Кушайте, дети, кушайте (СИ)
Вспомнив об этих людях, я решился последовать примеру Тимура. Встречаясь с особистом, я назвался Семёном Михайловичем Сосновским, оставив моё настоящее имя Семён Исаакович Кержнер на перевёрнутой странице книги моей биографии. Хотя я отчётливо понимал, что в жизни бьют по морде, а не по паспорту, однако же, новое созвучие фамилии и имени не так резало слух, не выделялось из общей среды, с ним жилось несколько легче, оно принималось окружающими без особенного предубеждения. Нас с Тимуром – двух птенцов, ещё не научившихся по настоящему летать, выбросило ураганным ветром чужих страстей и амбиций из родительского гнезда в зтот огромный, бушующий, переполненный подстерегающими нас опасностями и разного рода хищниками окружающий мир, в котором мы лишь старались защитить себя, чтобы выжить. Изменив отчество, я никогда не изменял памяти отца . Забегая вперёд скажу, что в честь него свою вторую дочь я назвал Ириной.
Тимура выписали из больницы первым. Он планировал уехать к какой – то дальней родственнице своей мамы, надеюсь ему это удалось.
После трёхнедельного пребывания в больнице, наконец наступил день моей выписки. К моему огромному огорчению, я узнал, что выписка обозначала снятие с довольствия, иными словами в этот день не кормили. Я же был голоден так, что не имел сил ходить. Мне и идти-то было некуда, и есть-то было нечего, мешок мой со скромными пожитками сожгли из – за карантина по тифу. Кроме нового удостоверения личности у меня ничего не было. И я никуда не ушёл, так и сидел в коридоре, хотя нянечка меня дважды выгоняла, ругая :» Оглоед ты эдакий, тут оставшимся есть нечего, а ещё ты на мою голову сидишь, не уходишь.» Но потом не выдержала, сжалилась и налила в алюминевую кружку остывшей похлёбки. Вот это я скажу вам был банкет! Спасибо тебе баба Дуня.
Глава 11
Моим распределением на новое место работы стала бригада разнорабочих. Новые люди, новый барак, новые знакомства. Работали же по прежнему, тяжело и по-многу, то разбирая завалы, то помогая чинить мост. Как-то, по разнарядке, меня направили на несколько недель в помощь кузнецу. Работа на кузне грязная, в копоти, да в шуме, зато тепло. В какой-то момент мне даже понравилось. Бывало возьмёт кузнец неприглядный кусок железа, раскалит его в печи и давай по нему лупить молотом, а я ему вторя маленьким молоточком . Бьём , бьём, а потом в воде студим и так, до той поры, пока не превращается наш кусок в обручь для бочки или в большой нож. Настоящее ваяние. Вот работаем мы, а кузнец – Эфраим, всё ко мне приглядывается. Был он крупным, сильным мужчиной лет пятидесяти, кочергу спокойно в подкову гнул, ни одного седого волоска в чёрной кучерявой голове и очень любопытным. Усевшись как то в перерыв перекусить, Эфраим стал меня распрашивать, кто я, да откуда я родом. В разговоре выяснилось, что сам он то же еврей и я, оттаяв, рассказал ему о моих бесконечных мытарствах, о тоске по дому, по родным.
« А знаеш, сынок - сказал подумав Эфраим- я помогу тебе отыскать твою маму». На дворе стоял 1944 год. Территория Украины была полностью освобождена от немцев. Эфраим сдержал слово, в чём я искренне ему благодарен, послав множество запросов об розыске в соответствующие инстанции и мы стали ждать, надоедая при встрече почтальону Мефодию постоянным вопросом: «Нет ли для меня письма?» Месяц проходил за месяцом, а ответа всё не было.
В один из дней, умывшись после тяжёлого рабочего дня на стройке, я решил проведать Эфраима. Он работал над новым заказом, ковал цепи и мне вспомнился услышанный задолго до войны старый с бородой анекдот. Встречаются два еврея, один спрашивает другого:
- Абрам, а кто такой был Карл Маркс?
- Ты не знаешь, кто такой Карл Маркс? Это человек, который освободил нас от цепей!
- Да, Абрам, но разве у нас были цепи?
- А разве ты не помнишь: у меня на жилетке была такая маленькая золотая цепочка!
