Кто не спрятался — я не виноват (СИ)

— Не заставляй меня бить тебя, Котик. Иначе я тебя просто вырублю, а потом сделаю всё, что мне в голову придёт, с твоим бездыханным тельцем.
Костя готов расплакаться, он готов сейчас хоть на что, лишь бы не думать о том, что именно собирается делать Макаров, лишь бы отмотать время назад и не совершать целый ряд поступков, которые привели его вот сюда, к этому позорному моменту в его жизни.
А Никита уже тянется к флакону с массажным маслом, оставленному тут Ружниковой. Костя всё ещё пытается вырваться из мёртвой хватки Никиты и тут же замирает, чувствуя, как к его бедру прижимается что-то, он знает, что это, и мысль эта невыносимо ужасна, быстро твердеющее в своей упругости.
Никита переворачивает флакон, на его ладонь льётся прозрачная жидкость, а потом он опускает эту скользкую и мокрую руку на живот Кости, гладит там, опускаясь ниже и ниже, пока не замирает у основания его члена.
Завьялов кусает губы, щёки горят румянцем и по-прежнему хочется плакать, а уверенная рука уже обхватывает его член в кольцо пальцев и настойчиво скользит в возвратно-поступательных движениях.
И тело снова предаёт его. Как бы он хотел абстрагироваться от присутствия Макарова, от его наглых в своей пошлости рук, по-хозяйски шарящих по его телу, но приятная тяжесть уже разливается внизу живота подогреваемая алкогольной истомой, а Макаров перемещает скользкие пальцы на промежность, потирает там, проходится по ягодицам и прижимается крепким стояком прямо между ними. Возвращает руку на член Кости и выверенно двигает ею, как будто занимается этим каждый день.
— Ну же, Котик, расслабься, доверься мне, — тихо шепчет Макаров, подталкивая Завьялова бёдрами так, что он сам въезжает членом в упругое кольцо пальцев Никиты. — Хорошо же, а, Котик?
Унизительность ситуации жжёт стыдом, а Костя видит картинку со стороны во всей её ужасающей пошлости — он, со спущенными до щиколоток штанами и раздвинутыми ногами, лежит грудью на столе, а к его заднице прижимается абсолютно голый парень, потираясь между ягодиц каменным стояком и дрочащим ему с довольной улыбкой на лице.
И Костя сдаётся, он со стоном дёргает вперёд бедрами, движения Никиты становятся быстрее, глухой стон вырывается из пересохшего горла Завьялова и он, закрыв глаза, кончает в ладонь своего мучителя. По телу ещё проходят сладкие судороги, а Никита уже отстраняется от него, одной рукой отводит одну ягодицу в сторону, а другой в несколько рывков доводит себя до оргазма. Костя чувствует влагу, стекающую по сжавшемуся сфинктеру, Макаров снова прижимается к нему, целует в спину.
Завьялов тяжело дышит, всё ещё не открывая глаза, потому что туман дурмана постепенно рассеивается, а с ним приходит ощущение раздирающего душу стыда.
Наконец, Макаров поднимается, а Костя сползает вниз на пол и закрывает лицо ладонями.
Никита медленно одевается, не отводя взгляда от Завьялова, потом садится возле него на корточки и спокойно говорит:
— Ты же не будешь заниматься истерикой по этому поводу? Что, собственно, произошло? Твоя девственность при тебе, Котик, что ты паникуешь. Ты кончил, тебе было хорошо. Абстрагируйся, малыш. Смотри на жизнь проще.
Он гладит Костю по щеке, вздыхает:
— Ты давай, приходи в себя, и не сиди на полу — застудишь жизненно важные органы, никто замуж не возьмёт.
Костя открывает глаза, когда слышит стук закрывшейся за Макаровым двери, сидит какое-то время на деревянном полу, тупо глядя в противоположную стену. Потом поднимается, морщится от ощущения подсыхающей спермы: собственной, на животе, и Макарова, размазанной по ягодицам. Дёргает ногами, освобождая ноги из штанов и идёт в парилку — смыть с себя то дерьмо, что с ним только что произошло.
========== Часть 11 ==========
Костя сидит в остывающей парилке — время замерло… в голове пусто, такая чёрная и холодная пустота, которая стягивает всё тело упругой паутиной, обволакивает, не даёт двигаться… полное омертвение чувств и эмоций.
