33 отеля, или Здравствуй, красивая жизнь!
Благодушные и смертельно опасные грезы о Санкт-Моритце сменились вдруг в моей голове паническим чувством опасности, которое придало мне силы. Я выкарабкался из сугроба, выпростал из-под снега лыжи и зашагал против ветра вниз, поминутно падая и вставая снова.
Минут за двадцать (впрочем, мне трудно оценить, много ли времени прошло) я преодолел метров триста (хотя и расстояния в горах обманчивы). Я несомненно приблизился к спасительной станции – и всё же был от нее слишком далеко, чтобы дошагать до темноты.
Снег летел в глаза, и спустя какое-то время мне померещилось даже, будто из снега складываются смертные видения. Мне всерьез казалось, что по распадку мне навстречу скачут белые, сотканные из снега собаки. Они бежали молча, вздымая снежные буруны, а в голове у меня летели обрывки мыслей про лютого пса Фенрира, срывающегося с цепи и несущего смерть.
Я даже был не очень против Фенрира, всё-таки какая-никакая загробная жизнь казалась мне предпочтительнее, чем затеряться на леднике мороженой консервой.
Собаки подбежали вплотную и оказались вовсе не загробными, а вполне материальными, способными повалить меня и тыкаться в лицо влажным носом. Только тут я разглядел сквозь метель, что собаки волокли нарты. И на нартах стоял каюр в красной шапке и куртке, размахивал руками и кричал на дурном английском:
– You lost, mister. Lost, sir. Dogs hear you. Don’t worry. Take you seat on sleigh. Oh, you have ice on you cheeks. Dangerous! [2]
С этими словами каюр отломил лед, намерзший у меня на щеках, усадил меня в нарты, прикрикнул на собак и повез меня к спасательной станции. Собаки бежали так весело, словно встречный ветер совсем не мешал им. Только каюр за моей спиной присел и скрючился, чтобы уменьшить парусность и не мешать собакам.
Через десять минут мы были на станции. Друзья отпаивали меня грогом, совали каюру чаевые и качали головами, слушая мой рассказ.
Остаток дня до ужина я провел в спа отеля “Бадрутц”, пытаясь согреться. Сунулся было в сауну. Там телу моему было тепло, но отмороженные щеки болели так, как будто на них непрестанно лили кипяток. Компромисс со щеками достигнут был в хамаме: руки, ноги, грудь и спина там постепенно оттаивали, а щеки жгло не сильнее, чем жжет горчичник.
За ужином заместительница директора, составлявшая нам компанию, качала головой, ужасалась моим похождениям, причитала, что у меня белые пятна на щеках, советовала не медленно воспользоваться целебным кремом, но вместо крема угощала “Кир роялем”.
Впрочем, общего разговора о моей пропаже в горах хватило на четверть часа. Вскоре мы стали обсуждать повара, который уверен, что если в рыбе найдется хоть одна косточка – ужин безнадежно испорчен. Потом перешли на “Мадонну” Рафаэля, полотно, висевшее в большой гостиной. По словам заместительницы директора, картина эта была не копией, а вариантом знаменитого цвигнеровского шедевра. Новая наша приятельница клялась, что отель привозил самых уважаемых экспертов и те подтвердили – картина написана если и не самим Рафаэлем, то, во всяком случае, при жизни Рафаэля и художниками его мастерской…
А я сидел и думал, что простил бы повару даже и десяток костей в рыбе. Думал, что меня бы устроило, даже если бы “Мадонна” оказалась и копией.
Всё лучше, чем лежать под сугробом на леднике.
Для меня, безусловно, это был самый вкусный ужин, самая приятная компания и самый уютный отель в жизни.
Зеленый источник
Долговязого господина лет пятидесяти с седою шевелюрой, огромными руками и венами, перекрученными на предплечьях, как моток пеньковой веревки, я приметил в самый день своего приезда. Дело было неподалеку от городка Сан Кашиано дей Баньи в провинции Сиены. В отеле Fonteverde (“Зеленый источник”), перестроенном из медицейской виллы семнадцатого века. Местность эта славится целебными водами. Медичи строили здесь виллу ради лечения фамильной подагры. А я приехал в “Фонтеверде”, чтобы лечить нервы. И неизвестно еще, что больше умиротворяло меня: купание в минеральной воде, от которой неснимаемое серебряное кольцо на моем пальце обретало марсианский фиолетовый цвет, или созерцание тосканских холмов, поросших виноградниками, оливковыми рощами и дикими лесами, где немудрено встретить кабана или братца его дикобраза – итальянцы называют дикобразов porcospino, игольчатая свинья.
