Трилогия о королевском убийце
К моему величайшему удивлению, это оказались Регал и Верити на вороной паре, которая была гордостью Баррича. Верити держал жезл с плюмажем, который обычно носили посланники, доставляющие в Олений замок новости особой важности. При виде меня, тихо стоящего около дороги, оба принца натянули поводья так резко, что конь Регала шарахнулся в сторону и едва не упал на колени.
— Баррича удар хватит, если вы разобьете колени этого жеребца! — крикнул я в смятении и побежал к нему.
Регал издал невнятный вопль. Верити засмеялся над ним, но смех вышел хриплым.
— Ты думал, что это привидение, да и я тоже. Уфф, парень, ну и напугал ты нас! Стоять так тихо! Да еще так похож на него. А, Регал?
— Верити, ты дурак. Придержи язык. — Регал свирепо рванул поводья, так что чуть не порвал коню губы, потом оправил на себе камзол. — Что ты делаешь на дороге так поздно, ублюдок? С чего это ты решил удрать из замка в город в такой час?
Я привык к презрению Регала, однако это резкое замечание было чем-то новым. Обычно он просто избегал меня, обходил, будто кучу свежего навоза. От неожиданности я растерялся и выпалил:
— Я иду в замок, а не в город, сир. Я выполнял поручение для Федврена. — В доказательство я продемонстрировал свою корзинку.
— Да уж конечно. — Он усмехнулся. — Очень правдоподобная история. Немного чересчур для простого совпадения, ублюдок. — Он снова швырнул в меня это слово.
Видимо, я выглядел одновременно уязвленным и смущенным, потому что Верити фыркнул в своей грубоватой манере и сказал:
— Не обращай на него внимания, мальчик. Ты и правда задал нам страху. Речной корабль только что вошел в город с вымпелом срочного сообщения на мачте. Когда мы с Регалом поехали, чтобы взять его, — прости господи! — оказалось, что это от Пейшенс, сообщение, что Чивэл мертв. А потом мы поднимаемся по дороге — и что мы видим? Точную его копию — ну, когда он был мальчиком, конечно, — стоящую перед нами. И, само собой разумеется, мы были в таком настроении, и…
— Ты полный идиот, Верити, — выплюнул Регал. — Трубишь об этом на весь город, хотя сам король еще не знает. И не вкладывай в голову ублюдка мыслей о том, что он похож на Чивэла. Судя по всему, у него их и без тебя хватает, и за это мы должны благодарить нашего драгоценного папеньку. Поехали. Надо доставить послание.
Регал снова вздернул голову жеребца и вонзил шпоры в его бока. Я смотрел, как он удаляется, и мгновение, клянусь, думал только о том, что сразу, как приду в замок, должен пойти в стойло и посмотреть, насколько поранены губы несчастного животного. Но почему-то я поднял голову, посмотрел на Верити и сказал:
— Мой отец умер.
Верити неподвижно сидел на лошади. Выше и плотнее, чем Регал, он тем не менее лучше ездил верхом. Думаю, это потому, что он был настоящим солдатом. Некоторое время он смотрел на меня молча, потом сказал:
— Да. Мой брат умер. — Он подарил мне это, мой дядя, — мгновение настоящего родства. Думаю, что именно тогда я стал совершенно иначе относиться к Верити. — Залезай мне за спину, мальчик, и я отвезу тебя в замок, — предложил он.
— Нет, спасибо. Баррич снял бы с меня шкуру за езду на лошади вдвоем по такой дороге.
— Это верно, мальчик, — добродушно согласился Верити. Потом сказал: — Мне жаль, что ты узнал об этом вот так. Я не думал… Просто я еще не могу поверить, что это случилось на самом деле.
На миг в его глазах промелькнула искренняя скорбь, которую он тщательно сдерживал, потом принц наклонился к лошади, шепнул ей что-то, и она рванулась вперед. Через мгновение я снова остался на дороге один.
Начался моросящий дождь, и совсем стемнело, а я все еще стоял на дороге. Я смотрел вверх, на замок — черный силуэт с несколькими светящимися окнами на фоне звезд. И на мгновение мне захотелось бросить корзинку, бежать в темноту и никогда не возвращаться. «Интересно, кто-нибудь когда-нибудь будет искать меня?» — подумал я. Но вместо этого я переложил корзину в другую руку и начал медленно подниматься назад, в гору.
