L.E.D. (СИ)
— Дорогая, — произнёс он неожиданно громко в сторону кухни, где возился птенчик, — не позволяй нашей содержанке так наглеть и оставлять своих бойфрендов на ночь!
— Видишь ли, папа, — любимый появился на пороге и направился к отцу, на ходу вытирая руки полотенцем, — это мой бойфренд.
Я поперхнулся соком, тот попал в нос, и не закашлялся я только усилием воли.
Отец с сыном обнялись, и старший произнёс:
— Ну конечно, это же наш герой-спасатель!
— Я думал, меня будет просто узнать сразу, — ко мне возвращается уверенность.
Мистер Птица усмехается, и обращается к птенчику, уже ускользающему позаботиться о щёлкнувшем тостере:
— Мама хоть знает?
— Нет, мы тайные любовники, — птенчик явно смеётся.
Ничего себе у них в доме шуточки. Да ещё таким серьёзным тоном. Понятно теперь, в кого птенчик характером пошёл, и кто его так воспитал. Его отец только кивает, улыбаясь, и проходит вглубь дома, наверняка поприветствовать жену.
— Из командировки вернулся, — поясняет для меня любимый, намазывающий свежий тост маслом.
А когда Миссис Птица появляется в столовой, одетая в платье покроем попроще, чем вчера, мы уже заканчиваем завтрак.
— Сынок, я надеюсь, вы помолились перед едой, — произносит она вместо приветствия.
Любимый безмятежно врёт:
— Конечно же, мама.
Я и раньше иногда, когда мы не ходили на пляж, видел на его шейке тонкую цепочку от крестика. Я был не удивлён религиозностью женщины, судя по её внешнему виду.
— Не волнуйся, она протестантка, — шепчет мне птенчик, когда уже на пороге провожает меня.
— И что? — переспрашиваю.
Это не очень умно с моей стороны, но я совсем не разбираюсь в конфессиях.
— Мы её уговорим, — улыбается птенчик.
И обнимает меня, привстав на цыпочки, обвивает тонкими ручками шею, трётся щекой о мою. Я глажу его спину, пытаясь понять, шутит он или нет.
У меня ещё масса времени на обдумывание этого, пока иду по прочищенной от снега дорожке, пока отстёгиваю от забора скутеретту. К выводам я, впрочем, никаким так и не прихожу, только к осознанию того, что так и не обернулся посмотреть, машет ли мне любимый вслед, уже в глубине городских улиц. Завибрировал включённый мобильный, я вытащил его, рискуя, конечно, разбиться, но сообщение было не от птенчика.
Пару секунд подумав, сворачиваю к пригороду. Почему бы и нет, работа-то денежная, и не такая грязная, как остальные.
Неизменно звякает колокольчик над незапертой входной дверью, пока я снимаю куртку и разуваюсь. Я прохожу вглубь комнат, хозяин уже настраивает фотокамеру в одной из них, оборудованной под студию.
Я был здесь множество раз, и мне всё нравилось. Даже в рабочей атмосфере, с расставленным правильно холодным светом и экранами, ощущается какой-то уют.
— Работаем? — тихо спрашиваю я.
Фотограф молча кивает. Имени я его не знаю, для меня он просто «японец», потому что есть нечто азиатское в чертах его строгого лица, и лёгкий акцент в речи. Возрастом я также не интересовался. Просто мастер, решивший на старости лет удалиться на покой, переехать поближе к природе. Но свою любимую профессию он так и не оставил.
Изначально это была просто заявка на моей странице, я приехал в этот загородный дом, даже не любопытствуя, кто был новым клиентом. Дверь открыл пожилой мужчина, и я понял по взгляду, что что-то не так. Не удивительно, на фото в профиле я позировал в шляпе, тень от которой закрывала часть лица. Я уже сталкивался с таким, не каждому мой шрам безразличен.
— Я поеду, платить не нужно, — произнёс дежурную фразу.
Задача проститутки — нравиться клиентам. Если не подхожу, там ещё варианты есть.
— Нет, нет, — тихо возразил мужчина, — так даже лучше.
И сегодня, как неоднократно до этого, я — его модель, впрочем, одна из многих. Мы не общаемся, кроме того, что фотограф отдаёт команды, в какую позу мне стать, выражение лица принять.
Иногда для фотосессий он покупает наряды специально для меня, и несколько раз я забирал понравившиеся вещи себе — у мастера отменный вкус. Но сегодня я работаю ню, и так было всего пару раз — фотосессия эротическая.
