Сон Смерти (ЛП)

— Нет, серьезно — говорит Софи, глядя на мистера Фредриксона, который шагает по проходам. — Я наблюдала за тобой всё утро. Ты плаваешь по этой школе, как будто ты на самом деле не касаешься земли. Она держит обе руки перед собой. — Не горделиво, заносчиво, на самом деле, я не думаю, что ты вообще такая как все, я приятно удивлена, что ты... ну, ты знаешь кто. Просто ты так не похожа на всех остальных. Как будто ты в своём собственном параллельном измерении. Ты могла бы быть невидимой, и никто не заметил бы. Люди обычно не такие.
Я с этим не согласна.
— Они могут выглядеть странно.
Ладно, может быть, я не могу сейчас не согласиться.
— Чего ты от меня хочешь? — спрашиваю я, и я не знаю, как Софи слышит мои слова, когда я едва улавливаю их сама.
— Я хочу перестать сострадать тебе каждый раз, когда вижу тебя. Я знаю, что это звучит грубо, но серьёзно, мне не нравится видеть тебя и знать, что я могла бы быть такой, как ты, если бы у меня не было других сверхъестественных друзей, чтобы я не чувствовала себя одинокой. — Она отбрасывает свои тёмные кудри через плечо и говорит настолько мягким тоном, что он не может быть искренним: — Назови это эгоистичным, я думаю. Мне не нравится видеть, какой бы я могла быть.
— Со мной всё было в порядке, до того, как ты сюда приехала, — рычу я.
— Конечно. Ты так и выглядишь. И в любой день твои друзья вернутся с каникул, и твой парень справится со своими проблемами.
Что она думает, что она знает?
Словно услышав мои мысли, Софи продолжает:
— Я думаю, что у нас есть серьёзные различия в определении слов "всё в порядке".
Мистер Фредриксон стоит за Софи и прочищает горло.
— Мы говорим об искусстве, девочки?
Софи поворачивается к своему месту.
— Подумай об этом, хорошо? Ни один человек не остров и всё такое.
Когда звонит звонок, Софи покидает класс, прежде чем я успеваю собрать свои вещи. Думаю, мяч на моей стороне.
Я достаю свой пакет с обедом и отправляюсь в столовую, задаваясь вопросом, что из себя представляет Софи. Она не похожа на такого человека, которого я, разумеется, выбрала бы для друга, и у меня, честно говоря, не создается впечатления, что она тоже очень впечатлена мной. Это простой факт, что мы обе тайные личности и обладаем сверхъестественными силами, достаточно ли этого для дружбы?
Или есть что-то зловещее в этом действии? В конце концов, последний таинственный незнакомец, который поместил себя в мою сверхъестественную жизнь, оказался серийным убийцей, поэтому у меня есть послужной список, который следует принимать во внимание. Обманут единожды, позор тебе. Одурачен дважды — что ж. Я уже боюсь, что кровь четырёх невинных людей на моих руках. Одурачьте меня дважды, и я могла бы держать нож.
С другой стороны, если Софи думает о том, чтобы убить людей во сне, возможно, позволяя ей попасть в мою жизнь, означает поставить меня в положение остановить её.
А если это не она?
Я серьезно боюсь, что Софи не может быть убийцей? Наверняка нет. Конечно, я не настолько сумасшедшая.
Но я стою, словно камень, чувствуя поток толпы, когда она движется вокруг меня. Софи права. Даже когда люди обходят меня, они меня не видят. Я не хочу, чтобы она была права. Потому что тогда она может быть права относительно других вещей, о которых она сказала.
Так что удерживает меня? Я не думаю, что она собирается раскрыть мой секрет. И слишком поздно пытаться просто скрыть это. Даже если я ей не сказала, она знает. Какая разница, если я подтвержу её подозрения? Моё сердце кажется настолько пустым после встречи с Линденом, что всё о чём я могу думать, это то, насколько я не хочу проводить остаток дня, а тем более всю оставшуюся жизнь — чувствуя опустошённость.
Мне понадобилось несколько минут, чтобы найти Софи, но я, наконец, заметила, что она сидит за одним из круглых столов, одна. Она не похожа на девушку, что будет сидеть одна. Честно говоря, она кажется намного более похожей на девушку, в которой есть лёгкая грация и уравновешенность, и она привлекает друзей, как магнит. Я никогда не понимала такой естественной легкости; Я натыкалась на череду социальных препятствий с тех пор, как себя помню, и мои самые высокие надежды, как правило, просто проходят через день без бедствия — не говоря о социальных победах или реальных друзей.
