Все о мире Ехо и немного больше. Чашка Фрая

Зачем это было нужно автору, я тоже не знаю. Ну, разве что, опыт, чтобы больше мороку не поддаваться? Может быть, так.
Зачем это было нужно накхам, которых на самом деле нет? Интересный вопрос. По крайней мере, книжка уже столько лет назад вышла, а их все равно нет. И это хорошая новость.
Что же касается читателей, им просто следует относиться к «Жалобной книге», как к чужой выдумке (как вообще-то и принято относиться к беллетристике). Если не верить каждому написанному там слову, а просто получать (или не получать) удовольствие от описанной там странной истории, все сразу встанет на свои места: книжка как книжка. Интересная вполне. Общий наш с вами страшный сон, один на всех.
Нет, не сбудется.
Вопрос читателя: Мне кажется, (тогда еще, много лет назад показалось), что жадность накха – это жадность писателя. Острое любопытство к чужой жизни и желание войти в другого, и прожить его, если уж не к обоюдному удовольствию, то как придется. Это верно?
М.Ф.: Если уж прибегать к такой метафоре, то, скорее, жадность читателя, по-моему. Все-таки накх не создает биографию жертвы своими руками, а лопает, что дают.
 
Чашка шестая
 
«Няпиzдинг, сэнсэе»
 
