Скарбо. Аптечные хроники (СИ)
- Я открою, - вскочил Мельхиор. – Джон, брысь в углу и не шевелись. Встанешь с места – неделю сидеть не сможешь!
Джон, и без того присмиревший, забился в самый неприметный угол и оттуда наблюдал за быстрыми пальцами отца Сильвестра. Слышно было, как Мельхиор беседует с ранними посетителями, Наконец, он закрыл за ними дверь и вернулся в кухню.
- Ну что там случилось? - брюзгливо спросил старый аптекарь.
- Да ничего, у леди Катарины голова с ночи болит, прислали служанку.
- Что дал?
- Декокт адониса, как вы велели.
- Адониса! Воды ей надо! А еще лучше гулять. Ножками, ножками, а не в колымаге папиной. Ну что уставился? Возьми свое тряпье и переоденься. Сейчас уж благовестить начнут. Мельхиор, запиши, что пряностей на 25 бутылок.
* * *
Джон покорно сдернул с веревки свою рубаху и выскользнул из кухни. Отец Сильвестр проводил его внимательным взглядом.
- Мельхиор, а что это он забитый такой? Вчера, вроде, наглее держался, разве нет?
- Он устал вчера, отец Сильвестр, и совершенно отчаялся. И был уверен, что утром его с позором отправят обратно.
Джон появился через минуту, уже одетый должным образом, и замер в дверях.
- Подойди, - кивнул ему отец Сильвестр. – Видишь, на столе лежит? Что это такое, знаешь? Видел когда-нибудь?
- Нет, отец.
- И да где уж тебе, - проворчал аптекарь. - Это пряности. Вот перец. Вот бадьян. Это циннамон. Что, хорошо пахнет? Да не чихни туда сдуру!
Джон зажмурился, вблизи пряности благоухали почти нестерпимо. Отец Сильвестр поспешно отстранил его от стола и велел Мельхиору разложить сбор по мешочкам.
- Смотри, Иоанн, учись. Коли останешься при монастыре, это будет твоя работа. Пока не пущу, одна вот эта горошка стоит дороже тебя со всеми потрохами. Жить будешь, где живешь. Брату Мельхиору не досаждай, а то построим тебе будку на дворе. С утра до колокола будешь со мной заниматься, потом с учителем твоим. Бездельничать не дам. Будешь уличен в чем неподобающем – на первый раз, ладно, просто выпорю, на второй – без разговора отправлю к Фотию. Понял?
Джон опустился на колени и низко поклонился старому аптекарю. Тот проворчал: «Ишь, скромник какой». Мельхиор, осторожно пересыпающий драгоценные пряности в крохотные льняные мешочки, спрятал усмешку.
* * *
За окном все так же безостановочно лил дождь. Серые тучи почти легли на пасмурный город, серый и коричневый. Колокольный звон глухо отдавался от мокрых стен, на краткое время заглушая шорох дождя, тем не менее горожане потянулись к церкви. Отец Сильвестр, запирая аптеку, буркнул: «Ну точно, набегаемся теперь с простудами. От Ионы привози пятого сбора мешок, не меньше». Мельхиор шепотом пояснил: «От кашля. И противу жара в теле, вызванного излишним охлаждением». Джон почти ничего не понял, но переспрашивать постеснялся.
Идти было недалеко: через площадь, вверх по улице и направо. Джон шел, глазея по сторонам, – таких высоченных домов с башенками и флюгерами он не видел ни разу в жизни. В церкви было сыро, гулко и тепло, прихожане снимали накидки и мокрые плащи, вполголоса здоровались и чинно рассаживались по местам. Сильвестра и Мельхиора встречали почтительными поклонами. Мальчика с ними заметили, но в глаза никто ни о чем не спрашивал. Джон, глядя, каким почетом окружен отец Сильвестр, оробел еще больше и украдкой спросил Мельхиора, бывают ли у мирян инфирмарии? Мельхиор начал было объяснять ему разницу между инфирмарием и городским аптекарем, но махнул рукой и шепнул, что отец Сильвестр вполне может быть назван инфирмарием Скарбо. Одна разница – попробуй-ка ослушаться инфирмария! Джон подумал, что ослушаться отца Сильвестра, наверное, может только безумец. Мессу он толком не запомнил, потому что уставился на разряженную горожанку, так что Мельхиор принужден был одернуть его.
* * *
Когда они вернулись в аптеку и позавтракали, Мельхиор собрал все необходимое, поклонился учителю и ушел проведать болящих. Отец Сильвестр пристально посмотрел на Джона и спросил, знает ли тот, что всего важней для монаха? «Молиться?» - растерянно предположил Джон. Ничего другого ему в голову не приходило, и он густо покраснел, стыдясь очевидного своего невежества. Отец Сильвестр, важно кивнув головой, пророкотал: «Молиться, конечно, тоже, но не только. Чистота – вот что главное. И для монаха, и для медикуса. Полы-то мыть обучен?».
