Япония по контракту

Утром опять заехал Хидэо. Заметив её морковные волосы, он всплеснул руками и захохотал, а, насмеявшись вдоволь, посоветовал позвонить Намико. Намико приехала быстро, сразу поняла серьёзность случившегося и не засмеялась, а предложила пойти в магазин. В результате долгих переговоров с продавщицей, Намико предложили ей купить цветной лак, который поможет скрыть морковного цвета волосы. Намико выбрала самый светлый тон, который нашёлся в магазине, но её голова всё равно стала по-японски чёрной. На прощание Намико внимательно исследовала красный тюбик и покачала головой в сомнении.
— Это простой оттеночный шампунь! Выкрасить голову так радикально он не мог!
— Японскую не мог, а русскую запросто, — сказала Наташа.
Эта Наташа появилась очень вовремя. Попалась в тот момент, когда отчаяние уже готово было охватить несчастную красно-чёрную голову. В зеркальной витрине магазина вместе с жуткими волосами отразилась похожая на француженку тоненькая нарядная блондинка. Рассыпав мелочь, француженка охнула: "Господи!" И оказалась Наташей из Киева, своей, родной. Три из своих тридцати лет Наташа прожила с мужем-аспирантом и дочерью в Японии и успела узнать тут многое.
— Эта беда известна многим здешним светловолосым дамам, — утешила Наташа, — японские краски рассчитаны на чёрные и жёсткие японские волосы.
Наташа посоветовала чёрный лак выбросить и купить светлую краску. И научила — если в инструкции написано: держать двадцать минут, для наших мягких и светлых волос хватит двух. Наташина наука помогла, волосы были возвращены к более или менее исходному состоянию.
— Ах, как хорошо Вам помогла моя жена, — удовлетворённо сказал Хидэо, подъехав к её дому вечером.
Она не стала его разубеждать. И Намико, сидевшая вместе с мужем в машине, тоже промолчала.
— Я хотела бы приступить к работе уже завтра, — сурово заявила она Хидэо, обиженная его утренним смехом.
— Вы устроились так быстро? — удивились супруги Кобаяси.
И попросили позволения осмотреть её дом.
— Посмотри, как она стелит постель! Как вешает платья!
Для японцев этот вечер был полон открытий — они впервые видели, как живут русские. И всему изумлялись искренне, как дети.
— Вы приглашаете нас вместе поужинать? Вы сами готовите? Вы, профессор… Этот суп называется щи?
Щей здесь не знали. Зато знали пирожки. Только называли их странно, делая ударение на второй слог. Гости ели охотно, издавая традиционное японское мычание, означавшее восторг. Они были благодарные едоки, только съесть могли немного. После второго пирожка Хидэо откинулся на спинку стула.
— Я обжора! Больше не могу!
Она вышла на улицу проводить гостей. Соседский малыш глянул на неё и перестал сосать палец, замер, уцепившись за мамину юбку. Такую странную белую тётю он видел в первый раз. И девочка-подросток уставилась на неё, забыв о приличиях, не в силах отвести изумлённый взгляд. Япония с любопытством смотрела на неё. Она смотрела на Японию…
  