Долговязый господин, которого я про себя прозвал Папой Карло, отдыхал в “Фонтеверде” с женой, миловидной пышечкой лет сорока пяти или больше, женщиной, у которой за годы совместной жизни любовь к мужу совершенно мутировала в заботливость. Так, во всяком случае, я думал, глядя, как перед ужином у входа в ресторан Пышечка поправляет Папе Карло явно непривычный галстук.
Супруги вместе выходили к завтраку. Пышечка получала от шефа Сальваторе Куарто бог знает какой кулинарный шедевр, напоенный ароматами тосканских холмов, но напрочь лишенный калорий. Папа Карло получал изрядную яичницу с ветчиной из локального дикого кабана, верного союзника упомянутой уже подагры.
Потом следовали процедуры. Облачившись в халаты, Папа Карло и Пышечка прилежно ходили из кабинета в кабинет – массаж, пилатес, шатсу, ватсу… Встречались в коридоре или в бассейне. Перебрасывались короткими фразами типа “Com’e andata?” (“Ну, как прошло?”). И опять расходились по кабинетам на ватсу, шатсу, массаж, пилатес…
Я не разделял их любви к разнообразию. Для себя я раз и на весь срок в “Фонтеверде” выбрал ватсу и трекинг. Процедура ватсу сводилась к тому, что молодая красивая женщина в купальнике брала меня за голову и полоскала в бассейне, как полощут белье. Трекинг был очень быстрой прогулкой с палками по холмам, красивее которых нет ничего на свете.
Папа Карло тоже любил трекинг. По окончании процедур каждый день Пышечка обедала низкокалорийными ароматами тосканских холмов одна, ибо муж, вооружившись альпенштоками, отправлялся на многочасовую прогулку.
Иногда маршруты наших прогулок пересекались. Я встречал Папу Карло то в городке, то в виноградниках, то в лесу. Он шагал по холмам почти до самого ужина. А Пышечка коротала сиесту, свернувшись клубком на шезлонге в саду. С книгой “Пятьдесят оттенков серого”, из которой, судя по закладке, она прочитывала в день не больше двух страниц.
Так прошла неделя. В субботу утром над “Фонтеверде” застрекотал маленький вертолет и опустился на вертолетную площадку. Пилот был такой же долговязый, как мой новый знакомец, только атлетически сложенный и с шевелюрой цвета воронова крыла. С пассажирского сиденья выпорхнула подобная стрекозе девушка ростом не менее двух метров, но совершенно пропорциональная. Папа Карло уже спешил им навстречу, размахивая огромными руками. После объятий и радостных возгласов юноша взвалил вертолетный хвост себе на плечо и отволок машину в ангар, чтобы освободить площадку. Как я потом выяснил, эти великаны были старшими детьми Папы Карло – Мариеттой и Маурицио.
Почти одновременно к воротам отеля подъехал автомобиль, за рулем которого сидела девушка, разительно похожая на Пышечку. А все пассажирские места в автомобиле заняты были разновозрастными детьми, младшему из которых, по-моему, было лет пять. Вокруг автомобиля опять случились объятия и возгласы – семейство Папы Карло собралось наконец в полном составе.
Их было семеро – детей у Пышечки и Папы Карло. Весь день они резвились в саду, играли в петанк, плескались в источнике. А Мариетту я застал в теплом бассейне за целомудренным соитием со струей массажного душа. Девушка была увлечена оргазмом и, кажется, не заметила меня.
За ужином их стол был самым веселым и шумным. Ради приезда молодых и прожорливых гостей шеф Куарто допустил в свое меню несколько килокалорий. Во всяком случае, глава семьи и старший сын ели стейки, а шалунья Мариетта восстанавливала силы посредством крупной форели, которую ловят где-то здесь неподалеку, в бурных речках, текущих с холмов Мареммы.