Снова любить…
– Но, Франческа, – шепчу я с придыханием, подражая героиням любовных романов, – я хочу, чтобы мой первый раз стал особенным!
И это наполовину правда. Или даже на шестьдесят процентов. Ладно, на шестьдесят девять. Точно. Просто… я всегда думала, что моим первым мужчиной станет Мэтт. Я начала о нем мечтать раньше, чем узнала, что такое любовь, а прошлым летом все решила окончательно. Тогда, на кухне, я увидела со стороны всю свою жизнь, представила, как буду помогать Мэтту собираться в колледж, как в последнюю ночь перед отъездом мы вдруг начнем страстно целоваться, упадем на кровать и…
Умерев, он забрал с собой все мои мечты. Парни? Отношения? Такие отношения? Теперь об этом даже думать больно. Стоит мне поцеловать кого-то другого, и волшебство рассеется, а вместе с ним исчезнут воспоминания о Мэтте, все, что я так бережно храню. Нет уж.
– Особенным? Ну-ну. – Фрэнки кидает в меня подушку с вышитыми золотом слонами. – Я же тебе говорила: в первый раз это совсем не приятно, больше похоже на репетицию. Репетицию с раздеванием. Я специально выбрала Йохана, потому что через неделю он уедет и мы больше не встретимся.
Выбрала… Думаю, если посмотреть слово «выбрать» в словаре, можно лишний раз убедиться, что оно совершенно не подходило к тому, как развивались их отношения. Лучше сразу перелистнуть на букву «П» – «преследовать». Фрэнки весь год доставала Марию, подружку Йохана, бросая в ее сторону злобные взгляды на уроках физкультуры, а еще целовалась с его приятелями на парковке, чтобы привлечь к себе внимание. Вот только он оказался крепким орешком и не спешил расставаться с девушкой и бросаться в объятия Фрэнки, что, конечно же, мою подругу ужасно злило. В итоге ровно за неделю до вечеринки Мария бросила его сама. Тогда Фрэнки, притворившись, что ничего об этом не знает, решила, что настал ее час, и вцепилась в Йохана, изображая пылкую влюбленность. Всего через полчаса они уединились в самом темном углу футбольного поля, а я осталась в одиночестве, окруженная толпой беснующихся подростков.
Прошло два месяца. Йохан вернулся в Германию и с тех пор не ответил ни на одно из многочисленных сообщений Фрэнки. Но это ничему ее не научило, и теперь она прицепилась ко мне, постоянно напоминая, что в предстоящей поездке мне непременно нужно избавиться от моего «булыжника». Фрэнки свято верит, что я должна преподнести свою девственность в дар богу летних каникул где-нибудь на побережье Тихого океана.
– Забудешь тут, – ворчу я. – Ты же болтаешь об этом каждые пять минут.
– Я подогреваю интерес! – Фрэнки встает и протягивает мне руку. – Хотя девственность – не самая большая проблема. Нам еще столько надо успеть до поездки! Все, а теперь пошли к тебе.
Глава 4
В МОЕЙ КОМНАТЕ ФРЭНКИ снимает на камеру содержимое шкафа и комментирует происходящее, подражая голосу диктора:
– В мире, где мечты о лете становятся былью, Анну и Фрэнки ждут лучшие летние каникулы на свете. С пляжами, шикарными бикини и парнями. Но зло не дремлет! И если эти умные девушки не придумают быстрый способ решить все проблемы, ЛЛКНС окажутся под угрозой. Ведь гардероб Анны – настоящая катастрофа!
Фрэнки свято верит в то, что одежда должна прикрывать как можно меньше тела, поэтому все ее летние (да и зимние) вещи просто созданы для пляжа. Она обожает миленькие топы на тонких бретельках, короткие юбки и сандалии на ремешках.
А вот моя мама считает иначе. Она охотится за скидками, придерживается консервативного взгляда на моду и судит мой гардероб со всей возможной строгостью. В нем нет ни одной милой вещи или короткой юбки и уж точно ничего на ремешках. На вешалках висит одежда, купленная за полцены на внесезонных распродажах или найденная среди завалов в переполненных магазинах, и мне каждый раз приходится пробираться сквозь толпы женщин среднего возраста, которые одержимы покупкой дешевого нижнего белья.
– Что ты предлагаешь? – уточняю я, перебирая футболки.
