Жизнь в другую сторону. Сборник

Вся эта экзотика выглядела впечатляюще. Так и слышались крики обезьян, трубный глас слонов, удивлённый ропот попугаев – тысячи тысяч различных организмов, составляющих беспрерывный гул джунглей. Однако шуршание и посвист с поскрипыванием исходили от щегла в клетке по соседству – как прообраз вечного двигателя, насыщающего воздух какими-то беспорядочными звуками. Казалось, что птичка обеспокоена опасным соседством.
Всё, что теснилось на полке драгоценным весом, уже только одними названиями уведомляло о серьёзности предстоящей церемонии. Один сорт чая прозрачно именовался «Лунной ночью душевного равновесия», что уже подразумевало обещание и исполнение какой-то невиданной прежде безмятежности. Другой энергично потрясал «Восточным ветром, подувшим с моря». Третий мог одарить пересохшее горло густым, удушливым ароматом «Прощального взгляда тысячерукой обезьяны».
В тот раз Стёпа остановил свой выбор на «Волшебном полёте воина над долиной лотоса». Понятное дело: у прикоснувшегося к чашке с таким чаем должно было захватывать дух. Так и происходило: вкус непомерно тяжёлой роскоши на моём языке мешался с поиском ускользающей утончённости. Стёпа спросил меня:
– Ну как впечатление?
Он зажмуривался на длительную паузу, словно набирая воображаемую высоту, закрывал глаза, чтобы остаться наедине с обретённым наслаждением. Доверяя его ощущениям, я соглашался разделить его удовольствие, хотя дома, экономии времени ради, пользовался исключительно чайными пакетиками, в чём, разумеется, Стёпе никогда бы не признался.
– Любопытный вкус.
Пауза у Стёпы затягивалась. Он сидел спиной к окну, забранному решёткой, за которым тянулся выступ крыши нижнего магазина, своего рода козырёк для жильцов от одного подъезда до другого, заваленный всяким ненужным хламом. Телевизор уже показывал испанский футбол. Стёпа продолжал внутри себя разбираться в оттенках чая, сзади него топорщилась отвергнутая кем-то телогрейка, стояла пустая банка из-под краски с присохшей к ней газетой и кистью, валялись половинки красного кирпича, сбитый ботинок, офицерская фуражка, выношенная до неузнаваемости, пустые бутылки и сопутствующие им окурки, а справа от меня, на стадионе «Ноу Камп», болельщики радостно отмечали второй гол «Барселоны», забитый в ворота мадридского «Реала». Всё это выглядело как-то странно. Но Стёпу, похоже, такое соседство нисколько не смущало. Я вдруг вспомнил сказанные им однажды слова: «Мы ещё застанем то время, когда будем жить на свалке. Все без исключения. Поскольку деться будет некуда». Он, конечно, тогда имел в виду нечто другое. Я же, с удивлением отметив, что это время наступило так скоро, решил поинтересоваться:
– Как там Лена с Наташей? А то мы про них что-то забыли…
Стёпа, сделав очередной драгоценный глоток, выдохнул:
– Пусть поболтают…
Сказано это мне было как бы в утешение, чтобы я понапрасну не беспокоился. Он даже успел поморщиться с некоторой иронией, но, возможно, дело ещё тут было в продлённых свойствах чая.
– Женщины от разговоров глупеют.
Наверное, он всё же хотел сказать, что в результате они становятся добрыми. Так это или нет, мне пришлось узнать довольно скоро, когда другие свойства чая заставили меня подняться с дивана и направиться в туалет.
Глаза Лены – вот на что я сразу обратил внимание. В них влажно отражалась просьба о помощи. Прошло уже больше часа, а она так и не сдвинулась с того места, которое ей определила Наташа, – между кухней и туалетом. Вид у неё был растерянный. Я понимал, что она мучается, но не понимал из-за чего. Объяснение пришло позже, уже дома, когда мы вернулись. Заметить то же самое Наташе мешала её увлечённость сразу двумя делами: разговором, на который Лене оставалось только согласно кивать головой, и затянувшейся стиркой, каким-то образом связанной ещё и с готовкой на кухне.