Глава II. УНИВЕРСИТЕТ
 
Вот причуда знатока!
На цветок без аромата
Опустился мотылёк.
Басё
Давайте познакомимся, бабушка!
Всё засыпал снег.
Одинокая старуха
В хижине лесной.
Басё
— Первый раз я сам отвезу Вас в университет, — предложил Хидэо. — Чтобы Вам не пришлось искать дорогу…
Ровно в восемь тридцать машина Хидэо подъехала к её дому. Вырвавшись из города, Тойота проскочила мост через горную расщелину, нырнула в лес и стала взбираться в гору. Университет, разрастаясь, свой новый, уже четвёртый по счёту городок построил в предгорьях — в центре ему не хватило места. Среди мартовских голых деревьев показались серые ряды унылых бетонных коробок — учебные корпуса. По шоссе неслись, не смешиваясь, два потока. Первый на мотоциклах, второй на автомобилях. Первый — в чёрных шлемах и толстых куртках, второй — в строгих костюмах и лёгких плащах. Первый, студенческий, ехал учиться, второй, преподавательский, ехал учить. Два потока и парковались отдельно — мотоциклы студентов и их немногочисленные машины останавливались под навесом в дальнем углу двора, преподаватели подъезжали к самому подъезду, занимая аккуратно расчерченные клеточки автостоянки. Пожилой сторож при появлении очередной профессорской машины вскакивал со стула и кланялся. Наивежливейшая улыбка вырывалась из-под марлевой повязки, укрывавшей его нос и рот. Преподавателей здесь уважали.
Дверцы машин открывались, выпуская сначала ноги в ослепительно начищенных новеньких ботинках. Потом показывался идеальный костюм с непременным синим отливом, ближе к горлу переходящий в белоснежную рубашку с тёмным галстуком и, наконец, голова, аккуратнейше постриженная и побритая. И непременно с озабоченным лицом. Далее являлся на свет дорогой портфель, туго набитый бумагами, а с ним нечто неожиданное — узелок, увязанный в пёстренький платочек.
— Это обед, — объяснил Хидэо, доставая из машины свой узелок. — Намико каждый день собирает мне коробочку. В столовую я не хожу, как и многие профессора. Нам некогда.
— Но зачем платочек?
— Такой платок мы, японцы, называем фу`росики, — строго поправил её Хидэо. — Узелок, увязанный в фуросики, это старинный японский обычай. Мы, японцы, чтим обычаи.
Строгие преподаватели в строгих костюмах гордо несли забавные узелки с торчащими весёленькими ушками, демонстрируя сразу две японские добродетели: верность японским традициям и японское трудолюбие, не оставляющее времени поесть в столовой. Наивежливейше кланяясь друг другу, преподаватели строгой цепочкой, излучающей достоинство, тянулись к дверям. Тут к ним присоединялся студенческий поток. Присоединялся, но не смешивался, резко выделяясь униформой. Футболка под выпущенной поверх джинсов клетчатой рубахой, кроссовки и длинные, постриженные в кружок волосы — студенты выглядели только так.
Стеклянная дверь открылась автоматически. Дешёвый вытертый линолеум, облупившаяся лестница, серые стены — государственные университеты во всём мире небогаты. Единственным украшением полутёмного коридора были большие окна, за которыми ярко синело море, и белели последним снегом горы. Немолодая уборщица, присев на корточки, оттирала едва заметные пятна на очень чистом полу. Её лицо скрывали опущенные поля панамки и марлевая маска. Маски — на уборщице, на стороже автостоянки — часть униформы университетского рабочего, призванная защищать от инфекций интеллектуальный персонал. Так подумала она. И улыбнулась — все новички, прибывшие в чужую страну, склонны возводить случайно замеченную деталь в ранг закономерности… По коридору шёл преподаватель, уже расставшийся со своим портфелем и узелком. И с ботинками. И даже с носками. На его босых ногах хлюпали пластмассовые шлёпанцы, не смущая хозяина несоответствием дорогому строгому костюму. В японском доме всегда ходят в шлёпанцах на босу ногу, а университет для служащего — дом родной.
Она разволновалась — не придётся ли и ей пойти по университету босиком? И тут же успокоилась. В коридоре показалась девушка в туфельках на каблуках. Женщинам, кажется, разрешались послабления.
Новые веяния не быстро доходят до островов — должно быть, им трудно перебираться по воде. Кризис науки в Японии, кажется, откладывался. Это на материке он бушевал, как зараза, поразив не только бывший Советский Союз, но и Америку с Европой. Японская же лаборатория встретила её спокойной устроенностью: компьютеры, дорогие приборы… У Хидэо была даже собственная библиотека — немалое собрание специальных книг и журналов.
— Это — Ваш кабинет! — Хидэо открыл ключом свежевыкрашенную серую дверь.
Новенький письменный стол из серого металла, новое серое кресло и серый металлический шкаф для одежды — о таком кабинете она мечтала всю жизнь. И ни разу в жизни его не имела. Заново отделанные стены… Она была первой гостьей новой лаборатории Кобаяси, значит, он приготовил кабинет специально для неё! Растроганная, она благодарила долго, горячо…