Тиран моей мечты (СИ)
— Мамуся, ты завтра опять поздно придешь? — спросила Юля с грустью, моргая сонными глазами. Несмотря на то, что дочке всего три года, говорит она прекрасно, ни с одной буквой проблем нет. У меня было точно так же, по рассказам мамы. И Юля, как и я, уже потихоньку начинает читать.
«В нашу породу пошла, — говорит мама с гордостью. — Такая же умненькая!» Я даже не знаю, радоваться мне по этому поводу или огорчаться. Что мама, что я — матери- одиночки. Только она еще замуж успела выскочить за моего отца, а я даже не собиралась выходить за Олега. К тому моменту, как я узнала о своей беременности, я успела целиком и полностью разочароваться в нем. Олег был совершеннейшим прожигателем жизни.
Почему «был»? Разбился на своем мотоцикле через три месяца после рождения Юли, аккурат 1 января. Пьяный за руль сел и не вписался в поворот.
У дочки тогда часто болел живот, поэтому я даже не сразу осознала, что именно говорит мне мама. Когда несколько месяцев подряд почти не спишь, мозг становится вязким и вялым, вот и я… осознала, что Олега больше нет, только где-то через сутки.
Конечно, к тому времени я уже не была в него безумно влюблена, как когда-то, но мне все равно было очень плохо и грустно. Олег не был плохим — просто безответственным.
Безответственно сделал мне ребенка — впрочем, я виновата не меньше, — безответственно бросил институт, безответственно сел за руль после новогодних возлияний.
И все равно жаль. Трехмесячная Юля лишилась отца. Пусть беспечного дурака, но все же отца.
Я своего тоже лишилась, но не в столь крохтоном возрасте.
Мне было шесть, когда мама с папой развелись, и он окончательно и бесповоротно ушел к своей любовнице. Потом эмигрировал в Европу — и пропал. Последний раз он звонил мне по телефону, поздравляя с десятилетием, но с тех пор мы с мамой больше ничего о нем не слышали.
Так что… видимо, ум — это одно, а личное счастье — совсем другое. Мама, увы, так и не нашла своего мужчину, да и мне это вряд ли светит. Кому нужен чужой ребенок? Даже такой умненький.
— Я постараюсь пораньше, Юльчонок, — ответила я, ласково поглаживая дочку по голове. Малышка зевнула, показав жемчужно-белые зубки, и прошептала: — Постарайся, мамуся. Бабушка… Что «бабушка», я уже не узнала. Юля склонила голову и сладко засопела.
Я осторожно чмокнула дочку в щеку, получше подоткнула одеяло — чтобы нигде, не дай бог, не задувало, — и вышла из детской.
Как хорошо, что завтра четверг. Осталось всего два дня до выходных… Главное — дожить.
Мама пила на кухне чай с пряниками, а рядом на табуретке сидел Троглодит и смотрел на нее жадными глазами.
Троглодит — это наш кот. Черный, лохматый, с огромными зелеными глазами и порванными в боях ушами. Я притащила его домой десять лет назад, еще будучи подростком — спасла от двух бродячих собак, которые хотели им то ли пообедать, то ли просто перекусить. Ух, как мама вопила… Еще бы — совершенно черный, жутко грязный и блохастый кот у нас дома. Она хотела его выбросить, но я закатила истерику.
Троглодит же, будучи на редкость умной сволочью, забился под диван в самый угол, и сидел там до тех пор, пока мама не передумала.
О своем решении она, кстати, не пожалела. Кот наш действительно очень умный, умнее некоторых людей.
Единственный его недостаток — собственно троглодитость.
Сожрать наш домашний питомец может, наверное, даже целого слона — только дай. Но мы, конечно, не даем, следим за рационом. Поэтому он вечно голодный.
Вот и сейчас Троглодит, заслышав мои шаги, повернул голову, сверкнул зелеными глазищами и громко сказал: — Мяу! — Ты ему не верь, — меланхолично отозвалась мама, отхлебнув чаю из кружки. — Он полчаса назад ел.
— М-р-ряу! — возмутился Троглодит, но маму на «мряу» не возьмешь.
— Ел-ел, не притворяйся. Следующая порция только в шесть утра. Ночью есть вредно.
— Мыр, — уныло буркнул кот, косясь на пакет с пряниками.
Мол, а сама-то! — Согласна, — подтвердила мама. — Я козявка. Тин, ты чего застыла? Садись, поужинаешь.
