Последний интегратор (СИ)

-- В Антарктиду, -- сказал Денис.
-- На Марс, -- сказал я. -- Говорят, там всегда мороз.
-- Это несерьёзно, -- сказал Артём и приподнялся, опираясь на локоть. -- Вы хотите всё лето в городе проторчать?
-- Что ты предлагаешь? -- спросил Денис.
-- Ребята из туркружка собираются в июле в Пермские горы. Пеший поход на неделю. Меня позвали, а я вас зову. Втроём веселее.
Денис сел, скрестив ноги, надел свои очки со стёклами толщиной в палец и сказал:
-- Я хотел поехать домой, к бабушке.
Мы и не думали обзывать его бабушкиным внучком. Дениса вырастила одна бабушка. Он при любой возможности ездил к ней в Ингальск, иногда даже на выходные.
-- Ванька, а ты как? -- спросил Артём.
-- Не могу, -- сказал я.
-- Чего ты не можешь? -- Артём тоже сел. -- Опять Интеграционный комитет? Ты почти каждый день туда ходишь. Зачем Жебелев тебя туда отправил?
-- Я же вам говорил, -- сказал я. -- То одно, то другое... Сначала доклад, потом курсовая. У них много сведений по моей теме.
-- Ты и летом будешь писать курсовую?
-- У них в архиве -- бардак. Попросили навести порядок.
Мои слова были правдой и неправдой. Про архив, про доклад, про курсовую -- правда. Но я так и не рассказал ребятам истинных причин, по которым я ходил в Интком. Я не сказал, что теперь моё дело -- интеграция, и это навсегда.
Каждый день, когда я их видел, я хотел в этом признаться. Я хотел объяснить, как это важно для всех нас. Я хотел сделать их не только своими друзьями, но и единомышленниками. Но что-то меня останавливало. Может быть, их странные взгляды при виде моей бороды? Я был единственным студентом истфила, который носил бороду. Среди физматовцев бородачей тоже не было.
Я боялся, что они надо мной посмеются. Я боялся, что они меня не поймут. Я боялся, что они окажутся... Тут мои мысли прерывались. Я говорил себе, что они не могут быть дифферами. Они не считают себя интеграторами, но и не дифферы. Они хорошие люди, а все хорошие люди -- интеграторы, даже если сами об этом не знают. Сколько раз я в этом убеждался!
Сейчас я тоже ничего не сказал. Я опять что-то промямлил про доклад и курсовую.
Перерыв закончился, нас позвали копать. Мы спустились в овраг и взялись за лопаты. Нас тут же облепила мошкара. Отбиваясь от мошкары, я не заметил посетителей.
-- Ваня! Денис! -- раздались голоса сверху.
На берегу стояли Майя и Наташа в летних цветастых платьях, в белых соломенных шляпках, с повязками на лице. Мы с Денисом полезли наверх. Артём зарычал, как тираннозавр, и сильнее вгрызся в землю.
Наташа отозвала Дениса и что-то стала ему нашёптывать. Судя по унылому лицу Дениса, разговор шёл об Артёме.
Майя спустила повязку под подбородок и обняла меня. У неё были серёжки в форме египетского креста.
-- Я так соскучилась, -- сказала Майя. -- Сто лет тебя не видела.
-- Три дня, -- сказал я.
-- Да ну тебя, -- сказала Майя. -- Тоже мне счетовод. Я же в поэтическом смысле. А ты соскучился? Почему не звонишь, не заходишь?
Майя забыла, что домой к ней я ни разу не заходил.
-- Пошла бы к нам копать, -- сказал я, -- мы бы каждый день виделись.
-- Я что, должна в грязи ковыряться? -- сказала Майя.
-- Другие девчонки ковыряются.
-- Так они из деревень приехали, привыкли на огороде. Они там все кхандские полукровки. Все такие беленькие, аж противно.
Я немного отпрянул. Первый раз я услышал от Майи о кхандах -- и в таком пренебрежительном тоне. Майя не обратила внимания на моё движение и сказала:
-- Ваня, завтра карнавал. Пойдём вместе? Наташка с Артёмом сейчас помирится, и пойдём все вместе. Как раньше. Пойдём?
Показался Артём. В руке у него была лопата, он притворялся, что его оторвали от очень важных для него занятий. Артём и Наташа начали свои переговоры.
-- Мирятся, -- сказала Майя. -- А мы даже не ссорились, а словно чужие.
