ТКС-2 (СИ)
Он ничего не ответил и только разглядывал мой новый облик. Изменившееся выражение его лица показалось мне смутно знакомым, потом я вспомнила: примерно так Кайлеан Георгиевич смотрел на борщ, после того как его распробовал.
На какое-то время мы замерли — никто не произносил ни слова. Я первой нарушила молчание.
— Вы говорили, что вам всё равно, во что я одета.
Кайлеан отмер и повёл подбородком.
— Я соврал. Утро действительно доброе. Прекрасно выглядите, Данимира Андреевна.
— Оно длинное, — пожаловалась я, потрясая подолом. — Видите? У вас есть ножницы? Если аккуратно отрезать по линии узора…
— Ножницы? — Кайлеан нахмурился и снова стал похож на самого себя. — Никаких ножниц, — отрезал он. — Стойте и ждите.
Он вышел на балкон и там принялся на кого-то рычать. Их Высочество устраивало дистанционный разнос какому-то бедолаге, ответственному за этот промах.
Постепенно рычание стало менее продолжительным и более вопросительным. Вскоре Кайлеан вернулся в гостиную, но направился в спальню и вышел оттуда с теми самыми непонятными флаконами.
— Стойте, — снова велел он, хотя я и так стояла, и обошёл вокруг меня пару раз, как вокруг рождественской ёлки. Он показал флакон с бело-голубой пылью. — Вот этим брызгают на подол, ткань приподнимается, становится летучей и должно получиться… э-э-э… «волнующееся море»… или «бушующие волны»… или как там… Последнее веянье моды. Будет очень красиво.
Кайлеан снова обошёл вокруг меня.
— Ну-с, приступим, — сказал он бодро, и если бы это не был Кайлеан Георгиевич, я бы подумала, что он испытывает некоторое замешательство.
— Может, я сама?
— Нет, это надо делать на расстоянии. Сказали, так эффект будет более… э-э-э… эффектным. Более волнительным… или как там… а, ладно! — И с этими словами он нажал на распылитель, щедро покрыв искрящейся пылью переднюю часть моего платья.
…Что-то синее набросилось на меня и залепило лицо. Опомнившись, я содрала взбесившееся платье с головы и инстинктивно приняла знаменитую позу Мэрилин Монро на вентиляционной решётке. Ткань рвалась из рук, вообразив себя отпущенным на волю воздушным шаром, и — как в случае с Мэрилин — скрывала лишь малую часть моих прелестей.
Я боролась с платьем, Кайлеан Георгиевич стоял столбом. На скулах у него начал проступать румянец, в глазах разгорались красные угли. То ли он собирался кого-то испепелить, то ли ещё что.
Хотела штабель — получай, внезапно осознала я. Бойтесь своих желаний, они могут исполниться. Оставалось только назвать Их Высочество «Малышом» и сообщить ему, что я лучше собаки. Эти соображения, а также эпичная битва с платьем в конечном итоге показались мне такими смешными, что я захохотала.
Сквозь смех, приседая и тщетно прижимая своевольную ткань к ногам, я попросила:
— Кайлеан Георгиевич, ну сделайте же что-нибудь!..
…Оказалось, что во втором флаконе содержалось средство, гасящее летучесть. Бунт был подавлен.
— Давайте ещё раз попробуем, но теперь тихонечко, — всё ещё смеясь, предложила я, когда мы отдышались. — Надо же мне как-то ходить.
Но Кайлеан не поддержал моего энтузиазма и продолжать модный эксперимент отказался. Вместо этого он достал из ящика стола нож, в очередной раз велел стоять смирно и довольно споро, хоть и небрежно, оттяпал лишнее кружево.
(«Жалко!» — вскрикнула я, но Кайлеан напомнил, что уже сегодня я буду завалена одеждой на любой вкус.)
Он полюбовался на свои труды, потом задумчиво побарабанил пальцами по столешнице и сказал:
— Данимира Андреевна, вам нужна служанка… или компаньонка. Кто-то, кто поможет вам освоиться и сориентирует по всяким женским штучкам. Как вы убедились только что, я вам тут не помощник.
Мне сразу стало не смешно.
— Не нужна мне никакая служанка. Я вполне дееспособна и всё могу делать сама. Просто не надо подсовывать мне ваши местные штучки. Не надо мне больше летающих платьев, самоснимающихся лифчиков и прочего. И компаньонку тоже не надо. Я здесь никого не знаю и не хочу, чтобы рядом со мной был кто-то чужой.
