Лев Лангедока

– Боюсь, что так, – ответил Леон, усмехнувшись. – Может, целая стая пришлась бы тебе больше по вкусу, но смею тебя заверить, что и одного хватило с избытком!
– Мне нужна горячая вода, бинты, бренди и еще бутылка настойки на мать-и-мачехе, – обратилась Мариетта к Сесили, глаза у которой едва не вылезли из орбит. – И скорее, иначе может случиться заражение.
– Или любовь, – понизив голос, сказал Леону Рафаэль, поддерживая его на ступеньках лестницы, ведущей к спальне.
– Она проникла туда давно, как тебе хорошо известно.
Они улыбнулись друг другу – враждебность и ревность последних дней канули в забвение.
Герцог и Жанетта смотрели им вслед, потрясенные. Леон по-прежнему обнимал Мариетту, а она тем временем хозяйским тоном отдавала приказы Сесили, и в спальню Леона вошла вместе с ним как жена.
– Святая Мария! – прошептала Жанетта, до смерти напуганная происшествием с волком. – Что нам делать?
С этими словами она, подобрав юбки, поспешила подняться по лестнице следом за сыном и Мариеттой.
Красивое лицо герцога приобрело жесткое выражение. Он расстался с невестой Леона всего час назад, а где же, собственно, находился Леон? Он не поехал в Монпелье, как говорил, он носился по окрестностям с этой рыжей девчонкой, которая успела покорить сердце его сына Рафаэля.
Герцог повернулся и направился обратно в гостиную к своему бокалу с вином. Леон заслуживает истечь кровью до смерти за то, что он натворил. Он жестоко поступил с Элизой, с этим милым ангелом… Анри решил, что этого он не простит Леону никогда.
Рафаэль и Мариетта уже освободили Леона от оборванных куртки и рубашки, когда запыхавшаяся Жанетта вошла в комнату. Глянув на истерзанную грудь сына, она побледнела, и Рафаэлю показалось, что она вот-вот упадет в обморок.
– Прошу вас, присядьте в это кресло, мадам, – предложил он, поспешив подойти к матери и усаживая ее в кресло против ее воли. – Вам здесь делать нечего, Мариетта позаботится обо всем.
– Да.
Жанетта в оцепенении уставилась на картину, что висела перед ней на стене, но тут в комнату вошли Лили и Сесиль с горячей водой, бинтами, бренди и настойкой мать-и-мачехи – словом, со всем тем, что потребовала от них Мариетта. Теперь Жанетта пригляделась к выражению темных глаз Леона, который смотрел на лицо Мариетты, и невольно обратила внимание на то, с какой нежностью и осторожностью та омывает его раны. Леон поднял руку и погладил Мариетту по щеке, так, словно, кроме них двоих, никого в комнате не было.
У Жанетты даже голова заболела. Что произошло со вчерашнего дня, когда Леон едва обмолвился с Мариеттой парой слов? Почему Рафаэль, столь чувствительный в тех случаях, когда задевали его самолюбие, не проявляет никакого неудовольствия по поводу нескрываемой нежности между ее сыном и девушкой, на которой он собирался жениться? Это не просто нежность, поправила она себя, это любовь.
Раны были омыты, протерты бренди и обвязаны бинтами, смоченными в настое мать-и-мачехи. Леон выглядел не хуже, чем до схватки с волком. Более того, он выглядел лучше, чем в любой день после его возвращения домой. Теперь, когда Лили и Сесиль удалились, забрав с собой пустой таз и бутылки, рука Леона крепко сжимала руку Мариетты. Жанетта собралась с духом.
– Может, кто-нибудь соизволит сообщить мне, что происходит?
– С большим удовольствием, – отозвался Леон, не выпуская руку Мариетты из своей. – Мариетта станет моей женой.
Жанетта собрала все силы, чтобы уяснить для себя услышанное.
– Но как же Элиза… – только и смогла выговорить она.
– Я немедля отправлюсь в Лансер и сообщу ей о том, что свадьба отменяется. Не на Элизе я хотел жениться, то была лишь греза, мечта. И Элиза будет счастливее без меня.
– А Рафаэль?
Жанетта с беспомощным видом повернулась к Рафаэлю. Если они будут драться на дуэли, это убьет ее.