-- Мы тут все свои, крошка, -- сказал я. Опять цитаты из старых фильмов.
Артём повёл Майю показывать раскопки. Держась за руки, они спускались в овраг.
-- Пойдём? -- спросила Майя. -- На карнавал.
Я вспомнил, что говорил Гуров. "День первых переселенцев. День уничтожения кхандов". Мне не хотелось идти на День переселенцев-уничтожителей ни в чисто мужской компании, ни в смешанной. Я потрогал мочку уха с серёжкой-крестом и сказал:
-- Пойдём. Все вместе.
-- Папа подарил, -- сказала Майя про серёжки и повела головой, чтобы освободить ухо.
Она достала платок, потёрла мне грязную щёку и чмокнула в очищенное место.
-- Борода... -- сказала она неопределённым тоном. -- Ты меня проводишь до дома?
Юлик, который сидел на стульчике возле шатра и что-то писал в блокноте, встал, козырьком приложил ко лбу ладонь и посмотрел на нас.
Майя обещала подождать до конца смены. Она протянула руку подошедшей Наташе, и они побежали к музею. По пути они чуть не врезались в мужчину с девочкой-подростком, громко сказали: "Просим прощения!" -- и побежали дальше. Мужчина оглянулся на них и направился было к Юлику, но тут увидел меня.
Это был Карапчевский, а с ним Лиза с повязкой на лице. Я замер от волнения. Потом пошёл им навстречу. Я давно не видел Карапчевского -- мешали то экзамены, то раскопки. Он совсем не изменился, только вместо свитера носил рубашку с закатанными рукавами. Зато Лиза изменилась. Вместо косы у неё была короткая причёска, которая придавала ей мальчишеский вид. На правом плече и локте были засохшие ссадины.
Мы поздоровались. Лиза расспросила меня о раскопках клада и рванулась к оврагу. Она встала у самого края и заглянула вниз.
-- Иван, вы завтра свободны? -- спросил Карапчевский.
-- Завтра -- карнавал, -- сказал я.
-- Совсем вылетело из головы, -- сказал Карапчевский. -- Но вы ведь туда не пойдёте?
Я замешкался.
-- Я пока не знаю.
-- Иван, я завтра собираюсь на Острова.
Это слово решало всё.
-- Я с вами, -- сказал я.
-- Так я и думал. Тогда завтра утром встретимся возле Инткома. Или вам удобнее в другом месте?
-- Можно возле Инткома.
Я не сказал, что мне было удобнее, например, возле эстакады. Но если Карапчевскому удобнее возле Инткома, так тому и быть.
Артём и Денис стояли в десятке метров от нас и с интересом разглядывали Карапчевского: бородатый, очень светлые волосы, но при этом точно не кханд.
-- Ваши друзья? -- спросил Карапчевский.
-- Однокурсники, -- сказал я. -- Вот вместе копаем.
-- Папа, ну, давай посмотрим... -- издалека крикнула Лиза. -- Это же лучше всяких книжек.
Карапчевский был готов согласиться, но тут подошёл Юлик.
-- Извините, -- сказал он. -- Вы что тут делаете?
-- Юлик, это же... -- начал я.
-- Беседую со знакомым, -- мирно ответил Карапчевский. -- А что?
-- Понимаете ли, тут раскопки. Посторонним нельзя.
-- Так я не на раскопках.
-- Здесь везде раскопки. Здесь территория музея. Посторонним нельзя.
-- Нельзя так нельзя. -- Карапчевский был спокоен. -- Пойдём, дочка. Дяденька говорит, что посторонним нельзя.
Он без споров попрощался со мной, огорчённая Лиза что-то пробурчала, и они ушли.
-- Хватит тебе водить сюда экскурсии, -- сказал Юлик. -- Вызвался добровольцем, так работай. Ещё полсмены осталось.
-- Юлик, это же был... -- снова начал я.
-- Я знаю, кто это был, -- сказал Юлик.
* * *
Артём и Денис ничего не спрашивали о Карапчевском. Ничего не говорили о завтрашнем дне. Наверняка они слышали, что я завтра поеду куда-то с Карапчевским. Что я назвал их однокурсниками, а не друзьями. Да и плевать! В самом деле, какие мы друзья? Два года учимся на одном факультете, только и всего. У меня три десятка таких друзей, да и весь институт. Артём и Денис раньше были знакомы, у них были какие-то общие дела. Вот если бы они стали моими единомышленниками... Если бы они...