Дочь палача и театр смерти
– То его там, наверное, нет, – перебила его Магдалена. – Может, он в тюрьме, наводит там порядок или убирает грязь с улиц… Глаза немного разуйте.
– Но вот в домике кто-то громко храпит.
Магдалена вздохнула. Потом накинула платок на плечи и вместе со стражником пересекла сад. Узкая тропинка вела к пруду, где находился домик отца. Испокон веков старшее поколение семьи переселялось сюда, чтобы освободить место для молодых. Стояло солнечное утро, в воздухе уже чувствовалось приближение лета, хоть было еще прохладно. На грядках зеленел лук, источая терпкий аромат.
В прошлом году отец сам решил перебраться к пруду, а большой дом вместе с пристройками оставил Магдалене и ее семье. Однако в свои почти шестьдесят лет Якоб Куизль мог дать фору некоторым сорокалетним и по-прежнему исполнял обязанности городского палача. Но он сам осознавал, что после смерти жены ему требуется не так уж много места. С тех пор Симон с Магдаленой жили в доме палача, куда как более просторном, нежели их жалкая цирюльня в городе.
Магдалена громко постучала в дверь.
– Отец? – крикнула она. – Открывай давай. Тебя стражник ждет!
Но изнутри донесся лишь громкий храп. Андреас ухмыльнулся и поковырял в зубах.
– Видно, господин палач опять хлебнул лишнего, – предположил он.
– Тебе-то какое дело? – огрызнулась Магдалена. Потом спросила мягче: – Что он такого натворил?
– Понятия не имею, мое дело доставить его к Лехнеру.
Магдалена кивнула. Судя по всему, ее опасения подтвердились. Иоганн Лехнер был судебным секретарем в Шонгау и тем самым представлял в городе курфюршескую власть. Вероятно, он уже проведал о вчерашней драке. Если совсем не повезет, отец угодит в тюрьму. Скорее всего пригласят палача из Штайнгадена, чтобы тот привязал своего шонгауского коллегу к позорному столбу на рыночной площади. Магдалена знала, что отец переживет и не такое, но для семьи это будет позором. Хорошо хоть Пауль уже играл где-то у реки и ему не придется смотреть, как стражник уводит его всемогущего деда… Стыд, да и только!
– Отец, черт тебя подери, открывай! Пока они крышу тебе не подпалили!
Магдалена снова забарабанила в дверь, и в этот раз внутри действительно что-то шевельнулось. Что-то большое и тяжелое ударилось об пол, потом послышался звон как от разбитой тарелки. Кто-то прошаркал к двери и отодвинул засов.
Дверь распахнулась, и на Магдалену пахнуло застоялыми алкогольными испарениями. Якоб Куизль был явно не в духе; маленькими усталыми глазами он взирал на Магдалену и стражника. Не будь Магдалена его дочерью, то испугалась бы этого сердитого гиганта.
– Мне некогда, убирайтесь, – выдавил сквозь зубы палач.
– Господи, отец! – прошипела Магдалена. – Видел бы ты себя…
– Нет нужды, – резко ответил палач. – Какого черта вам от меня надо? Нельзя порядочному человеку выспаться в воскресенье?
– Девять давно пробило, тебя Лехнер дожидается, – ответила Магдалена и показала на стражника, который стоял рядом и скалился: – Андреас сейчас отведет тебя. И…
Дверь с грохотом закрылась.
– Эй! – крикнул Андреас и стукнул по двери алебардой. – Это… это судебный приказ, Куизль. Выходи, или…
– Или что, ослиная твоя башка? – донесся изнутри голос Куизля. – Приведешь палача? Придется малость потерпеть.
Андреас с недовольным видом уселся на скамейку перед домом и угрюмо уставился на город, венчающий холм над Лехом. По нему было видно, что сейчас он предпочел бы пропустить утреннюю кружечку с сослуживцами, нежели вести к секретарю сердитого, мучимого похмельем палача.
– Ты же его знаешь, – успокоила Магдалена стражника. – Он сейчас выйдет.
– Я жду до следующего часа, – ответил Андреас твердым голосом. – До следующего часа, не больше! Потом… потом пойду к Лехнеру, а уж он устроит твоему отцу!
Магдалена не ответила. Она прекрасно знала: если отец что-то вобьет себе в голову, переубедить его не сможет уже никто. Ни стражник, ни Лехнер, ни сам Господь.