– Я ничего не потерял, мадам, поскольку не придавал этому особого значения. Мариетта ответила мне отказом, когда я сделал ей предложение. Мне трудно было в это поверить, отсюда и возникло обоюдное непонимание. Мариетта не обещала стать моей женой и не принимала мои ухаживания.
– Я понимаю.
Жанетта откинулась на спинку кресла. Вроде бы все к лучшему. Леон женится на Мариетте, которую она так полюбила и которая станет хозяйкой в Шатонне и родит сильных, здоровых детей. На Мариетте, которая продолжит обучать деревенских девушек плетению кружев, и это принесет благосостояние Шатонне. На Мариетте, которая любит ее сына всем сердцем, каждой частичкой своей души, как она, Жанетта, любила отца Леона.
– Вы не сердитесь? – запинаясь, спросила Мариетта, охваченная внезапным опасением.
– Благословляю тебя, дитя мое, – ответила на это Жанетта, и лицо ее просияло улыбкой. – Это самый счастливый день в моей жизни. – Она подошла к кровати и ласково обняла Мариетту.
– Боюсь, что я больше не могу разделять ваше общество, – сказал Рафаэль. – У меня назначена неотложная встреча в другом месте.
«Встреча с Селестой на дороге из Монпелье», – мог бы добавить он, однако не сделал этого. Как говорится, одна дверь закрылась, зато открывается другая, а Селеста отлично умеет кокетничать, когда ей предоставляется такая возможность. Кроме того, у нее были самые прелестные лодыжки на свете. Возможно, что, встретив ее на дороге к Шатонне, он сумеет случайно увидеть и ножки повыше лодыжек, хорошо бы такие же стройные. А троица в комнате едва ли пожалеет о его уходе.
Леон спустил ноги с кровати, с трудом подавив гримасу боли.
– Тебе нельзя ходить, – встревожилась Мариетта. – Надо полежать.
– Из-за нескольких царапин? – спросил он, и от его улыбки сердце Мариетты затрепетало. – Я много раз страдал куда сильнее.
– Рада, что не знала об этом, не то страдала бы тоже.
Медленным движением он взял ее лицо в ладони и поцеловал.
– Когда я вернусь, мы сможем вдоволь наговориться о нашей любви. До свидания, радость моя.
Он надел на себя нарядную рубашку с кружевными завязками и манжетами, обшитыми французским кружевом. Неприметно улыбнувшись, Мариетта решила про себя, что в будущем манжеты у него будут украшены венецианским кружевом.
Она глаз не сводила с графа, когда он выходил из комнаты, а потом спускался по лестнице.
– Я думаю, – заговорила Жанетта, подойдя к открытому окну и глядя на отъезжающего сына, – что сердце у Элизы не разобьется, напрасно Леон этого боится.
– Да, благодаря герцогу? – спросила Мариетта.
Жанетта с улыбкой подтвердила:
– Благодаря герцогу. Я считаю, что ему надо рассказать о происшедшем. Полагаю, он поскачет в Лансер при первой возможности, чтобы ублаготворить вновь свободную вдову Сент-Бев.
Никогда еще Леон так не спешил в Лансер. Он не хотел причинить боль Элизе; она была его первой любовью, и хотя любовь эта не имела под собой реальной основы, Леон тем не менее дорожил ею и питал к Элизе глубокую нежность. Но это чувство невозможно было сравнить с его всепоглощающей любовью к Мариетте. А Элизу он сделал бы несчастной женщиной, если б женился на ней. Слишком уж несходны у них натуры, с этим ничего нельзя поделать, как бы он ни старался.
Понимание этого придало ему смелости.
День выдался длинный, и уже надвигались сумерки, когда он галопом въехал в знакомый дворик с фонтанами. Он спешился и зашагал к входу в дом, но на пороге был встречен аббатом, лицо которого было весьма мрачным.
– Добрый вечер, монсеньор!
То был чересчур высокий титул для скромного седовласого священника, однако обычно он явно доставлял ему удовольствие. На сей раз доброе лицо аббата не смягчилось. Он приподнял руку, как бы преграждая Леону путь, и Леон тотчас замер на месте, ощутив спазм в желудке.
– В чем дело? Что случилось?
– Мадам Сент-Бев заболела, менее часа назад. Ваш друг герцог де Мальбре посетил ее, но после его ухода она пожаловалась на усталость и головную боль. Сейчас у нее жар и бред.
– Как у Нинетты Бриссак?