Викториум

— Не в совершенстве, но знаю, — пожал плечами я. — В наше время знание языка нации, претендующей на господство в Коалиции, практически необходимость.
— Что верно, то верно. А что до сабли, то дело не в ней. Отец, когда узнал об экспериментах Теззло, начал в товариществе продвигать эту линию. По идее, через руку и клинок сабли подается несильный разряд энергии. Он должен доставлять беспокойство противнику. Ну, представляете, как если бы во время схватки у вас мышцы правой руки все время подергивались. Сражаться становится совершенно невозможно. Батареи крепятся на спине. Между патронными сумками.
— Но Абдулле досталось куда сильнее.
— Сбой произошел. Весь заряд батарей ушел после первого же парирования. Вот и досталось башибузуку. Аж молнии засверкали! Надо будет написать отцу. Пускай подумает над сплавами для руки. Вообще, над сплавами современными думать и думать. Сколько простора открывается. Я ведь хотел в металлургический идти после гимназии. Отец не против был. Но какое там. Маменькина родня взбеленилась. Я ведь у них единственный отпрыск мужеского полу. И обязательно должен продолжить традицию славного офицерского служения родине. Сначала меня хотели к вам во Вторую экспедицию направить, но снова дед по маменькиной линии взбунтовался. Не желал видеть внука жандармом. А после этого в любой другой полк мне ходу не было. Вот и прибрал меня к рукам дедов приятель — граф Лорис-Меликов. Он у нас в доме часто бывал. С малолетства меня знает.
— А отец-то твой не последнее место занимает в товариществе, так ведь?
Негодяев рассмеялся в голос. Шампанское давало о себе знать.
— Это у нас семейная больная тема. В товариществе «Богомолов и К0» мой отец отвечает за головы, как он сам любит говорить. А его друг Дмитрий Богомолов — за деньги. Но фамилия у нас такая, что в названии инженерного товарищества она будет смотреться не лучшим образом. А менять ее отец отказался. Сказал, что раз родился с такой, с такой и помирать. Это ему дед наказал. А он — мне. Сказал, надо делать так, чтобы фамилией Негодяев можно было гордиться. Но тут дело не в том, как она звучит, а в том, как прославится человек, ее носящий.
— Умно, — кивнул я.
— Мне б таким умным быть, — вздохнул Негодяев, — и принципиальным, как отец. Угробить «Святогора» ведь меня лично, понимаете, Евсеичев, лично, попросил сам граф Лорис-Меликов. У него там свои игры наверху. — Поручик покрутил бутылкой над головой. Горлышко ее описало неровный круг. Он приложился у нему, но взболтанное шампанское вспенилось — и Негодяев поперхнулся им. — А как мне тут быть? — продолжал он, с трудом проглотив шампанское и вытирая его с подбородка. — На сделку с собственной совестью идти, получается. Во вред Отчизне, вполне возможно. Или «утопить»-таки Заринину игрушку — проживет ведь и без нее Империя. Воевали раньше так. И еще повоюем. Без этой громадины. Может, она только против башибузуков и годна. Нормальная-то, регулярная, европейская армия не разбежится от одного вида этой машины.
Он треснул кулаком по колену.
— Вам проще, Евсеичев, ваш отзыв против истины не погрешит! А для меня правдивый отзыв — конец карьеры. Личную просьбу министра внутренних дел Империи игнорировать нельзя. Проще уж сразу пулю в лоб себе пустить.
— Можно переложить ответственность, — осторожно предложил я.
— На кого? — не понял изрядно захмелевший от шампанского Негодяев. Скорее всего, это были не первые бутылки у него за сегодня.
— На самого графа Лорис-Меликова. Вы напишите два доклада. Один максимально честный. Второй, такой, как нужен графу. И изложите ему все ваши соображения. А там уж пусть министр сам решает, какому из двух докладов ему давать ход. Так хотя бы ваша совесть будет чиста.
— А это идея! — воскликнул обрадованный Негодяев. — Да еще какая! Пускай дальше за Отчизну у графа душа болит! С меня взятки гладки. Я все сделал, как он меня просил.