Глава 7
ЗАДАНИЕ
После смерти королевы Дизайер ходили слухи, что она была отравлена. Я решил письменно изложить здесь то, что мне известно доподлинно. Королева Дизайер действительно умерла от отравления, но она травила себя сама в течение долгого времени, и король Шрюд был совершенно в том неповинен. Он, напротив, пытался отучить ее от дурманящих снадобий. Советовались с врачами и травниками, но как только удавалось убедить королеву отказаться от одной сладкой отравы, тотчас же находилось что-то другое.
К концу последнего лета своей жизни она стала еще более безрассудной, употребляя несколько снадобий одновременно и не делая больше никаких попыток скрыть свои пристрастия. Ее поведение было величайшим испытанием для Шрюда, так как, когда королева была пьяной от вина или обезумевшей от трав, она выкрикивала дикие обвинения и подстрекала людей к бунту, нимало не заботясь о том, кто мог это услышать и что происходило вокруг. Казалось, ее невоздержанность могла бы лишить ее приверженцев пустых иллюзий, но, напротив, они утверждали, что Шрюд или довел королеву до самоубийства, или отравил. Но я могу сказать с полнейшей осведомленностью, что ее смерть не была делом рук короля.
Баррич остриг мои волосы в знак траура. Он оставил их длиной в толщину пальца. В знак скорби собственную голову он обрил наголо, не пожалев даже бороды и бровей. Бледная кожа резко контрастировала с его покрасневшими щеками и носом. От этого он выглядел очень странно, даже более странно, чем лесные люди, которые приходили в город и чьи волосы были склеены смолой, а зубы выкрашены красным и черным. Дети смотрели на этих дикарей и перешептывались за их спинами, когда те проходили мимо, но испуганно шарахались от Баррича. Думаю, что дело было в его глазах. Мне случалось видеть пустые глазницы черепов, в которых было больше жизни, чем в глазах Баррича в те дни.
Регал послал человека попенять Барричу на то, что он обрил свою голову и остриг мои волосы. Так полагалось скорбеть по коронованному королю, а не по человеку, который отрекся от престола. Баррич сверлил этого посланца тяжелым взглядом, пока тот не ушел. Верити подстриг волосы и бороду на ширину ладони, и это было трауром по брату. Некоторые из стражников замка отрезали куски от заплетенных косиц, как делают солдаты в память о погибшем товарище, но то, что Баррич сделал с собой и со мной, было чрезмерным. Люди косились на нас. Мне хотелось спросить его, почему я должен носить траур по отцу, которого никогда не видел, по отцу, который ни разу не приехал посмотреть на меня, но довольно было одного взгляда на его застывшие глаза и сжатые губы, чтобы я поперхнулся собственным вопросом. Никто не донес Регалу, что Баррич срезал в знак траура по пряди с гривы каждой лошади, никто не рассказал о едком дыме, поднявшемся над этими жертвенными волосами. У меня было смутное ощущение, что так он посылает части наших духов вместе с духом Чивэла. Это был какой-то обычай, который он перенял еще от бабушки.
Баррич как будто умер. Холодная необходимость оживляла его тело, и он исполнял всю работу безукоризненно, но без радости или удовлетворения. Подручные, которые прежде соперничали, стараясь заслужить его рассеянный кивок или брошенную мимоходом похвалу, теперь избегали взгляда Баррича, как бы стыдясь за него. Только Рыжая не покидала его. Старая сука украдкой следовала за ним, куда бы он ни пошел, не получая в награду ни взгляда, ни прикосновения. Она всегда была с ним. Однажды я приласкал ее из сочувствия и даже осмелился прощупать ее сознание, но нашел только немоту, к которой страшно было прикоснуться. Она скорбела вместе с хозяином.
Зимние штормы свирепо бились о скалы. В эти дни холод был особенно безжизненным, отрицавшим всякую возможность лета. Чивэла похоронили в Ивовом лесу. В замке был мягкий траурный пост, но он быстро закончился. Это было в большей степени соблюдение приличий, нежели настоящий траур. Те, кто искренне его оплакивал, по-видимому, обвинялись в дурновкусии. Общественная жизнь принца Чивэла должна была закончиться с его отречением; и так бестактно с его стороны было продолжать приковывать к себе внимание и после смерти.