Счастливчик (СИ)
– Мой командир приглашает вашего на разговор, – на прекрасном русском языке произнес фриц.
– Вы думаете, что наш командир страдает отсутствием ума? – вопросом начал я.
– Ваши предложения? – подумав пару секунд, недовольно, но еще спокойно продолжил немец.
– Как вы хорошо говорите по-русски, учились у нас в стране до войны? – я вел разговор в том ключе, что был нужен мне.
– Я не немец, – коротко и вот теперь уже зло ответил не немец.
– Да я понял уже. Эстония, Литва?
– Последнее, это как-то мешает нашим переговорам?
– Вот значит как. Пока я не вижу помехи побеседовать с господином обергруппенфюрером. – Ой, а чего это нас так перекорежило?
– Вы хорошо осведомлены, – нехотя отозвался «литовец».
– Ну так служба. Вы неправильно сформулировали, переговоров не будет. Разговор у нас будет только один, вся охрана должна быть разоружена и построена у ворот. Если не будет происшествий, все останутся живы. Слово офицера! – Ух как его пробрало. А связи-то у вас нет, иначе ты бы не вышел. Майор как-то съёжился, но нашел в себе силы ответить.
– Извините, не знаю вашего звания… – начал было он.
– Майор, – коротко бросил я.
– Господин майор, если мы сложим оружие, контингент выйдет из-под контроля. Последствия могут быть печальными.
– Давайте сделаем так: Господин обергруппенфюрер пусть сядет в свою красивую машину. Возьмет вас с собой, раз уж мы познакомились, и выезжает сюда. Здесь и поговорим.
– Так вы и есть командир? – как-то изумленно воскликнул эсэсовец.
– А почему я не могу им быть?
– Вы очень молоды, – и как он под гримом разглядел, – но это, конечно, не проблема. Хорошо, я передам своему руководству ваше предложение.
– Не делайте глупостей, господин майор. Это искреннее пожелание. Я думаю, что вы далеко не глупец, чтобы не понимать последствий. Нас здесь достаточно, чтобы раскатать по бревнышку весь ваш лагерь. Дорога заминирована, это так, на всякий случай. А стоит нам отпустить так называемый вами «контингент»… Я думаю, вы все поняли?
– Я все понял. С вашего позволения. – Фашист смело развернулся и направился к воротам.
Спустя минуту ко мне подскочили двое ребят. Митрохин из моих и капитан судоплатовских «волкодавов».
– Командир, ты чего, охренел? – Митрохин с выпученными глазами накинулся на меня.
– Товарищ майор, я буду обязан доложить, – подхватил «волкодав», но более спокойно.
– Мужики, вы чего тут разошлись? У вас есть какие-то мысли, как нам дело сделать и пленных вывести без потерь?
– Могли бы и мы поговорить с немцами, вам не велено высовываться.
– Так, мужики. По-моему, вы не «вкуриваете» тему. В «поле» я делаю так, как считаю нужным, кстати, руководство именно это имело в виду, ставя вас в известность по моим полномочиям. Вернемся, пишите все, что хотите, а сейчас – не мешайте. Или уже я докладывать буду! – Черти полосатые, нашли время уставы вспоминать. – Капитан, вы ведь старший у своих, останьтесь со мной, мне может понадобиться ваша помощь. Митрохин, кругом, держишь машину под прицелом. Если машина пойдет на прорыв, отстреливай колеса. Если во время разговора я высуну руку в окно или положу на голову, убираешь водителя, этого майора. Дальше по обстоятельствам. Эта падла, группенфюрер, должен быть взят. Самолет прибудет быстро, на связь выходите не здесь. Держи мою сумку, в ней все планы, разберетесь. Вон, фашисты показались, иди.
За воротами лагеря действительно показалась машина. Двое охранников, кстати, что приятно, без оружия, поспешили открыть створки. «Членовоз» медленно проплыл через распахнутые ворота и, проехав десяток метров, остановился. Я встал с земли и, проводив взглядом удаляющуюся фигуру снайпера, повернулся к фрицам. Те намек поняли, и машина поплыла к нам с капитаном.
– Володя, молчи, пожалуйста, не в обиду, – тихо сказал я капитану. Тот кивнул в ответ и напрягся.
– Господин майор, – начал разговор обергруппенфюрер, когда мы оказались в машине, – вы не похожи на обычного пехотного майора.
– Я им и не являюсь, – просто ответил я.
– Из какой же вы организации?