На лугу показалась Барбара с корзиной в руке. Сегодня у нее был свободный день. Утром она ходила с другими девушками к Леху и собирала ясменник. Завидев перед домом Магдалену и стражника, Барбара ускорила шаг.
– Что случилось? – спросила она, запыхавшись, и поставила корзину между грядками.
– Это у тебя надо спросить, – ответила Магдалена и отвела Барбару в сторону, чтобы стражник их не слышал. – Что это за драка произошла вчера вечером? – прошептала она.
Девушка закатила глаза и рассказала сестре о том, что случилось накануне. Магдалена бледнела с каждым новым словом.
– Отец ударил Рансмайера? – выдохнула она потом. – Господи, все намного хуже, чем я предполагала! Доктор из видных горожан, в пациентах у него Лехнер и половина Совета во главе с бургомистром! Если Рансмайер захочет, отца через весь город плетьми прогонят.
– Рансмайер – кобель! – прошипела Барбара. – Я утром повстречала его у реки, этого почтенного доктора. Грозился, что обеспечит отцу массу неприятностей. Хочет, чтобы его палками выгнали из города. – Тут она злорадно улыбнулась: – Но мы, возможно, сами сможем доставить доктору хлопот.
– Ты о чем это? – спросила Магдалена вполголоса.
Барбара осторожно оглянулась на Андреаса, который клевал носом на солнце.
– Я видела вчера, как Рансмайер встречался с кем-то на старом кладбище за церковью. С каким-то странным типом, явно нездешним. Без денег тоже не обошлось. Потом, когда я заговорила об этом с Рансмайером, тот сделал вид, будто ничего не знает. Но я уверена, это был он! – Барбара понизила голос: – Может, проворачивает какие-нибудь нечистые дела? Если мы сможем доказать это, он у нас в руках!
Магдалена горько рассмеялась. Порой младшая сестра казалась ей все той же маленькой девочкой, которой она не так давно пела на ночь.
– Барбара, боюсь, ты слишком много читаешь эти листовки с кровавыми сенсациями и новостями. А ты не думала, что он просто-напросто продавал кому-то лекарство?
– На кладбище? – Барбара покачала головой: – Не думаю. Вот увидишь, я это выясню. Он еще пожалеет, что связался с Куизлями!
– Не надо было заигрывать с доктором, тогда и до этой драки не дошло бы! – рассердилась Магдалена. – Неужели ты не заметила, что все это время он хотел лишь выведать у тебя что-нибудь про Симона и его методы? Рансмайер – шарлатан! Вспомни прошлый год. Это Симон придумал лечить сифилис ртутью, а тот просто перенял идею!
– Не заигрывала я с ним! – возмутилась Барбара и топнула ногой от злости. – Ты ничем не лучше их! Вечно вы думаете, что это я навязываюсь мужчинам…
Магдалена вздохнула:
– Я этого не говорила. Но если б ты вела себя немного скромнее, мы бы так…
В этот миг позади них распахнулась дверь, и из домика вышел их недовольный отец. Он пригладил волосы и бороду, начистил сапоги и надел чистую рубаху, а поверх нее – кожаную безрукавку. Но лицо палача по-прежнему было бледным и впалым, нос выдавался на нем как орлиный клюв. Задумчиво глядя на отца, Магдалена в который раз уже отметила, как он состарился.
Однако, заглянув ему в глаза, блестящие на фоне морщин, живые и внимательные, бросив взгляд на его плечи, крепкие, как дубы, и ладони, которые он с хрустом стиснул в кулаки величиной с пивные кружки, Магдалена поняла, что поспешила с выводами. В свои почти шестьдесят лет, мучимый тяжелым похмельем, отец по-прежнему имел весьма внушительный вид.
Куизль взглянул на стражника Андреаса, который беспокойно покачивал алебардой, и губы его скривила усмешка.
– Что ж, идем, – проворчал палач. – Главное, когда отправляешься на собственную казнь, привести себя в порядок.
* * *Примерно в двадцати километрах Симон задумчиво смотрел в покрытый копотью потолок местной цирюльни. Он избегал спальни покойного Каспара Ландеса и провести ночь предпочел на жесткой скамье возле печи. На фоне недавних событий спать в кровати умершего Симону было неуютно. Кроме того, сначала он хотел хотя бы окурить дом. Кто знает, отчего в действительности умер старый цирюльник?