Посмеявшись, мы уселись на старой, рассохнувшейся от времени лавчонке возле его кузни и стали делиться новостями. Нашу мирную филосовскую бесседу о жизни прервал перезвон приближающегося велосипедного звонка. Над забором показалась фуражка почтальона Мефодия. Порывшись в своей сумке, он важно пробасил:
« Ну, Сёмка, теперь пляши. Есть тебе письмо! « И я плясал, и чечётку, и в присядку, и ещё бог знает как. Моя радость была беспредельной, я наконец получил письмо от мамы!
В письме, мама писала, что вместе с Розой, моей старшой сестрой и семьёй тёти вернулись из эвакуации и пытаются, как то наладить быт в полуразрушенном доме, где всё внутри разбито, разворованно. Но главное, что все остались живы, и что ждут не дождутся увидеть меня.
Тепло, по родственному распрощавшись с Эфраимом, я отправился домой. Несмотря, на переполнявшую меня радость, было больно смотреть на разрушенные бомбовыми ударами города, мосты, сожённые деревни. Добирался домой я целый месяц, то на пароме, то на поезде, то на телеге, то в кузове попутки, а где и пешком и наконец дошёл. Шёл 1945 год, Красная армия вела бои за Берлин. В шаге до завершения войны наша семья воссоединилась! Мы обнимались, плакали, рассказывали друг другу пережитое и плакали по-новой.
Когда же наступил этот, такой жданный День Победы, ему радовались все! Народное ликование выплеснулось на улицы. Из репродукторов лились весёлые песни, сообщения о праздничном салюте в Москве, победоносные речи . «Победа, победа»- звучало вокруг. Совершено незнакомые люди обнимались, целовались, поздравляли с победой, веселились и плакали, горевали о погибших, сожалея о родных не доживших до этого светлого дня.
Девушки в нарядных платьях, обнявшись за талию, ходили шеренгами по улицам, распевая всеми любимую «Катюшу» :
«Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой
Выходила на берег Катюша,
На высокий берег на крутой.»
Непомерной ценой миллионов человеческих жизней обошлась миру эта Победа - в 71 млн. человек. Из них 26,600 млн. погибших в СССР, 6,5 млн. немцев. В этом длинном списке павших на поле брани, пропавших безвести, сгинувших в лагерях, числятся 6 миллионов замученных насмерть евреев.
Глава 12
Вскоре моя сестра Роза получила направление на работу в Калининград, в прошлом Кенигсберг. Эта территория бывшей Пруссии, отошла к СССР в качестве контрибуции над побеждённой Германией. За Розой, обживать новые земли, поехала вся родня. Я то же решил к ним присоединиться и подал документы на получение разрешения. Получив его и быстро собравшись, я прибыл на железнодорожный вокзал и стоя на пероне в ожидании поезда вдруг почувствовал, что ничего не вижу. Боже мой, неужели я ослеп! Тут же, какой то подлец, воспользовавшись моей беспомощьностью, надрезал мой вещевой мешок и вытащил пару совершенно новых кирзовых сапог, полученных в подарок за старательную работу в связи с возвращением домой и конечно же смылся . Услышав гудок отправления, я обеспокоенно стал звать на помощь. Мужчина- попутчик помог мне зайти в вагон и усадил на место. Я вновь куда то ехал, вновь сам и в добавок ко всем несчастьям меня окружала полная темнота. От страха навсегда остаться слепым я сидел и плакал. Мир не без добрых людей. Каждый раз, кто то помогал мне пересесть с поезда на поезд и так я снова встретился с мамой. Она, увидев, что я ослеп, то же ужасно испугалась и сразу потащила меня к врачу. После осмотра врач объяснил нам, что моя слепота, это последствие долгого недоедания и авитоминоза, что при хорошем, полноценном питании зрение со временем востановится.
Должен вам сказать, что ощущение внезапной слепоты, повергло меня в шок. Оно было тем сильнее и ужаснее не только потому, что с потерей зрения человек теряет 85% информации об окружающей его среде, а ещё из-за полной зависимости именно от этой окружающей его среды. Я не мог выполнять элементарные действия, которые привык делать сам, к примеру одеться, я не знал, что-где лежит, я не мог идти не видя куда. Когда шок прошёл, я стал всему этому учиться, развлекался, слушая радио и музыку, иногда играл на трубе. Меня смущало, что из-за своего положения, я ни чем не мог помочь маме и чувствовал себя обузой. Мама же умела печь хлеб и снова устроилась работать в пекарню. Постепенно быт налаживался. Равномерность жизни и хорошее питание сделали своё дело, со временем ко мне вернулось зрение. В 1950 году я был призван в армию, где отслужил четыре года связистом.