Консолидация

– Ну, тогда ладно. Поведайте мне о чертополохе.
– О чертополохе? – Ее выразительные брови недвусмысленно поведали, что она думает об этом вопросе.
– Да. По поводу чертополоха вы высказывались весьма досконально. Почему? – Его до сих пор ставило в тупик обилие деталей о чертополохе в беседе на прошлой неделе, когда она прибыла в Южный предел, снова наводя его на мысль о гипнотических сигналах, заставляя думать о словах, служащих этакой защитной чащобой.
– Не знаю, – пожала плечами биолог.
– «Чертополох там имеет цвет лаванды и растет в промежутке между лесом и болотом, – зачитал он из стенограммы. – От него никуда не денешься. Он привлекает множество насекомых, и окружающие его жужжание и яркость наполняют Зону Икс ощущением деловитости, почти как человеческий город». Там продолжается и дальше, но я не стану.
Она снова пожала плечами.
Контроль не собирался на первый раз зависать, вместо того скользя над местностью, чтобы картографировать просторы территории, которую хочет охватить вместе с ней. И потому двинулся дальше.
– Что вы помните о своем муже?
– А какое это имеет отношение?
– Отношение к чему? – внезапный выпад.
В ответ ни звука, так что Контроль подтолкнул ее снова:
– Что вы помните о своем муже?
– Что он у меня был. Какие-то воспоминания перед переходом, как о лингвисте.
Умный шаг – увязать это, чтобы все выглядело единым и неделимым. Расплывчатость вместо четкости.
– А вы знали, что он вернулся, как и вы? – осведомился он. – Что он был дезориентирован, как и вы?
– Я не дезориентирована, – огрызнулась она, подавшись вперед, и Контроль отпрянул. Он вовсе не испугался, но на миг подумал, что должен бы. Компьютерные томограммы мозга в норме. Были приняты все меры проверки на все, хоть отдаленно напоминающее инвазивные виды. Или «посторонних», как выразилась Грейс, по сей день не в силах произнести слово, хоть отдаленно напоминающее «внеземной». Если здоровье Кукушки как-то и переменилось по сравнению с имевшимся до отправки, то лишь в лучшую сторону: токсины, присутствующие в организмах большинства современных людей, обнаружились у нее и остальных в концентрациях значительно ниже нормы.
– Я вовсе не хотел вас обидеть, – сказал Контроль, прекрасно понимая, что она все-таки действительно дезориентирована. Что бы она там ни помнила или не помнила, биолог, которую он узнал по предэкспедиционным стенограммам, не стала бы выказывать раздражения настолько быстро. И чего он до нее докопался?
Контроль взял пульт дистанционного управления, лежавший рядом с папкой, и дважды нажал на кнопки. Плоскопанельный телевизор на стене слева от них с шипением ожил, показывая пикселизованное, размытое изображение биолога, стоящей на заброшеной стоянке почти так же неподвижно, как бордюр или кирпичная стена перед ней. Все изображение было окрашено в тошнотворно-зеленый цвет ночной камеры наблюдения.
– Почему пустая стоянка? Почему мы нашли вас там?
Индифферентный взор и ни слова в ответ. Контроль позволил видео крутиться дальше. Нескончаемые фоновые повторы порой доводят допрашиваемого. Но обычно видеоматериал показывает, как подозреваемый ставит сумку или сует что-то в урну.
– Первый день в Зоне Икс, – сказал Контроль. – Пеший переход до базового лагеря. И что происходило?
– Ничего особенного.
Детей у Контроля не было, но ему представлялось, что на более-менее такой же ответ сподобится подросток, отвечая на вопрос, что сегодня было в школе. Пожалуй, стоит на минуточку завернуть обратно.
– Но чертополох вы помните очень и очень хорошо, – заметил он.
– Не пойму, почему вы привязались к этому чертополоху.
– Потому что сказанное вами предполагает, что вы помните некоторые из своих наблюдений в экспедиции.
Воцарилась пауза, и Контроль понял, что биолог уставилась на него. Ему хотелось дать ответный залп, но что-то предостерегло его против этого. Что-то заставило его почувствовать, будто сон о падении в хляби мог настичь его.
– Почему меня держат здесь в плену? – спросила она, и Контроль почувствовал, что снова может без опаски смотреть на нее, словно момент опасности пришел и ушел.
– Вы вовсе не в плену. Это входит в процедуру разбора.
– Я не могу выйти.
– Пока нет, – признал он. – Но сможете.
Разве что в другое заведение: пройдет года два или три, если все пойдет хорошо, прежде чем хоть кому-нибудь из вернувшихся позволят выйти в большой мир. Юридически они оказались в серой зоне, зачастую без веских на то оснований именуясь угрозой национальной безопасности.
– Я нахожу это маловероятным, – заявила она.
Контроль решил попытать удачу снова.
– Если не чертополох, то что же имеет отношение? – осведомился он. – О чем я должен вас спрашивать?
– Разве не в этом ваша работа?
– Какая моя работа? – хоть он и прекрасно понял, что она имела в виду.
– Вы ведь возглавляете Южный предел.
– Вам известно, что такое Южный предел?
– Да-а-а, – гортанно, чуть ли не с шипением.
– А как насчет второго дня в базовом лагере? Когда начались странности? – А начались ли? Придется полагать, что начались.
– Не помню.
Контроль наклонился вперед:
– Я могу погрузить вас в гипноз. У меня есть такое право. Я могу это сделать.
– На мне гипноз не работает, – бросила она, не скрывая отвращения перед его угрозой.
– Откуда вам известно? – Момент дезориентации. Она что, выдала что-то такое, чего выдавать не хотела, или вспомнила нечто, до сих пор для нее утраченное? Уловила ли она разницу?
– Просто знаю.
– Для полной ясности: мы могли бы заново обработать вас и погрузить в гипноз. – Сплошной блеф, да притом это повлекло бы осложнения по части логистики. Чтобы сделать это, Контролю пришлось бы отослать ее в Центр, и она исчезла бы в этой утробе навечно. Контроль смог бы просматривать отчеты, но больше никогда не получил бы к ней прямого доступа. Не говоря уж о том, что не так-то ему и хотелось заново обрабатывать ее сознание.
– Только попробуйте, и я…
Она ухитрилась прикусить язык на грани того, что звучало как начало слова «убью».
Контроль решил пропустить это мимо ушей. Он побывал под обстрелом такой уймы угроз, что знал, когда их стоит воспринимать всерьез.
– Что сделало вас невосприимчивой к гипнозу? – спросил он.
– А вы невосприимчивы к гипнозу? – с вызовом.
– Почему вы находились на пустой стоянке? Остальные двое искали тех, кого любят.
Ни слова в ответ.
Может, уже довольно сказано на сегодня. Может, уже довольно.
Выключив телевизор, Контроль подхватил папку, кивнул собеседнице и направился к двери.
Уже на пороге открытой двери, впустившей будто больше теней, чем следовало бы, он, прекрасно сознавая, что заместительница директора пристально смотрит на него из коридора, обернулся к биологу.
И спросил, как всегда и планировал, постскриптумом к вступительному акту:
– А что последнее вы помните о том, что делали в Зоне Икс?
Ответ неожиданно хлестнул по нему, будто проблеск света, столкнувшегося с тьмой:
– Тонула. Я тонула.
 
