Загадки древнего Манускрипта (Девять пророчеств грядущего)

— У нее развилась болезнь Паркинсона, она долго болела, а потом умерла.
— Она оставалась верна своим убеждениям?
— Абсолютно. Она не изменила своим идеалам во время болезни.
— Так какое же она вам оставила «значение»?
— Что-что?
— Вы хотите выяснить, какое значение имела для вас ее жизнь, причину того, почему вы родились именно у нее, и что вам суждено было узнать. Жизнь каждого — осознает он это или нет — наглядно иллюстрирует, как, по его или ее мнению, должен жить человек. Вы должны попытаться понять, чему вас научила она и, в то же время, что в ее жизни могло бы быть лучше. То, что вы захотели бы изменить в жизни матери, является частью того, над чем вы сейчас работаете сами.
— Почему только частью?
— Потому что другой частью является то. что вы изменили бы в жизни отца.
Я так ничего и не понял.
Он положил мне руку на плечо:
— Мы не только физическое творение своих родителей, но и их духовное творение. Вы родились у конкретных матери и отца, и жизнь каждого из них оказала на вас неизгладимое воздействие. Для того чтобы выяснить, кто вы на самом деле, вам необходимо предположить, что ваше действительное «я» начиналось где- то между истинами отца и матери. Вы родились у них, чтобы вывести на более высокий уровень то, за что ратовали они. Ваш путь в том, чтобы обрести истину, которая представляет собой сочетание устремлений этих двух людей, но на более высоком уровне.
Я кивнул.
— Так как же вы определили бы то, чему научили вас родители?
— Не могу сказать наверное.
— А что думаете по этому поводу?
— Отец считает, что жизнь дана, чтобы прожить ее во всей полноте, чтобы наслаждаться тем, что ты есть, и он пытался добиться этого. Мать больше верила в жертвенность и посвящение себя службе ближнему, забывая при этом о себе. Она считала, что это как раз и заповедано в Писании.
— А вы, что вы думаете об этом?
— Честно говоря, не знаю.
— Уходите от ответа, — засмеялся падре Карл.
— Мне кажется, что я не знаю.
— А если бы вам пришлось выбирать из двух?
Я помолчал, искренне пытаясь думать, и тут неожиданно в голову пришел ответ.
— Они оба правы, — сказал я, — и не правы.
Его глаза просияли:
— Как это?
— Я не совсем уверен, как именно. Но считаю, что верный жизненный путь должен включать оба этих взгляда.
— Для вас, — проговорил падре Карл, — вопрос заключается в том — «как»? Как человеку прожить жизнь, в которой присутствуют обе эти точки зрения? От матери вы получили знание того, что жизнь — это духовность. От отца познали, что жизнь в том, чтобы расти в своих глазах, в развлечениях, приключениях.
— Значит, моя жизнь, — перебил я, — состоит в сочетании этих двух подходов?
— Да, для вас все дело в духовности. Вся ваша жизнь будет посвящена тому, чтобы обрести такую духовность, благодаря которой вы выросли бы в своих глазах. Эту задачу оказались не в состоянии решить ваши родители и оставили ее вам. Вот вопрос вашей эволюции, предмет ваших исканий на время, отпущенное вам в жизни.
Эта мысль заставила меня погрузиться в задумчивость. Падре Карл говорил еще о чем-то, но я был не в состоянии сосредоточиться на его словах. Да и угасавший огонь в камине действовал убаюкивающе. Я понял, что устал.
Падре Карл выпрямился в кресле:
— Думаю, на сегодня вам уже не хватит энергии. Но позвольте на прощание высказать одну мысль. Вы можете ложиться спать и больше не думать о том, что мы обсуждали. Можете возвратиться к своей прежней ролевой установке или, наоборот, проснувшись завтра утром, придерживаться нового представления о том, кто вы есть. Если вы выберете последнее, у вас появится возможность сделать следующий шаг в этом направлении и пристально вглядеться во все остальное, что происходило с вами с самого рождения. Если вы охватите взглядом всю жизнь как единое повествование, с рождения до настоящего момента, то поймете, что все это время вы пытались ответить на этот вопрос. Вы осознаете, как получилось, что вы оказались здесь, в Перу, и что вам следует делать дальше.