– Даже не знаю, с чего начать. – Фрэнки направляет на себя камеру и демонстративно пожимает плечами. – Давай разложим все на кровати.
Разбирать весь свой шкаф, конечно, не хочется, но я и не думаю спорить. Ведь если я сделаю, как просит Фрэнки, она обязательно улыбнется. Иногда я украдкой рассматриваю ее счастливое лицо и представляю прежнюю Фрэнки, мою лучшую подругу, которая устраивала пышные свадьбы для наших кукол и подкидывала мне тысячедолларовые купюры в «Монополии», чтобы помочь обставить Мэтта. После пережитого кошмара я почти перестала верить, что хоть когда-нибудь снова увижу ее такой. Мы обе изменились. И если бы я встретила Фрэнки сейчас, вряд ли захотела бы общаться. Но иногда я вижу знакомую улыбку и понимаю, что сделаю все, лишь бы продлить это мгновение, не дать подруге снова провалиться в молчаливое беспамятство, в котором она прожила последний год.
Ради этого я готова избегать серьезных тем, бесконечно болтать о шмотках, парнях и диетических молочных коктейлях.
– Ликвидация гардероба Анны Райли. Первый дубль.
Под прицелом камеры я достаю из шкафа охапки вещей и бросаю их на кровать. Благодаря частым набегам на гардероб Фрэнки в моем арсенале присутствует парочка неплохих комплектов, но большинство такой одежды я прячу в самую глубь шкафа, где она пылится и ждет своего часа.
– О боже, Анна, что это? – Фрэнки убирает камеру и берет мои старые джинсы большим и указательным пальцами, будто боится заразиться страшной болезнью.
– Остались со времен средней школы. С ними связаны приятные воспоминания.
– О чем вообще могут напоминать джинсы с молниями на щиколотках? А это еще что такое? Какая-то тряпка.
Я с ужасом смотрю, как Фрэнки достает из пакета майку. Ту самую, которую я храню с прошлого года в углу шкафа, за коробками с обувью. Белая ткань покрыта фиолетовыми разводами – поблекшей и засохшей глазурью с торта. Я так и не постирала ее после дня рождения. Сначала мне просто хотелось сохранить воспоминания о том вечере и обо всем, что за ним последовало. А после смерти Мэтта я даже трогать ее лишний раз боялась.
– Выбросить, – выносит вердикт Фрэнки, собираясь положить майку в соответствующую кучку вещей.
– Нет! – Я подскакиваю и резко вырываю кусок белой ткани у нее из рук.
Это единственное вещественное напоминание о том вечере, когда мы с Мэттом сблизились. Я едва сдерживаю слезы.
– Анна, да что с тобой такое? Это же обычная белая майка. Такую можно купить за пять баксов.
Не волнуйся. Это наш секрет.
– Извини.
Странно, но Фрэнки не узнает эту вещь. Я провожу пальцем по засохшему пятну глазури на лямке, и на мгновение перед глазами, словно кадры из фильма в быстрой перемотке, проносится наше сражение тортом. «Не стоит оплакивать испачканную глазурью футболку», – говорю себе я.
– Мне она нравится.
– Да почему? – удивляется Фрэнки.
«Расскажи ей».
– Это… это просто… – Я закусываю губу.
«Расскажи!»
– Анна? Что с тобой?
Да ничего особенного. Просто эта майка была на мне в тот момент, когда твой брат меня поцеловал и попросил ничего тебе об этом не говорить. А еще я целую вечность была в него влюблена. Ты бы обо всем узнала в Калифорнии, и мы стали бы таким счастливыми. Знаешь, я до сих пор пишу ему письма в том дневнике, но не получаю ответа, ведь он умер. Ты спрашиваешь, что со мной? Да ничего особенного!
– Анна? – Фрэнки окидывает меня знакомым взглядом исподлобья.
– А? Извини. Все нормально. Я в порядке. Потом выброшу эту майку. Давай продолжим. – Сглатываю, засовываю майку обратно в шкаф, за коробки с обувью, и вытаскиваю крошечные шлепанцы со Снупи. – У тебя тоже такие были, помнишь? Мы их носили в третьем классе.
– Анна, у нас все вещи были одинаковыми. А вот это… – она обводит рукой гору одежды, – как ты любишь говорить, настоящий Гейдельберг [4] мира моды. Не понимаю, как такое могло произойти.