В несколько глоткой осушив бутылку, Негодяев взглянул в нее, будто в подзорную трубу. Пара капель упала ему на лицо. Одна попала прямо в глаз. Он сморщился — и констатировал:
— Кончилось шампанское. Но у меня еще припасено. Я сейчас сбегаю.
— Не утруждайтесь, поручик, — махнул ему я. — Выпьем по-человечески с бокалами, а не по-гусарски уже в Симферополе.
— Верно, — произнес покачнувшийся Негодяев. — А я сейчас к себе. Буду писать доклад графу!
Нетвердой походкой он покинул мою палатку.
Интересно, что он там наваяет в своем докладе, если будет писать его в таком состоянии.
Усмехнувшись это мысли, я растянулся на своем топчане — и почти сразу уснул под шелест пузырьков шампанского в голове.
Симферополь встретил нас почти летней жарой. Несмотря на то, что до мая было еще далеко. Усталые волы втащили в город повозки. Усталые солдаты в посеревших гимнастерках шагали рядом с ними. Усталые лошади не поднимали голов.
И потому на встречающую нас делегацию во главе с таврическим губернатором Андреем Никитовичем Всеволожским Радонежский смотрел угрюмо. Всех нас раздражал и грянувший приветственный марш духовой оркестр, и теснящиеся парадные мундиры с золотыми погонами, и толпа симферопольских обывателей. От резкостей по адресу Всеволожского и предводителя местного дворянства Василия Павловича Попова его удержало только то, что предводитель дворянства был совсем уже стариком. Он с гордостью носил свой полковничий мундир времен предыдущей войны с султанатом, украшенный явно заслуженными наградами. Рядом с ним даже генерал Радонежский выглядел едва ли не молодым человеком.
— Прошу простить за оплошность с этим башибузуком, — после обязательных приветственных речей произнес Всеволожский. — Как я могу искупить свою вину?
— Теперь этот инцидент разрешился, — пожал плечами Радонежский, — тем или иным образом. А сейчас дайте отдохнуть с дороги. Отложим все банкеты и отчеты по военной части на завтра. Дорога наша была тяжела и утомительна. И все, что сейчас нужно мне и моим людям — это отдых.
— Безусловно, — поддержал его Всеволожский. — Вас и ваших людей разместят незамедлительно. Места в гостинице для вас и офицеров уже приготовлены. Казарма для солдат — тоже.
— А что с местом для «Святогора»? — поинтересовалась Зарина.
— Склад в лучшем виде, — одернул полы камергерского вицмундира Всеволожский. — Краны уже подогнали. Несколько бригад рабочих вам в помощь. Гарнизонный батальон уже оцепил все его окрестности.
— Замечательно, — кивнул Зарина, которая снова была вынуждена сменить зеленые галифе и куртку на платье со шляпкой и зонтиком. — Я лично прослежу за всем.
— Быть может, вам лучше отдохнуть, барышня? — покачал головой предводитель дворянства Василий Павлович Попов. — Виданное ли дело, чтобы сам инженер, тем более женского полу, по складам валандался.
— Я инженер не только женского полу, — улыбнулась старику Зарина, — но и новой формации. Мне все надо своими глазами увидеть и своими руками потрогать.
Предводитель дворянства неодобрительно затряс седыми бакенбардами. Но природное обаяние Зарины, видимо, уже покорило его.
Мы были вынуждены проехать едва ли не через весь Симферополь. Это был почти настоящий парад. Только слишком уж сильно устали мы, чтобы радоваться этому. И люди, стоящие на тротуарах, приветствующие нас, воспринимались скорее с раздражением.
Меня радовало только то, что я ехал среди гарнизонных офицеров. А те, видя мою крайнюю усталость, не приставали с пустыми расспросами.
Такой вот процессией проехали мы до лучшей гостиницы Симферополя. Называлась она отель «Таврия». Это было недавно построенное здание, вычурно украшенное лепниной, колоннами и громадным гербом Империи над парадной лестницей. Упади он кого-нибудь на голову — мокрого места не останется.
У парадной лестницы нас встречал хозяин гостиницы вместе с целой армией прислуги. Все они, как один, в черных ливрейных сюртуках и белоснежных рубашках. Волосы у всех расчесаны на прямой пробор.