– Зачем вам это? И да, майор, – обратился я к эсэсману, – не утруждайте себя переводом. Я прекрасно понимаю господина обергруппенфюрера, – добавил я, перейдя на немецкий язык.
– Вы неплохо говорите на языке Гёте, – сделал мне комплимент «обер». Я в ответ чуть склонил голову.
– Вы сказали моему человеку, что выбора у нас нет?
– Выбор есть всегда. Только в вашем случае он очевиден. Как я уже сообщил майору, дорога заминирована, пешком по лесу вы не пройдете и пары километров. Тут и посты наших солдат, да и просто условия не располагают к прогулкам. До ближайшей вашей части, зенитчиков, если не ошибаюсь, почти двадцать километров. Забудьте об этом. Для вас и ваших людей война может быть закончена уже сегодня. Поверьте, это лучшее, что может быть в вашем случае.
– Вы переправите нас в Россию?
– Вы и так в ней, – я ухмыльнулся. – Я посчитал вас умным человеком, когда вы предложили переговоры. Зачем эта бессмысленная бойня, вы должны сами уже понять, войну Германия проиграла. Причем еще в сорок первом.
– Почему вы так уверенно об этом говорите, ведь мы еще находимся с этой стороны границы?
– Господин обергруппенфюрер, когда была последняя бомбежка или штурмовка ваших позиций?
– Ну, я как вы знаете, тыловик. Но честно признаюсь, сам думал о том, что тишина на фронтах затянулась.
– Вот, я же говорил, что вы умный человек. Скоро, очень скоро вермахту придет полный и окончательный конец. И умным людям лучше встретить его в безопасном месте.
– Безопасное место это НКВД? – ухмыльнулся теперь «обер».
– Я в курсе тех бредней, что выкрикивает с пеной у рта Геббельс. Если будете сотрудничать, то все будет к взаимному удовлетворению.
– Но я ведь член НСДАП, как к этому отнесется ваше руководство? Вы ведь вряд ли сможете дать мне какие-то гарантии?
– Мое руководство не стреляет людей, как свиней, только за принадлежность к партии. Но, конечно, разговор будет серьезный.
– Я это понимаю. Что ж, я жду ваших указаний. Мои люди подчинятся. Только ведь у вас действует приказ о войсках СС?
– Да, это так. Но тут несколько другая ситуация. Наши требования те же. Пусть ваши люди сложат оружие и амуницию возле ворот и построятся вдоль стены лагеря. С внутренней стороны. Вы, после того как отдадите приказ, выйдете сюда. Без оружия и пешком. Не бойтесь, идти далеко не придется.
Мы вылезли из машины, я отдал капитану распоряжение выйти на связь и вызвать два самолета. Площадки готовы, только подсветить кострами. Улетать будем вечером.
«Обер» стоял рядом со мной и внимательно слушал, как будто и понял чего.
– Мы отправим вас самолетом. Линия фронта тут недалеко, перелет будет быстрым.
– Наша авиация не помешает? – трясется за свою тушку старый фашист.
– У вас ее здесь почти нет. Да и у наших транспортников будет прикрытие.
– Все же, господин майор, зачем я вам так нужен?
– Мне? – удивился я.
– Ну да, конечно. Это мне объяснят по ту сторону линии фронта.
– Именно так.
Что произошло дальше, я едва уловил. Стоявший тихой мышкой майор СС вдруг выхватил откуда-то эсэсовский кинжал и, зайдя ловким движением за спину своего командира, поставил клинок к горлу.
– Так я и поверил, что нас оставят в живых. А ты, – он наклонил голову к «оберу», – предал все интересы Германии. Я перережу тебе глотку, и красные останутся с носом.
– Глупо.
– Что? – рявкнул майор, вскидывая глаза на меня.
– Говорю – глупо вы поступили, майор. Казались нормальным человеком. Давайте я вам кое-что покажу, – предложил я, медленно поднимая руку.
– Стой смирно, майор, а вы, господин обергруппенфюрер, медленно назад, к машине.
– На что вы надеетесь, майор? – скривил лицо я и положил руку на голову.
Казалось, пролетавшая пуля обдала меня ветром. Настолько близко, что я даже поежился. Митрохин показал себя. Обергруппенфюрер стоял весь в кровище и мозгах майора литовца, а тот заваливался на землю, потеряв по дороге голову. Предлагая ему показать кое-что, я хотел, чтобы он высунул голову чуть больше. Митрохина уговаривать не пришлось. Классный выстрел. Как говорится – один на тысячу.