Лев Лангедока
– Не нужны мне ваши деньги! – прошипела Мариетта. – Я думала, что мы… – Она запнулась и густо покраснела.
– Я еду в Шатонне, чтобы вступить в брак, – достаточно резко заявил Леон.
Мариетта ошеломленно уставилась на него:
– В таком случае вам не следовало обращаться со мной как с распутной девкой!
– Господи помилуй, да ведь я всего лишь поцеловал вас! – возмущенно возразил Леон.
Тарелка с пирогом полетела ему в лицо.
– Ад и все дьяволы! – утратив всякую выдержку, заорал Леон и схватил Мариетту за руку, в то время как с его перемазанной пирогом физиономии шлепались ему на камзол куски начинки. – Не стоило избавлять тебя от костра!
Мариетта вцепилась ногтями ему в лицо, а хозяин постоялого двора прибежал на шум как раз в то время, когда Леон, силой уложив Мариетту поперек своего колена, награждал ее увесистыми шлепками. Хозяин заулыбался и, скрестив руки на груди, наблюдал за экзекуцией в полное свое удовольствие. Девчонка, без сомнения, заслужила взбучку. Она привела в плачевное состояние камзол своего спутника, употребив для этого не что иное, как яблочный пирог, и до крови исцарапала ему лицо.
– Вот тебе, – прорычал Леон, нанося очередной удар, – за то, что мне пришлось продираться сквозь заросли, чтобы вытащить тебя из них! А это… – рука его снова поднялась и опустилась под пронзительный вопль, – за то, что мне пришлось загнать свою лошадь до полусмерти! А это!… – Тут хозяин постоялого двора даже вздрогнул и поморщился. – За то, что меня чуть не задушил поганый охотник за ведьмами!
Леон отпустил Мариетту так резко и неожиданно, что она упала на пол, предоставив хозяину удовольствие взглянуть на ее длинные ноги и пышную грудь. Вскочив с пола, Мариетта ухватила кружку, полную пива, и выплеснула все пиво Леону в лицо, после чего кинулась к двери и выбежала на улицу.
– Черт побери! – выругался Леон, вытирая глаза от пивной пены.
Хозяин постоялого двора усмехнулся:
– Думаю, вам лучше избавиться от нее. Такой цвет волос, как у нее, всегда говорит о дрянном нраве.
Леон горячо согласился с этим замечанием, и хозяин принес еще одну кружку пива.
Леон, как сумел, очистил камзол от пирога и продолжил обед.
Мариетта оставила в комнате его плащ, а это значит, она разгуливает по улицам полуголой, выставляя напоказ кому угодно соблазны своего тела.
Леон усмехнулся.
Надо быть настоящим храбрецом, чтобы посягнуть на нее. Настоящая шлюха!
Впрочем, она даже не понимает значение этого слова.
Леону впервые пришло в голову, что Мариетта скорее всего девственница, и он передернул плечами. Его это не касается. От Мариетты лучше избавиться – она чересчур беспокойная спутница для человека, который собирается вступить в брак.
Хозяин поставил перед ним еще одну кружку с пивом и поспешил к двери, в которую уже с шумом входила еще одна группа гостей.
Было весьма сомнительно, что Леон узнал бы лицо этого человека при свете дня, однако огромный алмаз на одном из пальцев руки был узнаваем безошибочно.
– Подайте еду и выпивку, да поживей, – обратился к хозяину обладатель перстня, после чего заговорил с одним из своих спутников: – Она, конечно, здесь. Это самый ближайший город. Мы схватим ее еще до полуночи.
У него было красивое лицо. Светлые волосы тщательно причесаны, усы и острая бородка аккуратно подстрижены. Голубые глаза холодны как сталь.
Леон оставил нетронутым свое пиво и быстрым шагом вышел во двор.
– Месье даже не закончил обед, – донеслись до него слова слуги, но Леон не обернулся.
Он уже покинул двор и быстро зарысил по улице, заполненной говорливыми крестьянками и уличными торговцами. Никто из них не расположен был уступать ему дорогу. Прилавки были завалены красными яблоками, желтыми грушами, сливами, тыквами и букетами летних цветов. Владельцы хозяйств и пастухи толклись по улицам в поисках послеобеденных развлечений, то и дело преграждая Леону путь.
Ему было видно пламя ее рыжих волос, которое уносилось все дальше по неширокой улице, и Леон проклинал укутанных в шали женщин с полными корзинками в руках за то, что они мешают ему двигаться с должной скоростью. Казалось, каждая хозяйка в окрестностях именно теперь отправилась за покупками, а каждая кошка и каждый пес не находили ничего более приятного, чем сунуться под ноги его коню.