Я кивнул, пристально всматриваясь в него. В глазах, которые лучились теплом и заботой, было то же выражение, какое мне часто приходилось видеть и у Уила, и у Санчеса.
— Спокойной ночи. — С этими словами падре Карл прошел в спальню и закрыл за собой дверь. Я расстелил на полу спальный мешок и быстро заснул.
Пробудился я с мыслью об Уиле. Мне хотелось спросить падре Карла, что еще ему известно о планах Уила. Пока я, не вылезая из мешка, размышлял, в комнату тихо вошел падре Карл и стал разводить огонь.
Я расстегнул застежку спального мешка, и он обернулся на звук.
— Доброе утро! Как спалось?
— Хорошо, — ответил я, вставая.
Он положил на угли тоненькие дощечки, а потом поленья побольше.
— Уил говорил о своих планах? — спросил я. Падре Карл встал и повернулся ко мне:
— Он сказал, что направляется к своему приятелю, чтобы у него дожидаться каких-то сведений, на которые он рассчитывает, по всей видимости, сведений о Девятом откровении.
— А что он еще сказал? — допытывался я.
— Он говорил, что, по его мнению, кардинал Себастьян сам рассчитывает найти последнее откровение и, похоже, близок к цели. Уил считает, что от человека, в руках которого окажется последнее откровение, будет зависеть, суждено ли Манускрипту получить когда- либо широкое распространение и понимание.
— Почему?
— Мне, честно говоря, трудно судить об этом. Уил одним из первых собрал откровения и ознакомился с ними. Возможно, он разбирается в этом лучше, чем кто-либо другой из ныне здравствующих людей. Он, как мне кажется, считает, что с последним откровением все прочие станут более понятными и приемлемыми.
— Вы думаете, Уил прав?
— Не знаю, — ответил падре Карл. — Я не настолько разбираюсь в этом. Мне понятно лишь то, что требуется от меня.
— И что же именно?
После небольшой паузы священник ответил:
— Как я уже говорил, моя истина заключается в том, чтобы помогать людям разобраться, кто они есть на самом деле. Когда я читал Манускрипт, мне стало ясна моя миссия. Я специализируюсь на Шестом откровении. Моя истина в том, чтобы помочь ближнему уяснить это откровение. И у меня получается, потому что я прошел через это сам.
— А какова была ваша ролевая установка?
Он весело глянул на меня:
— Я был «следователем».
— Вы подчиняли себе людей, выявляя их недостатки и просчеты?
— Совершенно верно. Мой отец был «бедный я», а мать была «замкнутой». Они не обращали на меня никакого внимания. Чтобы получить хоть какую-то энергию внимания, мне оставалось лишь совать нос в то, чем они занимались, а потом отмечать, что не так.
— И когда вы избавились от этой установки?
— Примерно года полтора назад, когда познакомился с падре Санчесом и начал изучать Манускрипт. После того, как я посмотрел на своих родителей со стороны, я осознал, к чему меня готовил опыт жизни с ними. Понимаете, мой отец ратовал за то, чтобы доводить все до конца. Он всегда был нацелен на достижение результата. Все время у него было распланировано, и он судил о себе по тому, что ему удавалось сделать. Мать в большей степени полагалась на интуицию и была склонна к мистике. Она веровала, что каждый из нас сподобился наставления в духе и что смысл жизни в том, чтобы следовать в заданном направлении.
— А как относился к этому ваш отец?
— Он считал, что это сущая ерунда.
Я улыбнулся, но ничего не сказал.
— Вам понятно, с чем меня оставили? — спросил падре Карл.
Я покачал головой: в полной мере мне этого было не уяснить.
— Благодаря отцу, — стал объяснять падре Карл, — я привык к мысли, что главное в жизни — завершенность: это значит, что необходимо заниматься чем-то важным и доводить дело до конца. Но в то же время рядом была мать, которая говорила, что главное — то, чем живет человек в душе, то, чем мы руководствуемся интуитивно. Мне стало ясно, что в моей жизни сочетаются оба этих мировоззрения. Я пытался найти путь внутрь себя, к той миссии, выполнить которую способен только я, зная, что следовать ей крайне важно, если я хочу испытать счастье и полноту жизни.