Безумные (СИ)

— Да ничего, Миш! Мне осточертело, что всякий раз, когда мы ругаемся с тобой, либо я с мамой, вы оба тут же начинаете обсуждать это, как какие-нибудь подружки! И каждый раз виноватой делаете меня, а на себя и взглянуть не желаете!
— Боже, она просто переживает за тебя вот и все!
— Нет, она переживает лишь за то, чтобы я не стала старородящей женщиной, ведь это, черт возьми, так унизительно! И вовсе не для меня, а для нее самой!
— Ладно, — сдержанно вздыхает он, — давай успокоимся. Не стоит так истерить без причины. Пойдем я сделаю тебе массаж, ты расслабишься и мгновенно придешь в себя.
— Да не хочу я эти чертовы массажи! — тут же выпаливаю я. — Не хочу ходить по идиотским выставкам не пойми чего! Не хочу делать то, что хотите вы! Ты сказал, что придешь поздно, какого черта вернулся сейчас?!
— Спасибо тебе, родная, вижу как ты ждала меня, аж умирала!
— Я не ждала тебя, — говорю медленно, стараясь успокоить ураган внутри. Однако, стоит только взглянуть на Мишу, перед глазами тут же возникает вездесущая мать, старая пижама, скучный секс, что давно превратился в пустую трату времени и просто механическое телодвижение. И от этого буря ненависти во мне лишь усиливается. — Я вообще не хотела, чтобы ты приходил. Представь себе, у меня были планы на саму же себя! Удивительно правда? Наверное, немыслимо осознавать, что я сама чего-то хочу, что-то планирую и о чем-то мечтаю, верно? Так вот, я хочу принять ванну и выпить вино, потому что, наконец, сдала проект, над которым работала три месяца. А потом, пойти потанцевать, чтобы громкая музыка, которую ты так ненавидишь, стучала во всем моем теле! Чтобы прям вот здесь в груди вибрировало от тяжелых «тыщ-тыщ-тыщ». Вот так я хочу провести сегодняшний вечер и ночь! Без тебя. Без мамы. И без ваших «делай это, делай то».
— А я и представить не мог, как хреново тебе живется! — фыркает Миша, проведя рукой по своей пышной (жуткой!) челке. Так хочется схватить ножницы и срезать этот «модный кошмар». — Ладно, без проблем, Кар! Кар. Ка-а-р! Кар! Кар!
— Какой же ты идиот!
— Кар! Кар! Кар! — продолжает кричать он, точно избалованный ребенок. — Значит вот, что с тобой в последнее время происходит?! Хочешь веселиться и заниматься бессмысленной ерундой, от которой я тебя бережно отгораживаю? Как эта твоя подружка, что вечно выставляет напоказ свои сиськи?
– Эта моя подружка занимается продвижением твоего кафе! И сиськи у нее — что надо! Были бы у меня такие, я бы тоже с радостью их демонстрировала! Даже лифчики бы не носила, чтобы всем вокруг мои торчащие соски глаза резали!
— Знаешь что, — вскинув подбородок, заявляет Миша, — а делай, что хочешь! Пей, купайся, веселись! Шатайся вместе со своей подружкой по местам для отбросов общества — мне все равно. Посмотрим, как долго ты проживешь в этой убогой среде.
— Боже мой, я и подумать не могла, что желания так быстро сбываются!
— Твоя мама права, ты еще такой ребенок! В двадцать пять лет и понятия не имеешь, что значит быть благодарной. Все о тебе заботятся, лелеют, а ты только и знаешь, что вредничать. Каролина, скушай это — не хочу! Каролина, выбирай удобную обувь, а не жуткие каблуки, от которых осанка портится — НЕ БУДУ! Ты — вредина, что отказывается понимать, как ей повезло с заботой родных и близких!
— Не твоего ума дело, какую обувь и одежду мне носить! Хочу каблуки — будут у меня каблуки! И плевать, болят от них ноги или нет, я женщина, черт возьми! Это тебя не касается!
— Да пошла ты! — отмахивается он и разворачивается на пятках. — Дура!
— Знаешь, ты прав. Я действительно дура, которая никак решиться не могла высказать все, что накипело, раньше сегодняшнего вечера! Все! Я устала от этих отношений, Миша! Конец! The end! Финиш!
Миша разворачивается и оглядывает меня ненавистным взглядом:
— Елена Владимировна будет в шоке.
— Вот и отлично! Беги к своей подружке, раз вам вдвоем так хорошо!
— Это твоя мама! Как ты смеешь говорить такое?
— А что я сказала? — хмыкаю я, расставив руки в боки. — Моя мама — твоя подружка. А ты — её подружка. Вы обе — лучшие подружки!
 
