Беспамятный

Через четверть часа я застопорил ход в трех десятках километров от «Пустотного Кондора», лег в дрейф, закрепившись шифтами об гравитационное поле планеты, и зажег огни. Саймон ответил тем же и опять позвал меня на связь. Быстро договорившись о пароле-допуске в мой трюм для его катера, мы разбежались заниматься каждый своим. Он — грузиться в катер и добираться ко мне на борт, а я — в кают-компанию, варить кофе. Почему-то мне устойчиво помнилось, что Сай любит крепкий кофе и добавляет туда ром. Видимо, мы если и не были закадычными друзьями, то как минимум приятельствовали. И к тому моменту, как бортовой компьютер известил меня, что аппарель открыта извне по паролю, и на борт поднимается катер, полный кофейник уже стоял на столике. А рядом с ним покоилась фляжка с черным ромом. И грохот сапог капитана Баррета по коридору для меня был сродни успокаивающей уши легкой музыке.
— Рик, мать твою поперек уха, вперехлест через клюз, в трон, в закон, в черта душу сердцу барагоз, под хвоста да на стену! Как же я рад тебя видеть! — прогрохотал Саймон, сгребая меня в объятия. Да, встать чтобы поздороваться с ним была не лучшая идея с точки зрения моих трещащих ребер.
— Сай, Сай, поломаешь! Хорош, медведь чертов! — я едва отбился от крепкой хватки капитана Баррета. — Садись, я кофе сварил, как ты любишь, чтоб ложка стояла.
— Пока в кофе ложка стоит, все остальное тоже стоять будет, — хохотнул Саймон и с размаху плюхнулся в кресло. Предмет мебели жалобно простонал, что к такому обращению не привык, но кто ж слушает жалобы мебели?
Вблизи капитан выглядел еще более устрашающе. Росту в нем было за два метра точно, и обхват плечевого пояса соответствовал. Покойные синтеты дона Сахары могли бы удавиться от зависти на своих галстуках — ни один из них не дотянул бы до челюсти Баррета ростом. Да и в объемах капитан был побольше, побольше. И под его летным комбинезоном отлично угадывалось, что не жир там, ой не жир. А тот участок шеи, что был виден за воротом, был густо разукрашен многоцветной татуировкой. И мне вспомнилось, что у Саймона на всю спину атлас одного из секторов Вольных Миров Окраины, на котором ярко-алым отмечены те системы, где его приговорили к смертной казни. Заочно.
— Как ты? — поинтересовался я, когда Баррет налил себе полкружки кофе, разбавив черным ромом.
— Нормально, что мне будет? — усмехнулся он. — Вот, иду с Ланкастера, мы там неплохо разгрузились. На Берно хотел взять всякого лута, чтобы не так обидно было чесать в Центральные Миры. А мне туда надо.
— Тебе? В Централы? На кой? — я искренне удивился, прекрасно понимая, что такому человеку, как Саймон Баррет, там делать нечего. Вернее, попросту опасно появляться.
— Ну, Рик, поперек души тебе стакан пустой разбитый, ты странные вопросы задаешь, чесслово! Дела нарисовались. А лут реально нужен, иначе буду выглядеть подозрительно, — прокомментировал старый пират мой вопрос.
— Ладно, не мое дело, — примирительно махнул я рукой. — Захочешь — сам расскажешь, и, подозреваю, не сейчас. А я вот влип, Сай, как куренок в щи, и что делать — ума не приложу.
— А ты расскажи, глядишь, и подскажу чего, хрен ему в дышло, — предложил Баррет.
— Да тут хрен поймешь, с чего начать, — протянул я, невольно подстраивая манеру общения под его. — Дело мутное, как триппер в порту, и не понять, где концы ищутся. Короче говоря, у меня травматическая амнезия. В курсе, что это?
— Нет, — мотнул головой пират, — и даже не могу себе представить, на какой дуре ты ее подцепил. Лучше сам рассказывай, а то потом, не дай бог, вместе лечиться будем, я ж тебе покою не дам, пустотный трюк те в поперек разрыва!
— Это не венерическое, — поморщился я, — это с башкой проблема. Мне ее отбили, и я ни хрена не помню. То есть вообще ни хрена, понимаешь? Даже тебя вспомнил не сразу, вот какое дело. Ну пустотный, ну кондор, ну капитан Баррет, мне оно параллельно было, пока рожу твою богомерзкую не увидел, понимаешь?
— Эк тебя перехреначило, в борт мне три кварка, я себе даж представить такого не мог! — Саймон удивленно вскинул брови. — И че дальше?
