяла и в одежде.
Док присел на краешек. Закатал рукав толстовки.
– Э-э-э? – «больной» приоткрыл глаза.
– Это я, я, – успокоил док, – я осмотрю тебя, и всё.
– Валяй… – Арсень снова закрыл глаза.
– Ты перетрудился, – тёплые пальцы Джима пробежались вверх по его ладони, к запястью. Огладили и вернулись обратно.
– Ну и…
– Больно? – Большим пальцем слегка надавил на самый воспалённый рубец.
– Терпимо.
Джим кивнул и продолжил поглаживать рубцы. Надавливал бережно, но без лишней осторожности. Едва переходил тонкую грань между просто ощутимым и болезненным – пальцы тут же ослабляли нажим и скользили дальше. Чуть приоткрыв веки, Арсений скосил глаза на скользящие по его запястью руки. Наблюдал за их движениями некоторое время; невольно подумал, на что ещё способны пальцы с такой чувствительностью, но мысль оборвал голос дока:
– Нужна диета и отдых. С первым попрошу Дженни, будет тебя кормить чем-нибудь… с мясом. Этот ужин явно не подойдёт. Арсень, ты сможешь не напрягаться хотя бы… пару-тройку дней? Только честно?
– Хотел бы я сказать «да», – Арсений вздохнул, уставившись в потолок. Так хотя бы не тянуло смотреть за движениями тёплых пальцев. – Я пообещаю досчитывать до десяти каждый раз, как потянет схватиться за дверную ручку. Вдруг во время счёта сумею передумать.
– Прямая дорога в Подполье, – Джим улыбнулся и взялся за вторую руку. Тут рубцы были в ещё более удручающем состоянии. – Боюсь, мне придётся попросить тебя досчитывать до двадцати. Хотя бы первый день.
Смотреть в потолок помогло недолго – начинало работать воображение.
– Попробую, – пообещал невнятно. – Не очень-то хочется доставлять тебе лишние проблемы.
– Спасибо. Сейчас я обработаю и забинтую раны. Оставлю тебе спирт и мазь, остальное – сам.
Джим осторожно отпустил пораненную руку Арсеня и потянулся к своей медсумке. Достал спирт, вату. Подумал, убрал спирт и достал бутылёк с простой водой. Намочив вату, принялся промакивать ей намертво присохшие к ранам бинты.
– Арсень… я могу лезть не в своё дело, и если ты не пожелаешь говорить, я больше не буду спрашивать. – Вата с грехом пополам размачивала окровавленные тряпки, зацепляясь волокнами, – но мне… важно. Я очень хочу помочь Кукловоду, а он ещё ни с кем так не говорил, как с тобой.
– Для меня новость… – Арсений откинул голову на подушку. Теперь надо было думать над ответом, и это отвлекало. – Чем таким я от вас могу отличаться?
– Я не знаю. Да это не особо имеет значение, на самом деле. Имеет значение, что он тебя выбрал среди других и разговаривает. Ты прости, я краем уха услышал вас сегодня. Старался не слушать, но… – рука с ватой остановилась на секунду. Потом продолжила свой путь. Вторая рука, сухая и тёплая, перехватила запястье чуть повыше порезов. – В общем, хочу спросить.
Арсений окинул его внимательным взглядом из-под полуопущенных век.
– Спрашивай, конечно.
– Содержание вашего разговора – ваше дело, я даже не лезу. С меня хватило ваших томных обещаний насчёт взаимных рулад, – док тепло улыбнулся, – но, возможно, тебе и самому будет интересно сформулировать. Что ты думаешь о нём?
Арсений жестом попросил позволения сесть. Уселся со скрещенными ногами, подбив под спину подушку. Наваждение отступило окончательно.
– Я думаю, что играю с огнём. То, что ты назвал томным мурлыканьем, в будущем выльется мне в нехилые проблемы. Он… – запнулся, подбирая слова – затылком настойчиво ощущался внимательный глаз камеры, – вряд ли…– снова пауза, – позволит себе оставить сам факт таких разговоров… – встретил взгляд Джима и договорил даже с некоторым облегчением, – без соответствующей реакции.
Джим тряхнул волосами и снова забрал руку. Задумчиво провёл пальцем по кромке влажного бинта.
– Думаю, ты прав… Я сейчас буду убирать бинты, приготовься. – Он начал осторожно отделять слои, – и всё же, он говорит с тобой. Хотел бы я… Возможно, я попросту неинтересный собеседник. А как ты сам? Тебе нравится с ним разговаривать?
Арсений негромко рассмеялся.
– О да, – покачал головой, правда, тут же зашипел – на каком-то участке бинт никак не желал расставаться с его рукой. – Редко где встретишь такую… иронию.
И редко кого так захочешь нарисовать.
– Извини, – Джим размочил участок получше. – А насчёт иронии… Ты ещё и первый, с кем он говорит так.
Грязные бинты легли на пол растрёпанной кучкой. Джим потянулся за спиртом.
– Обработаешь сам? Самому обычно легче.
– Справлюсь, – Арсений кивнул. – Не при смерти же, в самом деле.
– А забинтую я сам. Тут самому нисколько не легче. – Переадресовав спирт, док принялся распечатывать герметичную упаковку. – Выпросить стерильные бинты – целая проблема, их мало, но у тебя уж больно случай запущенный. Ты же… не Джек, почему не пришёл?
– Не скажу точно. – Пришлось смотреть на свои руки – обработка ран требовала внимания. Спирт щипал, но терпеть было не так уж и сложно, особенно после тех же лезвий на дверных ручках. – Наверно… потому что видел, как вы выкладываетесь. Ты, Дженни… Не очень-то хотелось лезть со своими пустяками, когда у вас и так работы по горло. – Пройдясь по всем рубцам, Арсений отбросил замаранную сукровицей вату к бинтам. Поднял голову, улыбаясь, – а скажи, док, здесь все так быстро начинают откровенничать друг с другом, или это я такой странный?
– Когда человек попадает сюда, ему вообще не до откровений, – Джим приподнял его запястья поближе к свету, чтобы лучше осмотреть раны. – Зачастую новенькие настолько замыкаются в себе, в своих проблемах и несчастьях, что не обращают внимания на других. Привлечь их к общему делу – целая проблема. Вот и суди, странный ты или нет.
Док открыл тюбик, смазал пальцем выступившую мазь и начал распределять её по рубцам.
– Ты и правда немного странный, – палец, еле касаясь, наносил мазь жирными мазками, – освоился почти сразу, заботишься о других. Или ты думал, что все люди такие?
– Ну, в таком случае тебе тоже странности не занимать.
– Я работал в маленьком провинциальном городке. Врачи в подобных местах отличаются тем, что действительно заботятся о людях, а не о карьере. Ну… потому и не пошёл по повышению в более крупную больницу. – Джим задумчиво улыбнулся куда-то в себя.
На раны лёг первый слой бинта.
– Приоритет карьеры в целом не предполагает человеколюбия, – Арсений наблюдал, как обороты бинта покрывают его царапины, потом перевёл взгляд на доктора. – Но можно посмотреть и с другой стороны: в конце концов, в этом особняке должность главврача у тебя никто не оспорит – и без всякого карабканья по служебной лестнице.
– Если бы это предполагало большую зарплату и малую загруженность… – Джим от души расхохотался. Потом слегка похлопал его по забинтованному запястью, – хорошо легло. Я завтра приду тебя проведать… думаю, с утра. У Дженни вряд ли будет время принести тебе завтрак, а я хоть отдохну… перед тяжёлым главврачебным днём.