Яд его сердца (СИ)
Успокаивало, что превратить зачарованный артефакт в россыпь осколков было непросто. Для этого требовались особые заклинания, которыми владели единицы. Как и доступом в Альнею — святилище, где и находились демонические сущности потомков морров.
Каждая зала дворца, его широкие галереи поражали роскошью. Множество картин в золочёных рамах, панно на стенах, облицованные многоцветным мрамором. Расписные плафоны, хрустальные люстры, сверкавшие и переливавшиеся в лучах полуденного солнца.
В некоторых покоях, вместо отделки из мрамора, стены были затянуты дорогими тканями: парчой с замысловатым серебряным или золотым орнаментом, а также ярким шёлком.
Резная мебель из тёмного дерева, обитая бархатом и глазетом, приковывала взгляд, как и множество статуэток, напольных ваз и прочих очаровательных безделушек, которыми можно было любоваться часами.
Миновав зеркальную галерею с видом на сад (вообще, как успела заметить, зеркал во дворце было навалом), мы оказались в фехтовальной зале, где его светлость и месье Касьен устраивали дружеские поединки, которые чаще всего оканчивались бесславным поражением де Лалена.
Именно там произошло неожиданное столкновение, в котором потерпели фиаско мы оба. В залах дворца и парке суетились слуги, наводя порядок после праздничной ночи, а в фехтовальной не было ни души. Только я и Моран. Который вдруг неожиданно ринулся на меня в атаку: привлёк к себе, отчего температура моего тела резко повысилась на несколько градусов. По коже побежали мурашки, от волнения и предвкушения. А когда его губы нашли мои — коварный выпад, после которого, точно знала, уже не смогу продолжить «бой», — лишь усилием воли заставила себя отстраниться.
Всё моё естество жаждало этого поцелуя. От одной лишь мысли почувствовать прикосновение его губ к моим начинала кружиться голова, слабели ноги. И, наверное, стоило уступить этой маленькой слабости, прижаться к нему сильнее, но вместо этого я проговорила:
— Вы так и не ответили на мой вопрос…
— Не припомню, чтобы вы его задавали, — чуть нахмурился де Шалон.
— До моего приезда в Валь-де-Манн мы виделись лишь однажды. Да и то, это я видела вас, а вы меня в тот вечер в упор не замечали. И вдруг это неожиданное предложение… — Выдохнув, пожелала себе удачи и храбро закончила: — Боюсь, ваша светлость, если не будете со мной откровенны, ничего у нас не получится.
— Вы чего-то опасаетесь, Александрин? — вместо того чтобы дать простой вразумительный ответ, чтобы мы могли с чистой совестью вернуться к прерванному занятию, маркиз пошёл в наступление. — Не доверяете мне?
— Если честно, не знаю, что и думать. И от этого на сердце тревожно. — В отличие от Стража я не собиралась юлить, ответила искренне.
А он… он молчал. Лишь спустя долгие мучительные мгновения тишины проронил сухо:
— Думал, обрадуетесь оказанной вам чести. Для вас и ваших родственников породниться с моей семьёй — настоящая удача, — прозвучало унизительной пощёчиной.
— Хотите сказать, решили меня облагодетельствовать? Как это мило с вашей стороны! — выпалила я, не в силах сдержать обиды. — Выходит, дело вовсе не во внезапно вспыхнувшем чувстве, о котором рассказывали прошлой ночью, а в желании спасти от участи старой девы бедную родственницу покойной жены? Признаюсь, я немного запуталась в ваших желаниях и мотивах.
Не стоило этого говорить. При упоминании Серен Моран побледнел, даже стал каким-то пепельным. А вот глаза, наоборот, полыхнули, словно раскалённые угли. Дикой злобой, если не сказать ненавистью, и чем-то ещё, заставившим моё сердце испуганно сжаться, а меня — отпрянуть.
— Думаю, на этом закончим нашу прогулку, — в словах сквозило раздражение, а взгляд прожигал. — Возвращайтесь к себе, Александрин. Вы явно ещё не отошли после утомительного путешествия.
— Как будет угодно мессиру Стражу, — опустилась в быстром реверансе и, развернувшись, бросилась прочь, слыша, как в унисон с дробью моих каблуков, в груди исступлённо колотится сердце.
* * *Моран был зол. Да какое там зол! Его светлость был вне себя от бешенства.