— Идиотка! Видеть тебя не могу особенно в этих лохмотьях, что ты постоянно напяливаешь на себя! — бросает он, направляясь в спальню. — Нормальные женщины ждут своего мужчину, готовят сюрпризы, стараются угодить, а у тебя в голове, словно абсолютно противоположная программа установлена! Ты — бревно, Каролина! Которое не шевельнется, даже если цунами пронесется!
— Прям стихами заговорил!
— Я как будто с куклой резиновой трахаюсь, у которой ни эмоций ни чувств нет!
— Представляешь, именно так я себя и чувствую, — с деланной улыбкой говорю я, наблюдая за его сборами.
— Серьезно? А знаешь, что? — его губы растягиваются в злой улыбке. — Ты испорченная резиновая кукла. С дефектом! И вообще, ты сама какая-то ненормальная. И теперь я понимаю, почему твоя мама иной раз так шутит, — хмыкает Миша, доставая вещи из шкафа. — Может, тебя действительно перепутали в роддоме с другим ребенком.
В кончиках пальцев неприятно кольнуло. А еще в груди. В животе. Забарабанило в висках.
Я не заплачу. Ни за что не заплачу, ведь не пройдет и двух часов, как о моем состоянии узнает мать. Ни за что не дам этим двоим очередной повод для обсуждения. Собственная мать считает меня чужим ребенком. Она шутит по этому поводу… Шутит, черт возьми! Интересно, как это происходит?
Они с Мишей сидят на веранде, пьют крепкий кофе и как бы невзначай, мама спрашивает:
«Как ведет себя Каролина?»
«Нормально».
«Ох, Миша, что значит нормально?»
«Все чаще в постели она играет роль бревна. Простите за столь интимные подробности».
«Мишенька, ты не должен извиняться. Правильно делаешь, что доверяешь мне такие тайны. И почему же она бревно, как ты думаешь?»
«Ох, Елена Владимировна, у меня, к сожалению, нет ответа на этот вопрос. Я пылинки с нее сдуваю, а она такое бревно».
«Ах-ха-ха! Я все чаще склоняюсь к тому, что эту Каролину перепутали в роддоме с моей родной дочерью!»
«Ах-ха-ха! Елена Владимировна, да вы такая шутница!»
Разворачиваюсь на пятках и пулей залетаю в ванную комнату. Прежде, чем захлопнуть дверь, громко и четко поясняю:
— Когда я выйду из ванной, тебя здесь быть уже не должно. Прощай, Миша.
Разве сложно было сказать эти слова раньше? Они ведь так легко мне даются.
4.
— Максим, не нужно было так тратиться! — в сотый раз повторяет бабушка, прижимая ладони к груди. Пока я вскрываю коробку, она все ахает и кружит вокруг меня, а Мила жадно поглощает эклеры возле холодильника. — Можно было старый утюг в ремонт отвезти, вдруг починили бы его?
— А не проще ли новый взять? — улыбаюсь я, протягивая ей инструкцию и какие-то мешочки. Внутри полно всяких насадок и щеточек. — Самый крутой выбрал.
— Ой, ну все-е-е, твоя подружка через дорогу лопнет от зависти, — хмыкает дед, сев на кресло-качалку. — Мила, деточка, у тебя место одно не слипнется? Ты что, с голодного края?
— Если бы кто-то не торчал полтора часа в магазине техники и вовремя приехал за мной после школы, я бы не проголодалась, как волк! — отвечает она, пронзив меня недовольным взглядом. — Ты даже не позвонил мне.
— Я же сказал, телефон в машине оставил и не думал, что задержусь настолько! Время в магазине летит незаметно, тебе ли не знать.
— Последний раз у меня шоппинг был месяца четыре назад, поэтому я совершенно не понимаю, о чем ты говоришь!
— Ну, прости, — уже в десятый раз извиняюсь, а она все никак успокоиться не может. Обращаюсь к бабушке: — Где старый утюг?
 
— Нет, нет! Я тебе его не отдам! Дед починит, или в ремонт отвезем.
Поднимаюсь и упрямо гляжу на нее. Ненавижу эту манию к собирательству сломанных и уже ненужных вещей.
— Давай сюда.
Бабушка отрицательно качает головой, а Мила брякает с набитым ртом:
— Сейчас принесу!
— Хоть какая-то от тебя польза.
— Эй! Я все слышу!