— А дальше дерьма полный скафандр, вот что дальше. Я прихожу в себя на борту своей посудины. Отмудоханный, как котенок. Ни те здрасьте, ни мне досвиданьки, ни черта не помню, и все болит. На борту четыре трупа, которых уделал мой автосторож. И полный швах в башке. Ну, я кое-как в себя пришел, определился, плюхнулся на Берно, поскольку тут и болтался. Только до лежки добрался, только расслабился — на те здрасьте еще раз! По мою душу являются сразу две бригады. Спасло меня то, что они друг друга не любят еще больше, чем меня. Но правда меня отлупить успели. И обе бригады мне предъявляют, что одним я должен пушки, причем с Заката, а вторым — пси-матричные пластины. Звездец, еле ноги унес. И ничего не спасло, ни то, что под другим именем там останавливался, не то, что ни хрена не помню. Отделали, как бог черепаху, до сих пор все болит.
— М-да, — хмыкнул Баррет. — Охренеть можно. Ну то есть ваще наглухо ничего не помнишь?
— Не-а, — помотал я головой.
— А как тебя зовут хоть вспомнил? — фыркнул он.
— Документы нашел, — честно признался я, не особо желая ему врать.
— Сколько комплектов? — хитро прищурился Саймон. — Впрочем, можешь не отвечать, хрен те в пробоину, не ври только. Я тебя давно предупреждал, Счастливчик, что доиграешься ты со своими именами.
«Счастливчик»? Это что, мое прозвище? Оригинально. Особенно прекрасно звучит, учитывая, сколько раз я успел отхватить за крайнюю неделю. И то, что вообще чудом живой ушел. А может быть, в этом и есть мое «счастье»? Что живым ухожу?
— А я тебе давно говорил, что лучше одно имя, но зато чистая совесть, — продолжал пират. — А ты каждый раз мне что отвечал?
— Что? — глуповато переспросил я, прекрасно понимая, что выгляжу идиотом.
— Что, и этого не помнишь? Ну и дурак, килем тебе по кумполу, шифтом тебе в дыню! Ох, братан, ну ты и дурак. Ну кем, скажи мне, кем надо быть, чтобы так влететь? Пси-матрицы и закатовские пушки! Охренеть можно, с такой-то радости, бронелист мне в печенку и плазму в ребро! Ну вот сам подумай, Рик, на кой ржавый болт оно все тебе сдалось?
— Что? Да я сам не знаю! Я не помню ни хрена, понимаешь ты это, медведь ты ни разу не грамотный?! Я бы рад тебе сказать, на кой оно мне надо, но я не помню! Вообще не помню. И даже не помню, каких именно пушек я им обещал, врубись!
— Ну ты даешь, — покачал головой Саймон. — Я себе такой триппер самоходный даже представить не могу, а ты… Ну ты даешь…
— Я? Я лечусь, дают другие. Причем черт его разберет, что в данном случае лучше, — фыркнул я.
— Гы, эт ты мощно завернул, я запомню! — расхохотался Баррет. — Да и ты сам не забудь, будем вместе хохмить на стоянках!
— Про «не забудь» — уже лучшая хохма, — прокомментировал я его высказывание. — Я прям вот ща со смеху обделаюсь.
— Ну извини, — посерьезнел Саймон. — Не подумал я, бывает. Ладно, Рик, что делать-то будешь?
— Понятия не имею, — честно признался я. — Надо на Закат слетать, может быть там какие-нибудь концы найду. А то как в сказке — поди туда, не знаю куда, принеси то, не скажу что. Других вариантов у меня немного, кроме, пожалуй, одного — я знаю, что на Берно я прилетел с Триангла. И именно оттуда привез тех гостей, которые меня так отделали. Так что туда мне ходу нет.
— Да и на Закат соваться глупо, — прокомментировал Баррет. — Поскольку если ты пушки собрался искать, то хрен тебе в носяру, а не закупка от производителя. Закатцы срани господни, и ни за что свой товар левому перекупщику не отдадут, у них все подконтрактное. Они строго по контрактам работают, причем не для частников. Вот была бы у тебя корпорация какая-нибудь, тогда базару ноль и чугунный лом поперек туннеля. Прилетел бы к ним честным фраером, составил бы контрактик на поставку, продемонстрировал бы свои намерения и места установки их орудий — и вперед. А так извини-подвинься, ни черта они тебе не продадут, да еще и хвост прищемят. А если сами не прищемят — то сдадут, как вторсырье, какой-нибудь разведке или контрразведке, и все, был Счастливчик да кончился.