Но Софи поняла обо мне то, что я не могу объяснить кому-либо ещё.
Даже Линдену.
Особенно не Линдену.
Я чешу нос и ругаю себя за то, что зацикливаюсь на нём; эта мысль сделает меня несчастной. Вместо этого я немного сжимаю кулаки и иду к столу Софи. Когда я приближаюсь, она смотрит и даёт мне ободряющую улыбку за секунду до того, как кто-то проходит между нами и ставит обеденный поднос на стол рядом с ней.
Я словно парализована, уверенность раскалывается.
Она вообще не улыбалась мне. Моё лицо краснеет, и единственная причина, по которой я не оборачиваюсь чтобы уйти — это то, что я примерзла к земле от унижения.
Софи потянулась и пожала руку девушки, но жестом ко мне наклоняет голову в сторону обращаясь несколькими словами к другой девушке. Понятно, какие-то извинения. Я едва удерживаю рот от удивления, когда девушка кивает, поднимает лоток, смотрит на меня и уходит. Софи хлопает рядом с собой и улыбаюсь.
Я стою как вкопанная.
Никто никогда не делал ничего подобного для меня. И в этот момент я понимаю, что Софи права. Я так привыкла к одиночеству — к тому, что меня не замечают — что я не знаю, что делать, когда кто-то действительно хочет, чтобы я присоединилась к нему. Внутри меня всё кричит, что я должна оглянуться через плечо, чтобы увидеть, кому на самом деле жестикулирует Софи.
Я думаю, возможно, мне это нужно. Нужно иметь связь с кем-то моего возраста. С кем-то вроде меня.
И хотя это ужасно, я протягиваю руку и хватаю её.
Передвигая одну ногу за другой, я чувствую себя совершенно незаметно, когда приближаюсь к столу Софи, и я чувствую, что побежала марафон к тому моменту, когда падаю на скамейку рядом с ней.
— Ну вот, — с иронией говорит Софи. — Это было не так сложно, не так ли?
— Ты даже не представляешь, — ворчу я больше своему обеду, чем Софи.
Она наклоняет голову вперед и назад.
— Я полагаю, так и было. Я должна отдать должное там, где это уместно. Отличная работа.
Мы едим молча в течение первых десяти минут, прежде чем я начну чувствовать себя спокойнее. Еда помогает. По крайней мере, сейчас я не напряжена и голодна.
— Так что же это было, на днях? — наконец нарушая тишину спрашивает Софи. Она колеблется, затем заворачивает мне руку. — Если ты не возражаешь, что я спрашиваю, конечно.
Я проглатываю ком в горле и кашляю, и, надо отдать ей должное, Софи довольно хорошо прячет свой взгляд.
— Я ... я не возражаю, что ты спрашиваешь меня, я просто не знаю, что ты имеешь в виду. — Надеюсь, я кажусь искренней. Она не это имеет в виду. Но я как бы не обращаю внимания на её просьбу. Это то, о чём я научилась никогда не спрашивать, никогда не рассказывать, и, конечно же, не за обедом в школьной столовой. И я до сих пор не поняла, как развеять мои подозрения.
Но я ловлю себя на мысли, что хочу; желаю найти повод действительно доверять ей, и я не могу решить, хорошо это или плохо.
— В пятницу, на уроке рисования. Что-то случилось в конце занятия, и это ... огромный взрыв энергии, что вырвался из тебя. — Взгляд на её лицо говорит о голоде, и это не о еде.
— Ох. Что. Это было, гм, видение. — Странно говорить об этом вслух. С кем-либо. Я даже не говорю Сиерре о видениях, с которыми я не сражаюсь.
— Просто очередное видение? Как, о будущем? — Она теперь опирается на стол в увлечённом внимании, и мне кажется, что я рассказываю ребёнку сказку на ночь.
— Ага.
Ещё одна длинная пауза.
— Они всегда такие?
— Какие?
— Так много энергии. Я имею в виду, что-то количество, что выходило из тебя, наполнили бы все мои резервы, одним выстрелом. — Она обнимает вокруг пальцами правой руки её тонкого левое запястье, кончики пальцев дублируются, в жест, который, как я подозреваю, в основном бессознателен.