От меня и требуется-то всего-то красиво, по мнению заказчика, изгибать тело, ласкать себя на камеру, принимать соблазнительные позы. Как обычно, он меня не торопит и не подгоняет, предоставляя некоторую свободу, чтобы кадры получались более «живые». Мне тепло и удобно на фотосессионном реквизитном диванчике, фотограф, скрытый в полумраке, не беспокоит.
Мне легко удаётся возбудиться, я даже ласкаю себя чуть сдержанней, чтобы фотографий получилось побольше, и было из чего выбрать.
Но всё равно то, что я с утра видел любимого, и всю ночь провёл рядом, даёт о себе знать. Я, наверное, тороплюсь, но ничего не могу сделать, выгибаюсь, цепляясь за спинку дивана рукой, откидываюсь назад, развожу ноги пошире. Левая рука скользит по члену, быстрей, нервней, я прикладываю силу, пытаясь отсрочить оргазм, но мало что получается. Мне кажется, сейчас, в этот момент, я не послушаюсь указания фотографа, если оно поступит.
Молчание. Я коротко выдыхаю, содрогаюсь всем телом, и пачкаю спермой реквизитную мебель. Фотограф делает еще несколько снимков, пока я сижу, поводя боками, и подходит ко мне.
— Мы закончим на этом. Больше не приезжай.
Странно, однако мы не заключали никакого контракта на количество съёмок. Может, я просто ему надоел. Всё же спрашиваю:
— Плохо работал?
Кажется, мастер улыбается, присаживается на край дивана, и поясняет:
— Фактура изменилась. Раньше я в тебе видел надрыв какой-то, несчастье. Теперь нет этого.
— Хорошо, я понял, — встаю и иду одеваться.
Не задаю никаких вопросов о финансах. Если он посчитает нужным, то оплатит, как всегда, на карту. Нет — так нет.
Не менее странно то, что фотограф выходит меня проводить, оперевшись о дверной проём и наблюдая, как я одеваюсь. Всё же я был его моделью больше года, может быть, ему немного жаль расставаться. Когда затягиваю последний шнурок на обуви, приходит сообщение от птенчика: «Давай погуляем сегодня». И смайлик.
Мастер усмехается:
— Если захочешь, можете прийти вместе. Я поснимаю вашу пару.
Не представляю, как старик догадался. Наверное, за столь долгое время работы научился читать людей, как раскрытые книги. А предложенная идея, кстати, неплоха.
— Только не раздетыми.
Фотограф усмехается:
— Ну, как скажешь.
========== 9. Бек ==========
Держу птенчика за руку, пока мы прогуливаемся по слабоосвещённым зимним улочкам. Я незаметно скрадываю дорогу, окольным путём веду любимого, который щебечет об очередной видеоигре, к своему дому, чтобы как будто случайно оказаться там, что явно может закончиться совместным чаепитием. Может, и кое-чем поинтересней. У нас настоящее свидание, короче. Только час назад мы были в кино, но предновогодняя мозговая жвачка, считающаяся фильмом, ни мне, ни птенчику не понравилась. Зато молочный десерт в кафе был вкусный.
Дождь уже успел закончиться, оставив после себя грязную шугу на дорогах и промозглую сырость. Но полностью справиться со снегом не сумел, уже вновь подмораживало, птенчик иногда ёжился.
Змея внутри лениво ворочалась, разжиревшая. Насмехалась над тем, как я себя веду, над моим счастьем. Потому что знала, что от фотографа я заглянул ещё к двоим клиентам, впрочем, больше так ни разу и не кончив. Всё же мне нельзя терять базу и заработок. Даже влюбившись. Даже будучи счастлив.
Деньги, проклятые деньги, которые так трудно достать в этом мире. Но, возможно благодаря змее, виноватым себя я не чувствовал. То, что я ощущал к птенчику, не имело ничего общего с рабочими обязанностями. Конечно, себя не обманешь, я очень сильно хотел и его «в том самом смысле». Но не так.
План удался, мы вырулили к моему дому действительно неожиданно. Только вот какая сволочь положила под калитку какую-то тёмную дрянь? Мусор выбросили, что ли? Подойдя чуть ближе, я ускоряю шаг. Человек, там, в снегу — человек. Отпускаю руку птенчика. Я должен разобраться с этим мерзким бродягой, не его это район.