— Сам не хочу, — так же задумчиво отвечал Кайлеан. — Поэтому сейчас мы завтракаем, вы мне рассказываете, что тут было вчера, а потом спускаемся в подвал.
— …Посмотреть на котят? — предположила я после паузы.
3
Начало завтрака проходило в молчании. Кайлеан Георгиевич всё время отводил взгляд, словно опасался смотреть в мою сторону, и даже как будто потерял вкус к еде. Можно было подумать, что происшествие с платьем потрясло его в большей степени, чем меня. Однако поджаренная ветчина и бутерброды быстро вернули Их Высочеству как аппетит, так и душевное равновесие.
— Рассказывайте, — велел Кайлеан, едва лишь слегка насытился.
Степень его нетерпения показывало то, что он не дождался окончания завтрака, хотя обычно был более вежлив и приступал к обсуждению дел, когда мы переходили к заключительной чашке кофе.
Я ухватила за черешок лист какой-то эрмитанской салатной травы, украшавшей мою тарелку, и принялась его грызть. Вкус был кисленький — ревеневый, но более нежный и с огуречным оттенком. Мне понравилось.
— Ну что… вышла я из ванной… напевшаяся, в послеванном таком виде… — Кайлеан Георгиевич приподнял бровь, и я подчеркнула: — Вы сами сказали, что никого не будет.
Кайлеан досадливо пробормотал:
— Никогда не закрывал вход для родителей. Но я никак не мог предположить…
Он замолчал.
Я хрумкала листиком.
— А что, собственно, вы про меня рассказали? А то всё было немного странно.
Досада не покидала лицо Кайлеана.
— Почти ничего. Свёл информацию к минимуму. Просто упомянул мимоходом, что привёл с собой одного человека… Хотел, чтобы вы вначале немного пришли в себя, освоились… и так далее.
Понятно. Их Высочество желали, чтоб провинциалка малость пообтесалась, прежде чем предстанет пред царственные очи.
— Судя по всему, «мимоход» вам не очень удался, — заметила я.
Кайлеан склонил голову.
— Должен принести извинения, Данимира Андреевна. Что бы ни произошло вчера, считайте это недоразумением. Мои родители пока не знают, какую роль вы сыграли в моём освобождении.
Некий звоночек тренькнул в мозгу.
— Да какая там роль… Мне бы не хотелось, чтобы вы акцентировали внимание Их Величеств на моём скромном участии.
Я справедливо опасалась, что отец и мать Кайлеана могут и не скушать сказочку, в которую, похоже, свято верил их младший сын, — про спасительную любовь красавицы к чудовищу. Красной нити на моём запястье по-прежнему никто не замечал, но расслабляться не стоило. Вполне возможно, если станет ясно, что я имею власть над кайлеановскими пентаграммами, мне вообще не удастся покинуть Эрмитанию.
— Предоставьте мне решать, на чём следует акцентировать внимание. — Кайлеан Георгиевич был в своём репертуаре. — Продолжайте. Что было дальше?
Я вздохнула, вытянула из-под другого бутерброда ещё один листик и снова захрустела.
— Ну вот… Вышла я из ванной… а Её Величество… со товарищи… уже изволили прибыть. Ваша матушка изучила мою внешность и сказала, что ей всё равно ничего не понятно, хотя кое-что прояснилось… Затем она охарактеризовала вас как индивидуума, не склонного к авантюрам, но пользующегося большим успехом у прекрасных дам, в связи с чем вновь выразила недоумение по случаю моего присутствия в вашем жилище… Потом она сказала этой жуткой Луссии «фас», и тут Луссия сказала, что я возлежала, а я сказала, что не возлежала, а Луссия сказала, что всё равно возлежала, и тут я вспомнила и сказала, что да, возлежала, но совсем не так, а она сказала…
— «Со товарищи»? — оборвал меня Кайлеан с таким видом, будто у него внезапно разыгралась мигрень. — Кто ещё был?
— Ну и пожалуйста, — надулась я. — Не хотите знать подробности — не надо. Ну, был ещё один ваш родственник… по-моему. Что-то общее, — я покрутила обгрызенным черешком вокруг лица, — хотя он другой совсем. Примерно ваш ровесник… но такой, как из японского мультфильма, в смысле, как нарисованный. Глаза чёрные, и волосы чёрные, длинные, в хвост забранные… — После запинки я добавила смущённо: — И такой… красавчик, в общем…