002: Притирка
 
«Просто закрой глаза – и вспомнишь меня», – сказал отец Контроля два года назад в месте, не так уж удаленном от нынешнего, умирающий, старающийся утешить живущих. Но стоило закрыть глаза, и все исчезало, кроме сна о падении и наслоений шрамов от прошлых назначений. Почему биолог сказала это? Почему она сказала, что тонула? Это его тряхнуло, но заодно дало ему странное ощущение, будто у них есть общий секрет. Словно забралась ему в голову и подглядела его сон, и теперь они оба связаны. Он отторгал это ощущение, не желая иметь ничего общего с людьми, которых должен допрашивать. Он должен парить в горних высях. Должен выбирать, когда спикировать вниз, а не позволять чужой воле стащить себя на землю.
Открыв глаза, Контроль обнаружил себя стоящим в глубине подковообразного здания, служащего штаб-квартирой Южного предела. Изгиб выпирает вперед, с дорогой и автостоянкой перед ним. Здание, построенное в стиле, устаревшем уже на десятки лет, из слоями нагроможденных друг на друга бетонных блоков, являет собой то ли памятник архитектуры, то ли кучу мусора – Контроль еще не решил, что именно. Крыша слегка накренилась над всеми этими гребнями, расселинами и полнейшим недоразумением, отчего представляется не более практичной, чем арт-перформанс или абстрактная скульптура ошеломительно грандиозных масштабов. Усугубляя ситуацию, пространство, стиснутое несомкнутыми концами подковы, превратили во внутренний дворик с видом на озеро, окруженное дремучей чащобой. По краям озеро обуглилось, будто пожарище, и хилые, подагрически скрюченные кипарисы разбрелись по колено в темной мерзопакостной воде. Свет, расползающийся по озеру, отдает какой-то клаустрофобической серятиной, отбивающей и отличающей его от синевы небес над ним.