Может, тело у девчонки и стоящее. Но какая же строптивая душа! Приспичило ей, видите ли, докопаться до истины… Нет бы радоваться, что вообще обратил на неё внимание. Забросал подарками, при виде которых любая другая прыгала бы от счастья. А эта заглянула мельком в пару шкатулок и даже примерить не удосужилась.
Хорошо хоть кулон надела… А если взбрыкнёт и перестанет носить? Не цеплять же его, как ошейник на пса силой.
Или того хуже — решит разорвать помолвку. Родители, конечно, ей не позволят. Спят и видят, как бы отделаться от своей великовозрастной доченьки. Но ему, Морану, от этого не легче.
Замуж выйти девчонка должна добровольно. Добровольно вступить с ним в связь. Иначе, по словам ведьмы, не будет никакого единения, и он только понапрасну потратит время.
Слуги, видя, что господин не в духе, при виде него пугливо замирали и опускали головы. Заметив на другом конце Зеркальной галереи дворецкого, его светлость окликнул того и нетерпеливо спросил:
— Кого из служанок приставили к мадмуазель ле Фиенн?
— Мари, ваша светлость, — поравнявшись со Стражем, почтительно поклонился мужчина.
— Вели ей сейчас же явиться в мой кабинет. — Видя, что дворецкий замешкался, гаркнул раздражённо: — Живо!
Слугу как ветром сдуло.
Моран на миг зажмурился, пытаясь погасить разгорающееся в душе пламя. Ничего, всё у него получится. Нужно просто набраться терпения.
Ну а раз девчонка не желает очаровываться добровольно, придётся прислушаться к совету колдуньи и воспользоваться зельем. Несколько капель в день избавят его от головной боли и лишних хлопот. Как и от необходимости отвечать на назойливые вопросы.
Глава 6
Пьянящие поцелуи, жар прикосновений, сладостное томление волной накрывают меня. Я знаю, что он здесь, рядом. Как тогда, в ночь после нашей помолвки, смотрит, лаская взглядом. Я ощущаю его каждой клеточкой своего тела. Тепло дыхания на губах за миг до того, как он начинает меня целовать. Неторопливо, словно желая растянуть эти мгновения близости, насладиться моей беззащитностью, вкусом моих губ. Я задыхаюсь под тяжестью мужского тела. Хочу взмолиться, чтобы остановился, не толкал в бездну греха. Но дразнящая ласка требовательного языка гасит все мысли.
— Моран… — в тишине комнаты слышится шёпот, смешиваясь с едва различимым вздохом. Не знаю, каким должно быть окончание фразы: приказом прекратить или же мольбой продолжать эту опасную, сводящую с ума чувственную игру.
Страж не даёт мне времени на раздумья. Прикусывает в поцелуе губу, и вновь я ощущаю, как его язык сплетается с моим, заставляя трепетать от нового, доселе неизведанного чувства.
С каждым мгновением ласки становятся всё требовательнее, всё настойчивее. Высвободив из плена кружевной сорочки налитую грудь, малейшее прикосновение к которой рождает внутри невозможно сладкую дрожь, он начинает покрывать её поцелуями, опаляя нежную кожу, заставляя выгибаться ему навстречу, лишь бы снова и снова ощутить прикосновения жадных губ.
Понимаю, что близость эта запретная, но желание быть с ним, почувствовать его внутри себя сковывает волю.
Моран неторопливо проводит языком по ареоле соска, а потом медленно вбирает его в себя. И при этом смотрит на меня тёмными пронзительными глазами. Такими же тёмными, как и узор татуировок, вырисовывающийся на стальной груди и плечах во мраке спальни. От этого взгляда я возбуждаюсь даже больше, чем от любых ласк. Чувствую тяжесть ладони на другом, сладко ноющем полушарии. Требовательные пальцы, горячие, немного шероховатые, задевают тугую горошину соска, и мне кажется, что я сгораю заживо. Огонь растекается по венам, концентрируясь внизу живота.
Безумные, незнакомые ощущения, от которых кружится голова и сердце колотится, как сумасшедшее.
Безумная я.
Мне бы оттолкнуть его, собрать воедино остатки здравого смысла и велеть остановиться, но мысли лишь об одном: что будет, когда я почувствую его внутри себя. От мимолётного, бесстыдного образа, мелькнувшего в сознании, с губ срывается стон удовольствия.