Об осознанности
В этот раз мы решили просто поговорить – вся книжка «Няпиzдинг, сэнсэе» сложилась из разговоров, так почему бы не продолжить ее разговорами еще немного.
Можно считать, что к ней добавились дополнительные три-четыре страницы, такое вот уникальное издание.
А навел нас на эту мысль вопрос.
Очень простой, очень сложный, говорить об этом можно бесконечно, да так ничего не сказать и в то же время что-то сдвинуть в общей картине мироздания.
Вопрос читателя: Осознанность. Что это такое? Определенный вид восприятия? Способ фокусировки внимания? Осознанность – она либо есть, либо ее нет? Или бывают степени осознанности?
Я: Давай поговорим об осознанности как о состоянии. Готовых рецептов нет. Но есть одна штука, действительно общая для всех, и я очень хочу услышать, что ты о ней скажешь. Я говорю о наблюдателе. В какие моменты он вдруг берет и возникает. Как действует. Насколько он ты сам и насколько же не ты сам. Что у него от тебя есть и чего у него твоего совсем нет.
М.Ф.: То, что мы, не зная, какое подобрать слово, называем «наблюдателем», оно – «я» и есть. Никаких других «я» у меня при себе нету.
Потому что «наблюдатель» – это и есть сознание.
Отдельный интересный вопрос, почему мы вынуждены подыскивать название для этой штуки вместо того, чтобы просто назвать ее «я». Беда в том, что определение «я» уже занято черт знает чем.
Я хочу сказать, когда человек (и я тоже) говорит: «я», – он обычно имеет в виду свою личность, иначе говоря, ту часть себя, с которой его ум хорошо знаком.
Я бы сказал, что есть масса относительных «я» и только одно – абсолютное, что никак не отменяет присутствия относительных.
Да, хорошая поправка. Чего только не присутствует. И любое относительное «я» – очередная маска, дежурная личность. Хорошо если рожденная сознательно, под конкретную задачу, но, будем честны, обычно «получившееся само», т. е. сформированное совокупностью опыта, химии организма и прочих факторов – так вот, любое относительное, получившееся как бы само «я» человек обычно искренне принимает за чистую монету. И любое из этих относительных «я» обычно знакомо человеку куда лучше, чем «я» абсолютное, т. е. сознание. Потому что оно, сцуко, спит. И счастье, если видит при этом хоть какие-то сны – в смысле, имеет хоть какой-то контакт с происходящим здесь и сейчас.
Мне вообще кажется, что в том и состоит основная задача всякого проходящего квест «человеческая жизнь» – тормошить эту штуку. В смысле, наблюдателя. То есть себя. Ужасно интересно в этом смысле все устроено – все, натурально все вокруг заточено под более и более глубокое усыпление сознания. Но те, кому повезло однажды сформулировать запрос на его пробуждение, подтвердят, что благодаря самой постановке вопроса все усыплявшие прежде факторы, начиная с телесной немощи и заканчивая информационным полем вокруг, начинают работать на пробуждения сознания. Вектор развития события зависит от человеческой воли, иначе задача была бы невыполнима.
Для меня всегда самым интересным был вопрос, каким образом мы вдруг среди всех прочих «я» определяем то самое абсолютное? Если убрать гипотетического учителя с палкой, вышибающего на мгновение дух из ученика (я всегда считал, что именно это мгновение дает возможность встретиться с абсолютным «я», пока остальные в отключке), такого учителя еще пойди найди. А вот ты можешь рассказать, что, условно говоря, «вышибает дух» из тебя? Я сейчас, конечно, не о «пойти на перекресток, дождаться ветреного дня, задрать голову вверх и ощутить бездну у себя над головой». Я скорее о чем-то, довольно близком к игре в бисер. О некоем стечении обстоятельств, случайном или нарочном, которое пробивает не хуже палки учителя.
Ты понимаешь, какая штука. Я плохой отвечатель на такого рода вопросы. Потому что у меня с сознанием проблем никогда не было. Оно всегда было довольно близко к поверхности. И очень живое. Я хорошо помню свое раннее детство, когда я – это было именно «я». Очень слабенькое, беспомощное, как после тяжелой болезни (на самом деле, как потом оказалось, в ее начале, потому что человеческая жизнь – определенно тяжелая болезнь сознания), но совершенно живое. Скажу больше, никаких других «я» в ту пору не было. Потом они формировались натурально у меня на глазах. Я до сих пор помню многие процессы, вся разница между мной-сегодня и мной-тогда в том, что сегодня «я» лежит гораздо глубже под всеми этими… э-э-э… культурными слоями, зато оно обучено о себе говорить. И для «я» это спасение, потому что говорение – хорошая работа для сознания. В полной коме о себе особо не поговоришь. Строго говоря, почему мне так в жилу все эти писательские практики: пока я формулирую, я – это совсем я. Почти без вредных ароматизаторов.
Но в этом смысле люди очень по-разному устроены. Единственное, что действительно нужно всем – это паузы, уединение, возможность выскакивать из потока повседневности (в том числе и приятной, праздничной повседневности, а не только из каких-нибудь бытовых рутин).
Но соблюдение этого условия ничего не гарантирует, конечно.
Единственная гарантия – это воля. При условии, что она несокрушима, а это, увы, тоже не факт.
По-моему, это очень хороший ответ. Ответ «пишите, стараясь формулировать потщательнее» гораздо лучше, чем «идите в полночь на перекресток» и так далее. Хотя бы потому, что «пишите» – это не разовое действие, а довольно упорный и часто нудный труд.
Это не всем подойдет, я точно знаю. Более того, это подойдет очень и очень немногим.
Говорение, понимаешь, годится (наверное) чувакам вроде меня, у кого какой-никакой контакт с собой уже есть. С детства, когда он был чем-то само собой разумеющимся, а инструмента для обсуждения этого с собственным умом (слов) еще не было. Им есть, куда строить мост из слов. Но никакой мост не поможет тому, для кого пока нет другого берега. Это будет мост из чепухи, ведущий никуда. И, кстати, наличие множества таких мостов из болтовни-ни-о-чем дискредитирует и обесценивает подлинные мосты.
Советовать всем подряд писать – то же самое, что советовать всем подряд принимать психотропные вещества. Которые действительно очень полезны тем немногим, у кого все так удачно совпало, что и «я» более-менее не в коме, и химия организма такова, что вот это вещество обеспечит нужной силы удар. То есть один человек из, условно говоря, миллиона, получит просветление. Еще сто тысяч чокнутся, семьсот тысяч захотят продолжения банкета, остальные помрут. С писаниной не так очевидно, как с наркотиками, и последствия кажутся более безобидными, но тупик есть тупик, как бы он ни выглядел со стороны.