Терпение у него в конце концов лопнуло, и Леон ринулся вперед, осыпаемый руганью, так как с ходу опрокинул большую корзину, полную моркови, к великой радости ребятишек, которые с восторженными криками начали подбирать раскатившиеся по земле морковки.
Улица была такая узкая, что едва хватало места для одной его лошади. Мариетта вскрикнула и побежала быстрей. Столкнулась с каким-то ошарашенным разносчиком и сбила того с ног; окна в домах распахивались одно за другим, из них высовывались головы тех, кому было любопытно узнать, из-за чего поднялся такой шум.
– Отпусти меня! Отпусти! – закричала Мариетта, когда Леон догнал ее и схватил за развевающиеся на ветру волосы.
– Хотел бы молить Господа, чтобы я мог это сделать, – совершенно искренне произнес он, сойдя с лошади и прижав Мариетту к стене дома. – Но вы будете сопровождать меня до тех пор, пока мы не уедем как можно дальше от Эвре. Тогда я дам вам лошадь и снабжу деньгами. Я не желаю, чтобы ваша смерть была у меня на совести.
Он тесно прижался к ней, бурно дыша. Глаза у него пылали негодованием. Он рывком схватил Мариетту за руку, не обращая внимания на непристойные шуточки уличного разносчика.
– Они уже в харчевне. Ищут вас. Вы погибнете, если не уедете отсюда немедленно!
Мариетта не нуждалась в дальнейших уговорах. Леон втиснул ей в ладонь поводья Сарацина.
– Я отправляюсь за второй лошадью. Ждите меня здесь, где-нибудь на этой улице.
– А вдруг они явятся сюда, пока вас не будет?
Леон глянул на ее испуганное лицо и забыл о том, как она только что рвала на нем одежду, что она выставила его дураком прилюдно и что он дважды побывал на волосок от смерти опять-таки из-за нее.
– Не явятся! – отрезал он и, к своему и ее удивлению, крепко поцеловал ее в губы, после чего отправился решительным шагом за лошадью, бесцеремонно расталкивая почтенную публику.
Мариетта потрогала пальцем саднившие губы; сердце у нее сильно колотилось, но не от страха. Она вообще ничего не боялась бы, если бы Леон был с ней. Почему он ее поцеловал? Несколько минут назад он признался, что намерен жениться. Или поцелуй для него ничего не значит? Губы у нее все еще горели. И что-то не похоже, чтобы поцелуй для него не имел особого значения. Мариетта посмотрела вслед Леону – щеки у нее так и вспыхнули.
Леон ругал себя за глупость. К тому времени как он добрался до постоялого двора, он убедил себя, что поцеловал Мариетту только для того, чтобы успокоить, а для него самого поцелуй этот не имел никакого чувственного смысла. О нем и думать не стоило. Но он отбросил эти свои рассуждения подальше на задворки разума и сосредоточился на том, как бы поскорее забрать лошадь и увести со двора, пока никто не обратил внимания ни на него, ни на нее.
Народу на постоялом дворе было много, однако Леон сразу заметил светловолосого мужчину, который держал в одной руке куриную ногу, а в другой кружку с пивом. Поза его выражала явное нетерпение, видимо, он спешил продолжить свои поиски.
Леон щедро вознаградил парнишку-конюха за помощь и поспешил по многолюдным улицам обратно к Мариетте.
Сердце у нее радостно застучало, едва она увидела Леона. Он был такой красивый, такой широкоплечий и с такой небрежной грацией восседал на коне! Она тотчас уселась в седло Сарацина и поморщилась – сидеть было до боли неудобно. Ей вдруг пришло в голову, мог ли бы Леон отшлепать на людях ту свою девушку, на которой самым благородным образом собирался жениться? Вряд ли, решила Мариетта, ощутив при этом вспышку ревности.
Леон был слишком поглощен своими мыслями, чтобы обращать внимание на испытываемые Мариеттой физические неудобства. Человек, которого он увидел на постоялом дворе, не был обычным охотником за ведьмами. Если уж он пустился в погоню за Мариеттой, то он непременно ее продолжит. Но ради чего? Неужели ради удовольствия сжечь ее на костре? Вряд ли. Быть может, бабушка сообщила внучке секреты, которые имели особую ценность, но если это так, сейчас не время спрашивать об этом у Мариетты.