Почему он не сопротивлялся до последнего, почему он позволил Макарову так с собой обращаться? Как объяснить это прежде всего самому себе?
Кто он? Все представления о своей личности, какие у него были до появления Никиты в его жизни, рушатся хрупким карточным домиком, а сам он не значимее бабочки, пойманной фанатичным коллекционером.
По факту ему слишком редко приходилось применять физическую силу. С первого класса рядом были мощный, уже тогда, Горохов, невозмутимый Авдеев и пронырливый и хитрый Баранов. Они сдружились так быстро и так крепко, что само собой так вышло, что сначала они получили власть над классом, а потом приобрели ощутимый авторитет в школе, который становился сильнее с каждым годом по мере их взросления.
Как так вышло, что именно он, Костя, стал лидером среди них? Горохов был сильнее, Авдеев умел сохранять спокойствие и не терял самообладание в любой ситуации, Баранова в качестве лидера рассматривать, конечно, просто смешно, но, тем не менее, почему им не стал Семён или Лёнька, почему к его мнению они все прислушивались, и именно он рулил их командой?
Костя Завьялов, чья мать мечтала, что он будет водить её на концерты классической музыки. Костя Завьялов — стройный, с длинными музыкальными пальцами на руках, с тонкими чертами лица и насмешливым прищуром карих глаз.
Он был сообразительнее своих друзей, ему не приходилось прилагать усилия, чтобы разобраться в школьном материале, он был остроумен, резок, не лез за словом в карман — он думал быстрее их всех, может, это и сыграло свою роль. Он казался им лучше, чем они сами о себе думали, а за лучшими хочется идти следом, им хочется подражать. Вот оно открытие, он был лучшим среди них, потому что они сами так решили.
«Всегда кажется, что любят нас за то, что мы хороши, а не догадываемся, что любят нас оттого, что хороши те, кто нас любит», — так, кажется, сказал в своё время знаменитый классик.
Вот она отгадка его лидерства — его друзья так решили, а он сам без них, кто он? Без силы Горохова, без уверенности Авдеева, даже Баранов сейчас кажется более стойким. Позволил бы тот же самый Бараш так с собой поступить? Да он бы вены себе перегрыз, Костя не сомневается в этом.
А теперь, что они скажут, если узнают, что их лидер, человек, которого они поставили выше себя, вот так позорно упал так глубоко в пропасть, что дно пропасти уже над ним. Да и как он может им это сказать, как рассказать такое?
Сейчас Костя понимает, что он совершил ошибку ещё тогда, когда у него состоялся первый разговор с Макаровым на детской площадке, когда тот трогал его волосы и сказал то, что в итоге и произошло сегодня. Косте надо было выложить друзьям, что Никита подкатывал к нему, надо было рассказать это со смехом, с весёлым недоумением, простебать эту ситуацию, и тогда они все вместе размазали бы эту суку по тротуару, и пятна не осталось бы.
Но нет, он почему-то застремался, ему было так неловко, словно он сам виноват, что с ним вот так обошлись, словно он спровоцировал такое отношение.
А теперь правда стала совсем невозможной. Макаров практически трахнул его, Костя кривится от этой мысли, но по-другому и не скажешь. Два голых парня наедине, какие тут ещё варианты? Самое страшное даже не то, что Никита лапал его, и Костя чувствует себя, как будто его и в самом деле поимели. Самое страшное то, что он возбудился от чужих рук, что стонал и кусал губы от подступающего оргазма, что так позорно кончил от прикосновений другого парня.
Слабый голос разума пытается донести до него, что в такой ситуации и покойник бы возбудился от такой настойчивой стимуляции, подогретой алкогольными парами, но Костя отмахивается от этой мысли.
Нет, он не испытал удовольствия, он испытал оргазм — физическую разрядку, но вместе с конвульсиями оргазма его прожигало таким стыдом унижения, что этот оргазм был пыткой.
Так почему, почему он так слабо сопротивлялся, уже в который раз он безропотно позволил Макарову делать всё, что тому захочется со своим телом. Ему это нравится? Завьялова передёргивает волной отвращения от предположения такой возможности. Он не хочет этого, вот такого он точно не хочет.