Я что-то такое спросил пустое, вроде «стоите?», чтобы самому же потесниться. Ответа не требовалось. Лена слабо мне улыбнулась; она выглядела бледнее обычного. Дверь в туалет закрыть до конца не удалось, – мешал злополучный шланг. Справиться с возникшей неловкостью помог равномерный шум стиральной машины: она непрерывно вращала бельё прямо перед моим носом. Сзади слышался уверенный голос Наташи, говорящей всё об одном и том же: «а она», «а он», «а они», да «почему они не могут».
Последняя фраза звучала вопросом и относилась уже не к нашим общим знакомым, а к устройству жизни вообще.
Эта была такая имитация озабоченности, обращённая куда-то наверх, к тем, кто должен отвечать за горячую воду и свет в квартирах, за отопление и нормальные дороги в городе, и одновременно к нам, как к союзникам, товарищам по несчастью, понимающим предмет разговора. Иной раз выходило с большим чувством, тревожно, но всё равно касалось исключительно бытовой неустроенности, только на ней и замыкалось, хотя мы никак не могли себе представить, – чего бы ей так волноваться при её обеспеченности и возможностях Стёпы. Это скорее всего нам подошло бы поднимать глаза кверху и восклицать: «Почему они не могут?», но у нас таких вопросов даже не возникало, потому что мы были твёрдо убеждены в том, что «они не могут».
Наташа как раз заканчивала свою очередную тираду: «Ну почему они не могут обеспечить?» Лена только успевала промямлить «да-да» в ответ, соглашаясь с тем, что мы наравне с Соболевыми терпим неудобства – хотя бы в одном этом наравне.
Внезапно резко зазвонил телефон: в два звонка – обычным и музыкальным. Послышался голос Стёпы: «Наташа, возьми трубку!» Она успевала многое: сказать Лене – «подожди секундочку», напомнить мне – «ручки помой обязательно, сейчас заразы разной знаешь сколько!», взять музыкальную трубку с кухонного стола, пустить воду в мойку и, начав разговор с какой-то подружкой, ещё раз весело кивнуть мне в направлении ванной.
Мы с Леной не успели даже словом перемолвиться. Всё те же белоснежные котята на ногах приветливо пискнули и потащили меня мыть руки; иного было не дано: не отнимая трубки от уха, Наташа провожала меня внимательным взглядом.
Лена потом сказала мне, что она прождала не одну тысячу секунд, прежде чем Наташа закончила свою болтовню по телефону. Дальше её ждало ещё одно испытание: стоять рядом с Наташей и смотреть за тем, как она моет посуду. Наташа сама предложила: «Ничего, если я тут немного…» Разумеется, ничего, согласилась Лена, ничего хорошего, в итоге. Если только не внушить себе, что был свидетелем захватывающего зрелища.
– Весь вечер простояла у двери туалета! – никак не могла успокоиться моя жена. – Вот это называется «сходить в гости»!
Я попытался ей возразить:
– Ты явно преувеличиваешь.
– Ну понятно!.. – не сдавалась она. – Ты так увлёкся беседой со Стёпой, что даже не заметил моего отсутствия. Я-то ведь, между прочим, в комнату к вам так и не попала!
– Разве? – удивился я. Действительно, я помнил только, как отправился мыть руки, потом, как вернулся в комнату, сел на диван… мы разговаривали со Стёпой, смотрели телевизор… чая я уже больше не пил… и всё на этом, дальше – только прощание в коридоре… Она права. Вот как!
– Ну подожди… – спохватился я. – Я же слышал ваш смех… Я слышал, как ты смеялась!
– Да уж пришлось изображать… Знаешь, так было весело!
– Я подумал, что вам друг с другом так интересно, что вы про нас со Стёпой забыли.
– Браво! – Лена захлопала в ладоши. – Ты-то хоть в туалет сходил, а у меня вот не получилось.
– Что за ерунда… – поморщился я.
– Наташа мне как раз поведала историю про мастера, который на прошлой неделе к ним ремонт приходил делать, – он часа два работал, на кухне возился, а когда закончил и попросил разрешение посетить туалет, то Стёпа ему отказал. Представляешь?
– Ну-у, не знаю даже… Мне Стёпа тоже самое рассказал.
– Она с какой-то непонятной мне гордостью об этом рассказывала, – продолжила Лена, – мол, какой Стёпа у неё молодец, с характером…
– Да, глаза у него блестели. С воодушевлением говорил, даже с напором, – заметил я. – Странно всё это…