Инквизитор

10. ПОХОРОНЫ 
Москва. Вооруженное противостояние в октябре стоило жизни 12 сотрудникам милиции. 3-4 апреля в подразделениях ГУВД Москвы прошли мероприятия, посвященные памяти погибших милиционеров. 
Независимая газета, 3 марта 1994 г. 
На следующее утро в девять сорок пять мы уже были на кладбище. Витька припарковал своего "мустанга", который оказался стареньким "Москвичом" выпуска семидесятых годов, возле ворот. Сидели мы молча, наблюдая за прибывающими катафалками, ожидая, когда привезут останки нашего бывшего председателя совета отряда. 
Я заметил, что у людей, провожающих в последний путь родных, близких и друзей, какие-то будничные, не выражающие ничего лица, и попытался представить степень морального падения общества, для которого смерть близких стала действительно будничным делом или, во всяком случае, перестала быть трагедией. 
Без пяти десять подъехали три катафалка, сопровождаемые несколькими черными "Волгами" и автобусом с солдатами. Из первой "Волги" вышли двое мужчин и женщина в черном платье, видимо, жена Кота. Ни детей, ни родителей я в группе сопровождавших ее не заметил. Мужчины открыли задние двери катафалков и выгрузили три гроба, обтянутых черной материей. Солдаты высыпали из автобуса и построились в две коробки. Одна с музыкальными инструментами, другая- с винтовками. Мужчины в штатском водрузили гробы на плечи, оркестр заиграл траурный марш, и вся процессия медленным шагом направилась к кладбищенским воротам. Женщина в черном следовала за первым гробом в сопровождении двух мужчин. 
Дождавшись, когда процессия минует ворота, я повернулся к Витьке, который наблюдал за всем этим с каким-то диким напряжением. 
- Пошли. Мы последовали за процессией, держа дистанцию в 30-40 шагов. Идущая перед нами коробка солдат закрывала ее головную часть. При подходе к воротам я увидел еще одну черную "Волгу". В салоне рядом с водителем сидел Шурик-гэбист. Не знаю почему, но я сделал вид, что его не заметил. 
Наконец процессия, свернув с дороги влево, остановилась около трех свежевырытых могил. Начались траурные речи. Я подошел поближе. 
На гробу, стоявшем в середине, - большая фотография Кота в траурной рамке. Кот был в военной форме с погонами полковника. На гробах слева и справа фотографии его сподвижников. Присмотревшись к одной из них, я узнал своего знакомца, верзилу, который возил меня к президенту, а потом прятался с Котом на явке в день нашей последней встречи. Значит, и его тоже. Среди венков я увидел один из живых роз с красно-черной лентой, на которой крупными буквами было написано: "ОТ ПРЕЗИДЕНТА РОССИИ". Родственников погибших товарищей Кота не было. Во всяком случае, женщин. Его жена была единственной. Это несколько удивило меня. 
Подойдя к самым могилам, я оторвался от Витьки, который остался за шеренгой солдат. Кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся. Незнакомец лет сорока представился. 
- Сазонов, помощник президента для особых поручений. 
Во мне проснулась какая-то агрессивность. Я кивнул на гробы. 
- Один уже отпомогался. 
- Все мы смертны, - флегматично сказал новый кандидат в покойники, президент был уверен, что вы придете на похороны и просил передать, что ваш с ним договор остается в силе. Вы можете звонить мне в любое время и по любым вопросам. Телефоны те же. 
Раздались залпы, и под траурную музыку гробы опустили в могилы. Ханыги в грязных спецовках начали работать лопатами. Спи спокойно, Константин Павлович. Сазонов молча кивнул мне и отошел. 
Начал накрапывать дождь. Раздалась команда, и солдаты, четко развернувшись, печатая шаг направились к воротам на выход. Интересно, как часто им приходится выезжать на подобные мероприятия? Вот и все кончилось. Участники похорон, переговариваясь, направились к выходу и расселись по "Волгам". Когда я вышел с кладбища на площадку, машины гэбиста уже не было. Мы залезли в "мустанг". 
- Слушай, Вик. У тебя есть еще час свободного времени? 
- Хоть два. Хочешь помянуть? 
- Нет, это потом. Потом помянем. Обязательно. А сейчас кати вот за той "Волгой". 
Я указал ему на машину, в которую вместе с двумя мужчинами села вдова Кота. 
- Хочешь принести соболезнования? 
- Ага. А то соболезнуют одни сослуживцы. Ни друзей, ни родственников. 
Витька пристроился в кильватере "Волги", которая помчалась на большой скорости по направлению к центру. Мы еле поспевали за ней. Поворот, еще поворот. Наконец "Волга" остановилась у подъезда дома на Кутузовском проспекте. Витька так резко дал по тормозам, что я чуть не ткнулся носом в панель. Хлопнул его по плечу: "Созвонимся" - и открыл дверцу. 
Из "Волги" вышел мужчина, который на похоронах неотлучно находился возле женщины. Он открыл заднюю дверь. Женщина вышла и направилась к подъезду. Мужик захлопнул дверцу и последовал за ней. Я мысленно чертыхнулся. Но машина не уехала. Значит, он ненадолго. Я подождал, пока они войдут в подъезд, и, выждав еще минуту, последовал за ними. Когда я вошел в парадное, лифт уже поднимался. Я помчался по лестнице вверх, моля Бога, чтобы она не жила на последнем этаже. Только бы лифт никто не вызвал, пока я поднимаюсь. 
Седьмой этаж. Я перевел дух. Черт, ведь давно собираюсь бросить курить. Поднялся на этаж выше и стал ждать, питая слабую надежду на то, что мужик у нее сидеть долго не будет и что никто из жильцов восьмого этажа не выйдет на лестницу. А если выйдет, то хоть бы он меня принял за алкаша, справляющего в подъезде нужду, а не за домушника, пасущего квартиру. 
Прячась за сеткой лифта, я наблюдал за седьмым этажом. Минут через сорок дверь квартиры слева открылась и мужик вошел в лифт. Я тут же спустился и позвонил. Дверь открылась, и женщина в черном сказала: "Проходите". На ее лице я не прочел ничего: ни удивления, ни вопроса. 
Мы прошли в роскошно обставленную гостиную. На журнальном столике, стоявшем у окна между двумя креслами с обивкой из светло-коричневой кожи, стояла бутылка "Смирновской" и три рюмки. Две пустые и одна полная, накрытая куском черного хлеба. 
- Садитесь,- женщина указала мне на кресло, а затем подошла к стенке и достала еще одну рюмку.