До обеда Джон усердно мыл и оттирал все уголки аптеки. Вскоре мокрый каменный пол блистал, как мостовые Скарбо. Вытирая его досуха отжатой тряпкой, Джон добрым словом поминал сторожа, то и дело заставлявшего воспитанника Иоанна прибираться в схоле, все одно, мол, ты, тупица, больше ни на что не надобен. Наука сторожа пригодилась. Отец Сильвестр от души удивился, глядя, как лихо Джон управляется с веником и тряпкой. Посетителей не было; к счастью, жестокая судьба не выгнала под дождь никого из горожан, и когда мокрый и слегка усталый Мельхиор вернулся после обхода, аптека сияла свежей чистотой. «Ну что ж, не знаю, как травник, а поломойка из него отменная, - буркнул старый аптекарь. – Считай, обед заслужил».
После обеда отец Сильвестр отправился отдохнуть и Джону велел последовать его примеру. Но тот умолил Мельхиора позволить ему тихонько посидеть в кухне, и тот, поразмыслив, согласился. Умостившись на лавке в укромном уголке, Джон начищал песком чумазый котелок и наблюдал, как учитель, добавляя по капельке из каких-то пузырьков, ловко растирает на глазурованной глиняной дощечке зеленоватое тесто, специальной лопаточкой формирует небольшие лепешки, обваливает их в муке и бережно складывает на поднос. Отец Сильвестр был прав: вместе с дождем шел холодный ветер, а значит, и вечные его спутники – кашель, избыточная носовая слизь, саднящее горло. И если сегодня никто не пришел в аптеку, то завтра-послезавтра от бедствующих горожан не будет отбоя. Слава Богу, что долгое время не приходилось готовить снадобья от болезней грознее, чем простуда, зубная боль и женские немощи. Еще лет восемь тому назад его бы возмутила такая мысль, а сейчас смиренный брат Мельхиор лепит оловянной лопаточкой пастилки от кашля и рад-радешенек, что Пресвятая Дева хранит свой грешный дождливый Скарбо от большой беды. Котелок с грохотом упал на каменный пол и, дребезжа, покатился по плитам. Джон, разморенный теплом и покоем, задремал и выронил его из рук. Мельхиор, не оборачиваясь, велел ученику подмести рассыпанный песок и отправляться спать по слову отца Сильвестра.
* * *
Обычно они никогда не приходят в дождь. Он чувствует их появление заранее, задолго до того, как они появятся, Белый и Черный. Да и не так уж часто он их видел, раз десять от силы с тех пор, как они пришли впервые. Тогда он был так мал, что даже не испугался, просто сидел и смотрел, как они возятся друг с другом. Но почему-то с самого начала он знал – никому не стоит рассказывать о Зверьках. Может, они сами ему велели помалкивать? Они могли.
Видел он их редко, зато слышал куда чаще, и сперва опасался, что и другие различат особый тонкий звук, среднее между писком и легким смешком, шорох лап и еле заметный запах. Дама в церкви Скарбо пахла, как пахли его Зверьки. Мельхиор объяснил – это запах мускуса. Однажды он чуть не умер от ужаса, когда Зверьки, пришли в ночной дормиторий и прыгнули к нему на постель. Мальчик, спящий рядом, проснулся и услышал их Беседу. Потом вся схола дразнила Приблуду за то, что он во сне говорил с какими-то невидимыми крысами и даже пытался их спрятать. Сторож сдернул одеяло, но Зверьков не увидел, а ведь они лежали прямо перед ним, прижавшись к тюфяку, и – Джон мог поклясться в этом! – беззвучно хохотали, обнажив ряд острых мелких зубов. Да что там, просто покатывались со смеху. Джон сам чуть не расхохотался, глядя на эту картину. Выдрали тогда обоих, но зато стало ясно: никто, кроме него, не сможет их заметить. Они приходят только к нему. После Джон узнал, что говорить с ними можно молча и они непременно отзовутся. Жаль только, что они не могли помочь ему в схоле, но откуда, в самом деле, Зверькам знать грамоту. Джон беседовал с ними редко, потому что потом у него отчаянно болела голова и вообще было нехорошо, но Зверьки были единственные, кто любил его просто так. Они приходили к нему вместе, всегда бок о бок, похожие до последнего коготка, разница только в цвете плотной блестящей шерстки. Изредка один из Зверьков приближался к нему, но потом возвращался к братцу. Если к нему подходил Белый, это означало, что скоро случится что-нибудь хорошее. Белый подходил к нему раза три. Черный приблизился к Джону лишь однажды, и то не слишком близко. Через два дня он заболел, как не болел никогда больше, и инфирмарий с трудом вытащил его с того света. Джон не сердился на Черного, в конце концов, тот просто предупреждал, но Белый нравился ему куда больше. Когда Мельхиор внезапно вошел в комнату, он услышал, как Джон рассказывал Зверькам о том, что с ним случилось, и благодарил Белого. Его появление во дворе и вправду было ко благу.