— Да не хочу как-то, — вздохнула я, аккуратно садясь на табуретку так, чтобы не потревожить Троглодита. Он любит сидеть между ног или на коленках человека, который ест. Если повезет, ему тоже что-нибудь перепадает, но это бывает редко.
— Аппетита нет.
— Я тебе дам — нет аппетита, — нахмурилась мама. — Ешь, говорю! Там в сковородке картошка и две котлеты. Все чтобы съела.
Я вздохнула и погладила Троглодита по голове. Он эту самую голову поднял и посмотрел на меня с надеждой. Во взгляде его читалось: «Может, отдашь мне котлеты? Раз сама не хочешь!» Я не хотела, но мама права — надо поужинать. Вдруг на сытый желудок будет не настолько тошно? — Ладно, Тин, — сказала мама, явно пытаясь меня утешить, — скоро твой тиран тебя оценит. Вот увидишь.
Я даже хмыкать не стала. Чтобы Черный смог меня оценить, я должна делать что-нибудь ценное. Я же выполняю работу, для которой юридическое образование не обязательно, достаточно просто иметь на плечах голову с небольшим количеством мозга.
Увы, подобными достижениями Назара Миролюбовича не впечатлить.
— А ты не хочешь попробовать… м-м-м… одеться пособлазнительнее? — протянула вдруг мама, и я подавилась котлетой.
— Мам! — Ну а что? — она сделала невинные глаза. Прям как Троглодит, украдкой сожравший что-нибудь непозволительное.
— Ты у нас девушка симпатичная, свободная, а он мужчина молодой и неженатый.
Я запила котлету чаем и ответила: — Насчет молодого ты погорячилась. Ему тридцать… шесть, кажется. А «неженатый» и «свободный» при нынешних свободных нравах — не одно и то же.
— Ерунда, — отмахнулась мама. — Современная молодежь недооценивает штамп в паспорте.
Я улыбнулась. Да уж, только нам с мамой и рассуждать о роли штампа в паспорте среди современной молодежи. С нашим-то опытом семейной жизни.
— Надень завтра не костюм, а платье, — продолжала мечтать родительница. — Голубенькое то. Оно к твоим глазам подходит.
— Мама, — я не выдержала, — это платьице надо носить, когда на улице плюс двадцать, а еще лучше — тридцать градусов. А сейчас — плюс восемь.
— Красота требует жертв! — припечатала мама, и я решила не спорить. Спорить с ней бесполезно, только нервы себе трепать.
Я-то знаю, что Черный — не из тех мужиков, которые клюют на женские прелести. Правда, мама на подобное возражение заявила бы, что таких мужиков не бывает.
Бывает, еще как. И вообще он не мужик, а тиран.
Возможно, даже тираннозавр.
Утром следующего дня я еще успела немного потискать Юльку, а потом убежала на работу.
По моему скромному мнению, на работу надо ходить если не с удовольствием, то хотя бы без ненависти. Я же… буквально заставляла себя вставать с постели, одеваться, завтракать и тащиться в офис.
И я не уверена, что дело только в Черном. Он, конечно, тиран и деспот, но я ведь не все восемь часов с ним общаюсь. Бывали дни, когда я его вовсе не видела, а работу свою при этом ненавидела не меньше.
Увы, еще на втором курсе я поняла, что ошиблась с выбранной профессией. Под впечатлением от книжки «Гнев ангелов» Сидни Шелдона я, семнадцатилетняя дурочка- одиннадцатиклассница, решила стать юристом, а лучше даже адвокатом. В то время я еще не ведала, что книжки — это одно, а жизнь — совершенно другое. Мама меня, конечно, предупреждала, но упрямством я пошла в нее, поэтому не послушалась.
Училась я все равно хорошо, несмотря на общее разочарование, но вот работать по специальности больше не хотела. Наверное, многие вчерашние выпускники так — не зная, куда податься, или поддавшись очарованию мечты, поступают в институт, а потом думают: «Нет, это же совсем не мое!» Маме я так и не призналась. Сначала побоялась, а после было уже не до признаний. Она и без этого схватилась за голову, когда ее двадцатилетняя дочурка принесла в подоле.
— Такая же дура, как я, — вздохнула мама тогда. Но, к ее чести и моему облегчению, про аборт даже не заикнулась. Я бы на нее смертельно обиделась.